К ноябрю истощение нервной системы стало таким, что одна простуда следовала у меня за другой. Таня звонила несколько раз. Приглашала на седьмое к ним.
- Алька, мы так давно не собирались. Приезжай.
- Таня! Я опять простудилась. Температура. Куда мне ехать? А тетю Нину с Ванечкой одних не пущу.
- Ну, Аля!
- Танюш, мне болеть нельзя. Больничный не полностью оплачивается. Лучше дома отсижусь.
- Ну, как знаешь, - обижалась она.
А через день звонила снова. Олег не встревал. Чувствовал: что-то неладное происходит. А что? - понять не мог. Осторожно присматривался к ситуации. Лучшего друга у меня никогда не было. Если не считать, конечно, Вальку Прохорова. Он неожиданно тоже оказался на высоте. Охранял меня от звонков Романа, как цепной пес. Я только раз ему и намекнула. Туманного намека оказалось вполне достаточно. С того момента меня для Романа никогда не было на месте. То я взяла отгул, то у нас совещание, то я на приеме у начальника, то просто... в туалете. Валька сам с ним разговаривал. Изощрялся, как мог. Иногда мне становилось нестерпимо любопытно, что Валька изобретет сегодня? Роман периодически пытался отловить меня на улице. Но мне везло. Всегда удавалось ускользнуть. Я опять изменила маршрут, по которому ездила домой. Теперь мой путь обязательно пролегал мимо клиники. Жаль, Мишку увидеть больше не удалось. "Ниву" его видела каждый раз. Его самого - нет. Он, вероятно, восстановился на работе. Может, мне придумать себе какую-нибудь поганую болезнь и лечь в клинику? К нему в палату? Пусть лечит. Я сама пугалась своих мыслей. И ничего ровным счетом не предпринимала. Сразу после седьмого - обещала сама себе.
* * *
Седьмое ноября мы отмечали дома. Без выпивки. Тетя Нина сердилась.
- Вот увидишь, Александра, теперь сахар исчезнет. Все самогон гнать начнут.
Мы сидели за накрытым столом и смотрели по телевизору праздничный концерт. Ванечка вилкой пытался сделать огромному яблоку глаза и рот. Яблоко не поддавалось. Я отобрала у сына вилку.
- И что? - поинтересовалась у тети Нины. - Какой он, самогон-то? Пить можно?
- Да сивуха сивухой, - вздохнула тетка. - А на водку ... бабы в очереди говорили: талоны.
- Ну, мы с тобой водку раз в год пьем. И то на кладбище. Подумаешь! Будем там не водку пить, а самогон. Нам и нужно-то по пятьдесят грамм.
- Ох, Александра, - покачала головой тетя Нина.
В дверь позвонили.
- Вроде, Олег, - удивилась тетка. Она почти всех знакомых определяла по звонкам. И что интересно, с поразительной точностью. Ошибалась крайне редко.
- Чего это он? Уже поздновато.
Я пожала плечами. Мне-то откуда знать?
- Пойди, Александра, открой.
Смотри ты, действительно Олег. Всклокоченный. Глаза бешенные. Летел что ли всю дорогу?
- Привет, Олежка!
Он не поздоровался. Перевел дух и хрипло сказал:
- Быстро собирайся. Он у нас. Вернулся.
Я даже не стала делать вид, будто не понимаю, о чем речь.
- Он давно вернулся. Еще летом.
- Не понял... - Олег переступил порог.
- А чего тут не понимать?
Я села на калошницу и стала рассматривать молнию на его куртке.
- Откуда ты знаешь? - он присел рядом со мной на корточки. Заглянул в глаза. Вышла тетя Нина. Он кивнул ей.
- Не все ли равно?
- Совсем сбрендила?! - Олег тряхнул меня за плечо. - Ты думаешь бороться или нет?
- Зачем? - безразлично спросила я.
- Да ведь он любит тебя! - Олег уже тряс меня, как грушу. - От вашей с Ванькой фотографии сейчас полчаса не отходил. Боюсь, сопрет, пока меня нет.
- Это какая же фотография? - встряла тетя Нина.
- С Шурочкиного дня рождения, - пояснил он, не оборачиваясь. - Слышишь, Аля? Он только о тебе и спросил, когда пришел. Больше ничего не спрашивал. Мы пока ничего и не сказали ему. Ни о тебе, ни о Ваньке.
- А ну, вставай! - вдруг гаркнула на меня тетя Нина.
Я опешила. И встала ...
- Ты чего? - пролепетала ей, не на шутку испугавшись. Тетя Нина сама на себя не походила.
- Собирайся и иди, куда сказано!
- Не пойду! - я упрямо сжала губы. - Я простужена. У меня температура. Если ему будет нужно, он сам придет. А я не пойду.
Тетка размахнулась. И как даст мне. Крепкой натруженной ладонью. Изо всей силы. По щеке.
- Ты что? - ойкнула я, схватившись за щеку.
- Ваньку без отца оставила, дрянь! - загремела тетка. - Собирайся и иди. И без мужа не возвращайся!
- Зачем вы так, теть Нин? - вполголоса растеряно спросил Олег.
- А как с ней еще прикажешь разговаривать? - огрызнулась тетка. - И жить без него не может, и мириться не желает. Ее ведь и трактором не сдвинешь. У-у ... Ослица упрямая!
Она снова замахнулась. Я быстро спряталась за Олега, и, заикаясь, сказала:
- Хорошо, хорошо. Я уже иду. Ты только не волнуйся.
