еудачника. Шаурмагия? — забавно, но несерьёзно. Кстати, здесь её не продают, но будут, я буду. Хе-хе. Пирожковая от Кайлоса? — слишком уж... Я великий маг, а не булочник! Надеюсь.
В конце концов, я махнул рукой.
— Пусть будет «Не лопни, Маг», — сказал я клерку, который еле сдержал улыбку.
— Оригинально, господин маг. Очень... запоминается, — он вежливо кашлянул, заполняя бумаги.
Я вздохнул, вставая и покидая финансовое учреждение. Праздник в городе закончился. А я так и не сделал того, ради чего мне дали эти деньги. М-да уж... Но бизнес — это тоже магия. Только немного другого рода. А за денюшку придётся отплатить. Хотя, с другой стороны, я сделаю для города куда лучше, чем телеги с сыром и вином. Я избавлю их от коррумпированных магов.
Распрощавшись с компанией, я на прощание пообещал в скором времени положить деньги на счёт. Они же каждую неделю будут составлять отчёт о том, куда и сколько потратили. За это станет отвечает Алатея. Она более дружна с цифрами.
Так, с этим покончено. Теперь мне надо дождаться ночи и заглянуть в один домик на улице Цветов.
***
Немногим ранее.
Отряд, прежде чем отправиться на поиски артефакта и его носителя в Буреград, решил, что неплохо было бы зайти на постоялый двор да промочить горло, заодно купить лошадей. Там они встретили пару магов, но те оказались весьма дружелюбны. Причём они сами настояли на том, чтобы оплатить им выпивку. Пьянка продолжалась всю ночь. Только ближе к утру члены отряда Морвенс начали догадываться, что дело тут нечисто. И как только Фойрус это понял, он опрокинул стол со всем содержимым прямо на Ридикуса.
Тишину постоялого двора «Усталый путник» тут же разорвал грозный и недовольный рык Торгуса.
— Ты зашёл слишком далеко, Фойрус! Пять полных кувшинов вина вдребезги! Такого я точно тебе не прощу! — голос Громовержца прогремел, как предгрозовой гул.
Рыжий маг лишь усмехнулся, и его волосы вспыхнули ярче, будто в них влили жидкое пламя.
— Слишком ты меня утомил. Чую, пора бы проверить, кто из нас сильнее. Да и твоему замку нужен смотритель получше, чем ты, Громовержец.
— Ух ты, неужели дошло, с кем пил. Ты не маг огня, ты маг-тугодум, — хохот Тора заставил дрожать стены.
Ридикус не стал ни с кем болтать. Его ладонь рванулась вперёд, и стена огня обрушилась на противников, выжигая воздух дотла.
Но Вальдемарс лишь провёл посохом по полу — и из ниоткуда хлынул водяной вал, шипящий и яростный, гася пламя в мгновение ока.
Посетители, коих было больше сотни, в панике выбегали на улицу.
Кадмос притопнул — и пол под Торгусом вздыбился, каменные щупальца впились в его ноги.
— Ты не знаешь, с кем связался, мальчишка! — проревел магистр молний. Возведя барьер, защищая ноги, а вместе с тем вскинул руки, и небо ответило ему ударом грома, проламывая крышу, превращая Кадмоса в горстку пепла.
Люпис растворился в воздухе, оставив после себя лишь мерцающий след. Он появился за спиной Ридикуса, ослепительная вспышка света ударила прямо в глаза.
Но архимаг огня лишь усмехнулся.
— Глупец. Я видел солнце ближе, чем ты когда-либо стоял к победе над Огнебровым!
Его кулак, обёрнутый пламенем, врезался в капюшон — и Люпис с прожжённым лицом отлетел, разбивая собой столы.
Игнатис выстрелил молнией — но Торгус поймал её голой рукой и разорвал пополам, как гнилую верёвку.
— Ты играешь с истинным повелителем грозы, сопляк.
Небо, виднеющееся сквозь провал в крыше таверны, почернело.
Фойрус, подготовив заклинание, бросился вперёд, его тело превратилось в живой факел. Вот только своей целью он выбрал Ридикуса, а тот встретил его огненным копьём — два потока пламени столкнулись, и взрыв разнёс половину «Усталого путника» и самого Фойруса.
Торгус вскинул руки — и сотня молний пронзила помещение, выжигая Игнатиса и всё, чего касались на своём пути.
Когда дым рассеялся, из всей мебели уцелел только один стол да пара стульев. На нём стояли два наполовину наполненных кубка.
— Как насчёт по одной? — хрипло спросил Ридикус.
— С удовольствием, — довольно прокряхтел Тор. И руины бывшей таверны содрогнулись от их смеха.
Утром путники, проходившие мимо, мечтавшие о ночлеге три недели, лишь качали головами, глядя на обугленные останки «Усталого путника».
«Опять маги...» — спросил купец у собравшихся.
Но никто не решался сказать это громко. Ведь где-то рядом ещё тлели угли. И в воздухе пахло грозой.
Глава 12
Интерлюдия.
Ева.
Пустыня «Эль-Миракле».
Где-то на её западной окраине, там, где раскалённые ветра гонят по барханам алые волны песка, стоит «Огнебор» — город, выкованный из самой ярости пустыни.
Его стены из обожжённой глины хранят тепло дневного зноя и медленно отдают его долгими холодными ночами. Узкие улочки, петляющие между глинобитных домов, пахнут жареным перцем, сушёными травами и горячим металлом — здесь кузнецы с незапамятных времён ковали клинки, способные рассекать сам ветер.
