— Не знаю, как тебя благодарить за все, что ты сделала. — Уильям уставился на свои руки.
— Не стоит.
— Я эгоист. Не попросил тебя больше не приходить, потому что мне было хорошо с тобой. Но вот я выписываюсь, и ты избавляешься от всех хлопот. Пожалуйста, учти это. У меня есть лекарства… — Уильям чуть заметно усмехнулся, — и моя мантра. Постараюсь быть полезным Арашу. — Он помолчал. — Все вы были очень заботливы ко мне. Я не хочу злоупотреблять вашей добротой.
Слова эти угодили ей в самое сердце, словно оно и было целью Уильяма. Рассудком Сильвия понимала, что все правильно — ему гораздо лучше, и она вольна идти на все четыре стороны. Но ее ожгло острым, точно боль, осознанием, что она не хочет и, наверное, не сможет этого сделать. Это и был ее главный секрет, которым она не могла ни с кем не поделиться. Защипало глаза, Сильвия испугалась, что расплачется.
— Ты знаешь, что всю ту ночь я искала тебя вместе с Кентом и ребятами? — спросила она.
Уильям сощурился, будто свет резал ему глаза.
— Да, Кент рассказал.
«Зачем я об этом говорю?» — подумала Сильвия, а вслух сказала:
— Когда тебя достали из воды, ты был как мертвый. — Перед глазами опять возникла картина: усталые высокие парни несут безвольное тело. — Я не знала, что мне делать, но хотела чем-нибудь помочь. И я держала твою руку, пока тебя несли в «скорую». Не выпускала ее до самой больницы.
Уильям ответил не сразу.
— Я этого не знал. Почти не помню тот день. Прости, что тебе пришлось пережить такое. Наверное, это очень страшно.
Ночами Сильвия вновь и вновь вспоминала, как Кент ее подозвал и она побежала к нему, увязая в песке. Вспоминала панику и горе, раздиравшие грудь при мысли, что Уильяма больше нет. Вспоминала его ледяную руку. Она не хотела оставлять его в одиночестве даже мертвого. И еще никогда не была так одинока сама.
Сильвия услышала свой голос, произнесший:
— Можно я возьму твою руку? Всего на секунду.
Уильям пересек комнату, остановился перед ней. Протянул раскрытую ладонь. Кожа была теплая и мягкая, совсем иная, чем в тот день. Сильвию затопила волна самых разных чувств. Казалось, внутри нее кто-то крутит шкалу радиоприемника, включенного на полную громкость. «Я тебя люблю», — мысленно произнесла она, и слова эти, от которых теперь было нельзя отпереться, породили отчаяние, смешанное с глубинной радостью. Уильям был ее единственным. Ее сердцем. Он изменил в ней все молекулы до единой. Сильвия всегда знала, что любовь придет к ней с мощью цунами. Она мечтала о ней, еще когда была маленькой девочкой, и вот мечта сбылась. Но она не знала, что любовь эта окажется невозможной, безвыходной и невыразимой, потому что он женат на ее сестре.
«Так, — подумала она, — у меня проблемы». И рассмеялась от этой мысли.
— Ты в порядке? — спросил Уильям.
— Я в порядке, — ответила Сильвия, она не хотела его волновать.
Они держались за руки, пока из коридора не донесся шум, и тогда они отступили друг от друга.
Взбудораженный Кент влетел в палату, словно готовясь праздновать победу в решающем матче.
— На волю! — крикнул он и стиснул Уильяма в объятьях.
Обычно посетителей пропускали по одному, но Уильям выписывался, и правило это не работало.
Следом появился Араш, глянул на Кента и сказал:
— Дурачишься, как всегда, — и ухмыльнулся.
Уильям пробовал что-то сказать, но только беззвучно разевал рот и тряс головой. Поняв, что друг хочет сказать «спасибо», а то и «я люблю тебя», но не может произнести эти слова, потому что расплачется, Кент хлопнул его по спине, и четыре человека в комнате просто улыбнулись друг другу.
Когда часом позже компания покидала больницу, ладонь Сильвии еще хранила память о руке, которую недавно держала. Прогноз предсказывал, что нынче вечером серое ноябрьское небо просыплется первым снегом. Под пологом голых ветвей шагая к машине Кента, Сильвия думала о том, что записала прошлой ночью. Она не старалась изложить историю семьи в хронологическом порядке, но воспоминания набегали одно за другим, точно волны. Вчера вспомнился случай, когда злобная брехливая собачонка миссис Чеккони загнала восьмилетнюю Эмелин на дерево. Собаку уняли, но Эмелин отказалась спуститься на землю. Стоя под деревом, Джулия, Сильвия и Цецилия безуспешно пытались приманить ее вкусным и обещанием заплести ей косы, которые она любила теребить. «Без тебя я умру», — пригрозила Цецилия. «Глупости, мы не сможем жить друг без друга», — сказала Джулия. Позвали Розу, та раскричалась, приказывая засранке немедля слезть. «Нет уж, спасибо. — Эмелин крепче ухватилась за ветку. — Отсюда прекрасный вид. Не слезу». Собрались соседские дети, желая знать, чем все закончится. У Сильвии ныла шея от долгого стояния с запрокинутой головой. Цецилия заплакала, Эмелин присоединилась к ней, но она будто приросла к дереву и уже была не в силах покинуть свой насест. Смеркалось, сестры уже не верили, что когда-нибудь воссоединятся. Вернулся с работы Чарли, в белой рубашке и галстуке, и, не переодевшись, присоединился к толпе. Он не проронил ни слова. Только направил на дочь взгляд, подобный лучу прожектора, несущему любовь. Эмелин молча спустилась к нему в руки.