Ванечка выскочил в прихожую. Разобраться в происходящем не мог. Смотрел на нас широко раскрытыми глазенками. Того и гляди, заплачет.
- Иди, иди, Ванечка! - подтолкнула его в комнату тетя Нина. - Иди, голубчик. Мама скоро придет.
Я спешно натягивала сапоги, пальто, все еще прячась у Олега за спиной. По теткиному лицу поняла, дальнейшее ее поведение непредсказуемо. Продолжая прикрываться Олегом, выскочила на лестницу.
- Ну и ну! - только и сказал Олег, беря меня на улице под руку.
Уже на автобусной остановке сказал:
- Щека болит? Снег приложи.
Я кивнула. Щека горела, как от ожога. Но комментировать случившееся не хотелось. Думала о другом. О Рыжем думала.
* * *
Олег включил в прихожей свет. Взглянул на вешалку.
- Он еще здесь. Ты раздевайся. Не торопись. Я обстановку прощупаю.
Скинул куртку и, не снимая ботинок, прошел в комнату. Оттуда доносился неясный гул, звон посуды, смех. Я расстегнула пальто. На какое-то мгновение все вдруг поплыло перед глазами. Я боюсь? Ерунда. Я ничего не боюсь. Стянула шарф и сняла шапку. Вдруг совсем рядом знакомый голос бухающими басами произнес:
- Нет. Я уж поеду. Мать ждет.
Я обмерла, привалившись спиной к стене. В прихожую вышел Мишка.
Мамочка моя! Четыре года ... Четыре года ... я не видела его. Целую вечность. Четыре года мечтала встретиться ... Взглянуть в глаза ... Сказать ... Вот сказать-то ничего и не получилось. Только всхлип какой-то в груди вместо слов.
Он насмешливо смотрел на меня. Взгляд жесткий, чужой.
- А-а ... Это ты ... - протянул. - Ну, привет, любимая.
Чужой. Совсем чужой. Глаза - ледяные. Смешинок и в помине нет. И вовсе он не такой огромный, каким помнился. Или усох? На африканском солнышке?
- Зачем пришла? - неприязненно спросил он. Прищурившись, оглядел меня с ног до головы. Задержался взглядом на моем левом виске.
- На тебя посмотреть, - медленно ответила я, рассматривая его. Он спокойно ждал, пока я насмотрюсь. Прибарахлился. Выглядел пижоном в заграничных шмотках, но еще более чужим.
- Ну, посмотрела? - Рыжий был настроен враждебно.
- Посмотрела. Теперь поговорить хочу... - мне пришлось выдавливать из себя слова. Сами они никак не шли.
- Хм... Ну, давай!
Сказать ему? А что? Что четыре года меня без него просто не было? Что подушка моя не просыхает? Что в страшных снах он мне снится без передышки? Что мерещится мне за каждым углом? Как об этом скажешь? А он еще и слушать не захочет. Зря я сюда прибежала ...
- Пойдем на лестницу, - сухо предложил Мишка. - Там тебя кроме меня никто слушать не будет. Здесь любопытных слишком много.
Мы вышли на лестницу. Он тут же привалился спиной к стене. Скрестил руки на груди.
- Я слушаю.
Точно врач на приеме. Это он нарочно. Как же! Специально так поступает - меня унизить. А для меня все годы без него были сплошным унижением. И сильней унизить меня уже нельзя.
- Пойдем домой, Рыжий! - тихо попросила я и заглянула ему в лицо.
- Куда? - опешил он.
- Домой, - потерянно повторила я. - Нас там сын ждет.
- Хм ... сын, - усмехнулся он. - Чей?
- Наш, - я отвернулась, чтобы Мишка не мог увидеть слезы в моих глазах.
- Когда это мы с тобой успели? - он откровенно издевался. - Наверное, когда я в Африке был?
- Я уже беременной была, когда ты ушел. Только сказать тебе не успела.
- Давай, давай, ври больше ...
Рыжий достал из кармана роскошного пиджака импортные сигареты, зажигалку. Закурил сам и предложил мне. Джентльмен!
- Я не вру, - взяла у него сигарету и механически смяла ее. - Не веришь? Спроси у Олега. У сына даже веснушки, как у тебя. Пойдем домой, а?
- Ты кое-что сказала в свое время моей матери. Забыла? Ну, так я тебе напомню. "Передайте ему, что меня для него нет, и не будет в ближайшие пять лет", - процитировал он, сильно затягиваясь.
- И что? - не поняла я.
- А то, что пять лет еще не прошли. Годик всего остался. Потерпи чуть-чуть. Через год встретимся и поговорим.
- Понятно, - я смахнула рукой слезы. И зачем я у него в ногах ползаю? Доставила ему удовольствие и хватит. Стала спускаться по лестнице вниз. По дороге обернулась и крикнула ему:
- Тогда вообще не приходи! Совсем. Без тебя с сыном обойдемся! Слышишь?
Вышла из подъезда и пошла, куда ноги понесли. Пальто нараспашку, шапка и шарф в руке. Шел густой снег. Мелкий. Колючий. И ветер дул. А мне почему-то не было холодно.
- Эй, Василек!
Я обернулась с тайной надеждой готовая броситься к нему. Он стоял у подъезда. Без верхней одежды. Ведь простудится так после своей Африки!
- Троллейбусная остановка в другой стороне, - крикнул он и махнул рукой, указывая направление.
Не все ли равно, где остановка? Ему-то какое дело? Он теперь совсем чужой мне человек. Я отвернулась и быстро пошла прочь.