Над городом возвышается «Ханская Башня Смотрителя» — древний минарет, сложенный из чёрного базальта. Говорят, если приложить ухо к его стенам в полдень, можно услышать, как песок внутри шепчет забытые проклятия.
А ещё говорят, что где-то под Огнебором спит огненный джинн, заточенный в медном сосуде. И тот, кто его разбудит, получит власть над всеми песками Эль-Миракле... Но какой ценой?
Пока же город живёт своей жизнью — шумной, жаркой, полной тайн. Здесь пьют крепкий, как сама пустыня, кумыс, торгуют самоцветами, добытыми в глубине барханов, и рассказывают старые сказки о том, как однажды пески снова придут в движение... И вот сегодня они запомнят ещё одну сказку, что будут рассказывать будущим поколениям. Если такие будут.
Она мчалась по узкой улочке, прижимая к груди потрёпанный плащ, будто тот мог укрыть её не только от пронизывающего ветра, но и от всевидящего ока преследователей. Каждый камень под босыми ногами обжигал, словно раскалённый уголь, но боль уже не имела значения — лишь бы жить. Лишь бы бежать.
Ищейки графа Сухолима не оставляли попыток загнать её в угол вот уже четвёртый месяц. Казалось, сама пустыня ополчилась против неё: то караванщик, обещавший безопасный путь, намеренно сворачивал с тракта, бросая её среди безжалостных барханов; то трактирщик, улыбаясь во всю ширину жёлтых зубов, впускал в её комнату людей с кинжалами за пазухой. Доверять больше было некому.
Потому девочка по имени Ева — имя, столь же чужеродное в этих краях, как снег среди раскалённых песков, — давно перестала искать кров среди людей. Заброшенные лачуги, полуразрушенные амбары, холодные подвалы — вот её приюты. Между городами она пробиралась в стороне от оживлённых трактов, словно тень, скользящая по краю мира.
И всё это время в её груди пылал огонь мести — единственное, что согревало её холодные ночи.
Около пяти месяцев назад псы Сухолима вырезали всю её семью в борьбе за власть. Если бы она была дома в тот роковой день, её кости уже белели бы в семейном склепе. Но судьба, словно насмехаясь, подарила ей недельную отсрочку — мать отправила её погостить к подруге, где жила её ровесница и давняя приятельница.
Весть о трагедии достигла её почти сразу. Фаина, подруга матери, последняя из древнего, но угасающего рода Квилари, отказалась выдать девочку людям графа, несмотря на уговоры мужа.
«Мы не выстоим против него сейчас», — шептала Фаина, пряча в складках платья дрожащие руки. Ева её не винила. Та могла просто ей ничего не говорить. Дождаться людей Сухолима и передать её им, получив немало золота.
Вместо этого она снарядила Еву в путь — дали припасов, двух провожатых и тяжёлый кошель, которого хватило бы на жизнь в чужом королевстве. Но предательство подкралось оттуда, откуда не ждали: провожатые, едва отъехав на неделю пути, ночью обчистили её и скрылись в темноте. Лишь благодаря детской привычке прятать самое ценное в любимую куклу у неё осталось двадцать золотых — жалкие крохи былого благополучия.
Она рыдала тогда, проклиная беспощадные пески, бездушное небо и всю жестокость этого мира. Но в тот миг, когда ей впервые пришлось вонзить стрелу света (заклинание Lux Sagitta) в горло одного из преследователей, слёзы сменились ледяной яростью.
Ева понимала: убитые ею — всего лишь мелкие шавки. Настоящая охота начнётся, когда Сухолим отправит за ней профессионалов — боевых магов или ветеранов-наёмников. А ей, адепту света, даже с её не по годам развитой магией, не выстоять против опытного огневика или мага миражей и песков.
Её спасение пришло неожиданно — в образе странного мужчины, сидевшего у ночного костра в глуши пустыни. Он пил ароматный отвар, запах которого смешивался с дымом, и слушал её историю, не перебивая.
«Империя Феникса, — сказал он на прощание. — Их Академия даст тебе и защиту, и силу. А там... Там ты сможешь вернуть долги»
Почему-то она поверила ему. Возможно, потому что в его глазах не было ни жалости, ни алчности — только понимание.
Теперь, сжимая в кулаке последние монеты, Ева бежала сквозь ночные улицы Огнебора. Города, стоящего на границе с империей Вечного рассвета. Впереди мерцала цель — Академия, где её ждала не только безопасность, но и ключ к мести. А месть — это единственное, что ещё грело её озябшую душу.
Глава двенадцатая.
Вор, крадущий у вора, Вор?
Я восседал на покосившейся крыше одного из домов, что ютились на улице Цветов, о которой рассказал Рома. Внизу, упрямо сопротивляясь наступающей ночи, тускло светилось окно лавки старика Пита. Он то и дело выходил, будто кого-то ждал, а затем, махнув рукой, возвращался внутрь.
Само название улицы казалось злой насмешкой — «Цветы». Скорее уж «Переулок Разбитых Надежд» или «Проспект Гнилых Дощатых Заборов».
Контраст с центром города был вопиющим. Там — отполированный мрамор, золочёные фонари, благоухающие сады. Здесь, в полутора часах неспешной прогулки от того великолепия, — рассыпающиеся фасады, заплесневелые стены и въевшийся в кожу запах безнадёги.