Судья, чья седая борода казалась высеченной из того же камня, что и арена, торжественно поднял резной посох. Его голос, подобный подземному гулу, разнёсся по площади:
— Внемлите, участники! Последний дар милости предлагаю — есть ли мудрость в ваших сердцах, чтобы избежать кровопролития?
Аристократ из клана Рунирдов презрительно изогнул губы, его взгляд скользнул поверх головы противника, будто того и вовсе не существовало:
— Этот жалкий отброс ответит за все свои прегрешения. Сегодня я омою честь моего рода его ничтожной кровью.
С эффектным разворотом, от которого плащ с родовыми символами взметнулся, как боевое знамя, он занял позицию у западной отметки, демонстративно повернувшись спиной к сопернику.
Бренор на это только молча пожал плечами. Движения юного рудокопа были размеренны и точны, когда он извлёк меч из ножен. Сталь запела тихим, почти музыкальным звоном, будто предвкушая предстоящую кровавую симфонию. Не удостоив оппонента даже взглядом, он вернулся к своей отметке — его боевая стойка, полная сдержанной мощи, говорила о многом без лишних слов. Но только опытные бойцы, находившиеся на площади, видели, что гном юн и не умел.
Судья тяжело вздохнул, и его посох с глухим стуком ударил о каменные плиты:
— Коль примирение отвергнуто, объявляю поединок до последнего вздоха. Двое вступили в круг — лишь один покинет его. Да осудит нечестного "Великий Наковаль" по правде и справедливости.
Факелы вокруг арены вспыхнули ярче, будто сама стихия огня затаила дыхание в ожидании кровавого зрелища. В толпе, где смешались знатные и простолюдины, даже дети замерли — все понимали, что станут свидетелями не просто поединка, а столкновения двух непримиримых миров: спесивой аристократии и закалённой в испытаниях воли простого рудокопа.
— Начинаем! — громовой раскат судейского голоса разрезал напряжённую тишину.
Толпа замерла, когда судья опустил посох. Маг земли не стал терять времени — его руки взметнулись в сложном жесте, а следом прозвучало заклинание, и земля под ногами противника вздыбилась. Из каменных плит вырвались острые шипы, но проворный горец, хоть и не искушённый в сотнях сражений, успел метнуться в сторону с удивительной ловкостью.
Трижды земля пыталась пронзить его, трижды он ускользал с проворством горного козла, вызывая в толпе восхищённые возгласы.
— Продолжай бегать, крыса! — усмехнулся маг, сжимая кулаки в новом заклинательном жесте.
Площадка содрогнулась, и сеть трещин побежала по камням, пытаясь поглотить неуловимого противника. Когда тот прыгнул на последний уцелевший островок, аристократ резко взметнул руки вверх — и земля под ногами горца обрушилась, каменные щупальца сомкнулись на его теле по пояс, вырвав у него стон боли.
Аристократ медленно приближался, его голос звучал как скрежет камней:
— Неужели жалкий червь возомнил, что может противостоять повелителю земных недр?
Отвечать какой-либо колкостью не было ни сил, ни желания.
Вокруг знатного гнома кружили массивные глыбы, послушные малейшему движению его пальцев, словно верные псы, жаждущие кровавой добычи. Камни перемалывали друг друга, создавая зловещий скрежет, предвещающий мучительную кончину.
Пленник, закованный по пояс в каменные тиски, отчаянно пытался вырваться, но могучие объятия земли не ослабевали. Его клинок лежал в двух шагах — так близко, что можно было различить каждую зазубрину на лезвии, и так далеко, будто он находился за гранью мира живых.
— За свою дерзость ты умрёшь без чести и пощады, — провозгласил повелитель камня, обращаясь больше к толпе, чем к поверженному врагу. — Народ жаждет зрелища, и я не разочарую его!
Резкий взмах руки, новое заклинание — и из земли вырвалась каменная длань, сжимая тело пленника в смертельных объятиях. Раздался душераздирающий хруст ломающихся рёбер, алая пена выплеснулась из перекошенного рта, безжизненное тело обмякло в каменных оковах.
Толпа не разразилась привычными ликующими криками. Даже завсегдатаи кровавых поединков молчали, потрясённые жестокостью расправы. На арене воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием победителя.
— Такова участь всех, кто осмелится бросить вызов роду Рунирдов! — раздражённо прогремел маг, разочарованный отсутствием привычного ликования.
Судья уже поднимал резной посох, чтобы объявить победителя, когда...
Казалось бы, безжизненное тело вдруг дёрнулось. Глаза, ещё секунду назад затянутые смертной пеленой, вспыхнули неземным светом.
— Что за... — Маг земли отпрянул, лицо его исказила гримаса первобытного ужаса.
Каменные оковы затрещали, не в силах сдержать пробуждающуюся мощь. Толпа ахнула, когда из каменного плена высвободилась рука, сжимающая окровавленный клинок. Смерть явно не собиралась так просто отпускать своего избранника...
Но было уже поздно.
Его рука, ещё мгновение назад безжизненно свисавшая, метнула кинжал с убийственной точностью. Однако лезвие звонко отскочило от внезапно возникшей земляной стены, но это был отвлекающий манёвр.