Сильвия старалась не думать о том, какой будет ее жизнь после выписки Уильяма из больницы. Она прятала голову в песок, но, входя в палату, знала, что ее место здесь. Сперва она полагала, что после выздоровления Уильяма станет собою прежней. Но теперь ей казалось, будто она вместе с маленькой Эмелин сидит на дереве и не хочет спуститься. Прошлая жизнь была далекой, словно земля под деревом. Там остались Эрни с его ямочкой на подбородке и жизнерадостным лицом, единственный маршрут от квартиры до библиотеки и сослуживицы, обсуждающие ушлых начальников, погоду и планы на выходные. Но оттуда не бил луч прожектора, потому что там не было Чарли и там не было Джулии. Кризис миновал, с Уильямом она будет видеться редко или не встречаться вовсе, потому что это опасно — можно не совладать со своими чувствами и взять его за руку. Сильвия жалась к сестре и крепче хваталась за ветку. Было свыше сил спуститься на горестную одинокую землю, где сестры, убежденные, что умрут друг без друга, разошлись в разные стороны.
УильямНоябрь — декабрь 1983
Уильяму казалось, что теперь он живет подобно завязавшему алкоголику, что осторожно пробирается через каждый день. Свое тело он ощущал как новую обитель, которая может рухнуть от малейшего недосмотра. По утрам он делал отжимания (поначалу всего пять раз) и давно забытые упражнения для колена, некогда предписанные врачом. Колено потешно хрустело, будто жалуясь, что его заставляют сгибаться. Но Уильям, нацеленный на полное восстановление, занимался упорно, не пропуская ни дня.
— Вот приеду, и будем с тобой бегать, — сказал Кент в телефонном разговоре. — Ты должен быть в форме.
Уильям кивнул, сидя в комнате, обстановку которой составляли кровать и кушетка. Стены эти повидали изрядно относительно взрослых личностей, чьи маленькие жизни легко вмещались в тесную квартирку и обязанностью которых было включить сигнал тревоги в случае пожара, дабы студенты покинули общежитие. «Так, еще один после развода», — сказал старик-вахтер, вручая Уильяму ключ и как будто ведя учет причин, по которым бедолаги занимают должность коменданта. «Вообще-то я из психушки», — хотел ошарашить его Уильям, но не стал — чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше.
— Я согласен бегать, только не возле озера, — сказал Уильям. Он понимал, что условие излишне, Кент, конечно, держался бы подальше от воды, но хотелось четко заявить о своем нежелании. Прежде он все время поступал против своей воли и так преуспел в подавлении собственных предпочтений, что уже и сам не мог их определить. А потому заявление о том, чего он не хочет, выглядело шагом вперед.
Уильям прибегнул к этой же тактике, когда Цецилия принесла ему портрет Алисы. Осмотрев крохотное жилище — спальню и кухонный закуток, — Цецилия сочла его приемлемым.
— Даже есть книжная полка, но не мешало бы освежить покраску, — сказала она. — Вижу, Сильвия снабдила тебя книгами.
Верно, все книги были в пластиковых обложках и с библиотечным штампом: беллетристика, поэзия и научно-популярная литература, посвященная баскетболу — история этого спорта и биографии игроков.
— Только не шали, Из, — предупредила Цецилия кудрявую годовалую дочку, сосредоточенно осматривавшую незнакомое место.
Казалось, девочка осваивает новое пространство: заглянула под кровать, потрогала кран в ванной. До того как Уильям попал в больницу, Иззи была младенцем, которого носили на руках, а сейчас он с изумлением смотрел на независимого маленького человека, изучавшего его жилище.
— Сильвия спишет эти книги, когда подойдет срок возврата, — сказал Уильям. — Я-то убеждал ее не делать этого, но… — Он пожал плечами.
Честно говоря, Уильям был рад, что сейчас рядом с ним не Сильвия, а ее сестра. С Цецилией ему было проще. Она всегда относилась к нему ровно, и его отношение к ней не изменилось. С Сильвией было иначе. Он как будто подсматривал за ней в щелку, и тут вдруг дверь распахнулась настежь. Уильям сам не понимал, почему так много думает о Сильвии и почему наедине с ней покрывается мурашками. Она приходила часто, и всякий раз его будто пронзало током.
Наверное, все это объяснялось тем, что Сильвия была рядом с ним в самые тяжелые дни. Она сидела возле его кровати, общалась с врачом. Узнала его секреты. Уильям растерялся, когда, очнувшись на больничной койке, увидел Сильвию, но и она, похоже, была в растерянности. Видимо, в тот смутный момент все и началось. Она безоговорочно приняла его даже разбухшим от озерной воды. Это удивляло и продолжало удивлять. За всю его жизнь никто, кроме Кента, не принимал его таким, какой есть, а Сильвия приняла его в том растерзанном виде, когда он мало походил на человека.
— Кухня так себе. — Цецилия нахмурилась, оглядывая раковину, мини-холодильник и плитку. — Даже не знаю, что тут можно сделать.