Пока маг торжествовал, считая себя в безопасности, его противник уже рванулся вперёд. С проворством горной лани он обошёл преграду, выхватив из-за пояса второй клинок. Сталь блеснула в свете факелов, оставляя за собой алый след на горле заклинателя.
Аристократ захрипел, его пальцы судорожно сжали рваную рану, но кровавый поток уже хлестал между пальцев. В последнем отчаянном порыве он поднял дрожащую руку — и град каменных осколков обрушился на победителя.
Но судьба сыграла злую шутку: часть снарядов, ударив в стальной нагрудник, сработала встроенная защита, и часть снарядов рикошетом вернулась к заклинателю, впиваясь в его собственное тело.
Молодой рудокоп, отлетевший на пару метров, медленно поднялся, его раны затягивались на глазах, будто заживляемые невидимыми руками. Он подобрал меч, и его голос прозвучал тихо, но чётко:
— Со смертью шутки плохи.
Прежде чем поверженный маг успел осознать происходящее, клинок пронзил его сердце. Толпа замерла, когда тело знатного гнома рухнуло на окровавленные камни.
— Вот теперь дуэль окончена, — произнёс победитель, вытирая окровавленный клинок о плащ поверженного врага.
Судья, лицо которого побелело как мрамор, едва нашёл силы объявить:
— Победа... за сыном Рунара.
Но тот уже шёл прочь, глухой к восторженным крикам толпы. В его глазах читалась одна решимость — он знал, что это только начало долгой войны. Клан и род Рунидов так просто этого не оставят.
В тени трибун один гном одобрительно кивнул. Балмор Громовой Горн наклонился к своему подчинённому:
— Проводи его до границ. Пусть держится подальше, пока мы вычищаем гниль из наших рядов. Скажи, за его семьёй я пригляжу.
— Сделаю, начальник, — хрипло пробурчал Златозуб в ответ, исчезая в толпе, как тень в подземных галереях. Его массивная фигура двигалась с удивительной лёгкостью, следуя за победителем, который даже не подозревал, в какую кашу он влез.
Когда он вышел с площадки, к нему подошёл некто и положил ладонь на плечо.
— Здорово ты его уделал.
Бренор, обернувшись на говорившего, узнал в нём Скрегга. Правая рука начальника СБ королевства. Скидывать ладонь с плеча не стал. Не тот гном, с кем стоит грубить, да и не сделал он ничего такого.
— Он сам виноват, недооценил противника, за что и поплатился. А так зря я всё это затеял. Лишил наш народ хорошего мага. Он хоть и идиот был, но маг неплохой.
Здоровенный гном весело хмыкнул.
— Прав начальник, толковый ты малой. Жаль только, с обелиском так прокололся.
— Там не всё так просто, я сам до конца не понимаю, но… Скажем так, это что-то большее, чем обрывок мира с монстрами и горошинами. Чует моё сердце, мне ещё потом спасибо скажут, что мы первые от него избавились.
— С чего такие мысли? — удивился Скрегг, никогда не думавший с этой позиции.
— Обелиски — часть чего-то большего. Я сам толком не понимаю. В одном уверен точно. Их в мире ещё много.
— Это мы знаем. Ладно, эти дела меня не касаются. Моё дело вот в чём. Тебе надо срочно покинуть королевство. Я провожу тебя до выхода из горы, а дальше ты сам. Балмор просил передать: за семьёй твоей приглядит, а ты чтоб лет пять тут не показывался.
Бренор замер как вкопанный, повернулся к Златозубу и проговорил:
— И куда я пойду?
— Да куда хочешь. Например, к брату в замок или в столицу к Кайлосу. Он же твой друг, причём богатый друг.
Видя непонимание на лице собеседника, Скрегг поведал тому о заключённой сделке Кая с королём, без подробностей, конечно.
Спустя семь дней изнурительного пути, покрытый дорожной пылью и усталостью, Бренор наконец достиг ворот замка Разрушенных небес.
Сигрид встретил младшего брата скупой слезой, скатившейся по загрубевшей щеке. Сколько зим прошло с их последней встречи! И вот судьба, насмешливая шутница, свела их вновь — не в праздничный пир, а в смутные времена. Но разве по-другому бывает в их мире?
Путь был суров. Без гроша за душой, в тех же одеждах, что надевал на роковую дуэль, одинокий странник питался только тем, что удавалось найти в лесу. Однажды ему повезло встретить сердобольного гнома, поделившегося скудной трапезой.
Теперь же он стоял перед братом — замызганный, измождённый, с тенью растерянности в глазах, так не свойственной гордым сынам камня.
Кузнец, не тратя слов, повёл братишку в баню — то самое чудо, созданное совместно с Кайлосом. Пока они парились, отбивая дорожную усталь дубовыми вениками, Флоки с Робертом накрывали стол в соседней горнице.
— Дело, братец, такое... — начал Сигрид, задумчиво поглаживая бороду, когда они уже сидели за трапезой. — Хозяин Убыл в Ничейные земли, а замком правит сестра его. Вряд ли она одобрит чужаков под нашей крышей.
— Понимаю, — пробормотал младший, делая глоток хмельного, чтобы скрыть разочарование.
Бренор сидел за столом с кружкой пива, размышляя, что же делать, но его мысли то и дело возвращались к его другу.