намного более респектабельной.
Первым шагом стало возвращение к учебе. Хотя заработок стриптизерши – вещь существенная, я знаю, что способна на большее. Я доказала, что могу получить все, чего захочу и в чем нуждаюсь, и для этого мне больше не надо спать с секс-туристами!
За первые четыре месяца 2002 года я отослала матери полмиллиона батов. Из этой суммы двести тысяч батов предназначались для покупки земли на мое имя, а триста тысяч должны были лечь на мой сберегательный счет и идти на оплату текущих расходов матери. Но мать потратила все триста тысяч за четыре коротких месяца – и хотела еще. Сумма в семьдесят пять тысяч батов в месяц почти в двадцать раз превышает среднемесячный доход семьи в моей деревне.
Мать разозлилась на меня, когда я перестала работать в клубе, и продолжала требовать денег. Во время наших телефонных разговоров она говорила о других бар-герлс из нашей деревни, уверяя, что эти девушки присылают домой гораздо больше. Я знала, что она лжет. Пусть исанские женщины сколько угодно говорят моей матери, что их дочери в Паттайе, Бангкоке, Европе или США присылают домой по восемьдесят тысяч батов в месяц – я знала, что это неправда. На самом деле они говорили о доходах своих дочерей от проституции, никогда не признавая этого вслух. Также верно и то, что их ложь – типичный пример попытки помериться друг с другом «лицом».
Я подарила Йинг мотоцикл, модную одежду, мобильный телефон, оплатила полный курс школьного обучения и многое другое, но она всегда недовольна. Она пошла по стопам матери в своем неутолимом стремлении к материальным благам. Йинг живет по стандартам среднего класса. Она думает только о моих деньгах, не беспокоясь об их источнике. Она также всячески старается дистанцироваться от позора быть рожденной в бедной захолустной деревне, в нашей семье, но главное – от меня и моей прежней профессии. Йинг не разговаривает со мной на нашем исанском диалекте, если рядом есть мужчины, которые могли бы счесть ее «деревенщиной». Что о ней думают женщины, ей все равно. Я сравниваю жизнь 17-летней Йинг со своей собственной. Она никогда не смогла бы оценить испытания, выпавшие на мою долю, ради того чтобы у нее была жизнь, которой она теперь наслаждается. Она совершенно не понимает, как ей повезло, – да и не пытается понять.
Фаранги годами твердили мне, что моя семья «пьет из меня соки». Шведы, с которыми я поделилась своей историей, разделяли их мнение. В итоге я приняла решение посылать своим родственникам только по пять тысяч батов в месяц. Эта сумма – как раз те деньги, которые две мои сестры зарабатывали бы, если бы у них была работа в нашей деревне. Я делаю им подарок в виде пяти тысяч батов каждый месяц; им не придется их отрабатывать. Никто никогда не дарил мне такие деньги просто так. После этого моя мать тоже приняла решение – и теперь я снова, после того как содержала мать семь долгих лет, стала нежеланной гостьей в «ее доме». ЕЕ доме?! Это мой дом! Это дом, который я купила и обставила мебелью на деньги, полученные за годы физических и эмоциональных жертв. Жертв, за которые я буду продолжать расплачиваться до конца жизни!
Моя мать не желала видеть меня снова, если мое возвращение не будет сопровождаться суммой в двести тысяч батов. Я не подозревала, что по-прежнему остаюсь «черной овцой», единственное назначение которой просто присылать домой деньги. Все эти годы мать давала мне понять, что я желанная гостья в нашем доме и загладила свою вину за смерть отца. Но стоило мне сократить свои денежные взносы, и она стала обращаться со мной точно так же, как раньше. Я была изгоем!
Отсутствие благодарности – обычная реакция исанских матерей, когда их дочери, которые много лет приносили в жертву свои молодые жизни ради родственников, решают уйти из секс-торговли. В этом случае щедрые денежные пожертвования прекращаются. Родители, особенно матери, продолжают жить в домах, купленных дочерями, в то время как эти самые дочери вынуждены ютиться в крытых соломой хижинах, содержа одного или нескольких детей на семьдесят батов в день, получаемых на фабрике по производству обуви, одежды или аксессуаров. Миллионы батов, которые они заработали на продаже своих тел, давным-давно разграблены родителями и дальними родственниками. Как только уходят деньги, исчезают родственники и друзья, которые наживались на наших прежних заработках.
Эти молодые женщины часто остаются больными после многих лет злоупотребления своим телом, к тому же они очень одиноки. Их детям часто отказано в официальном статусе и образовании, которое они получили бы, родившись за границей. Те, кто заработал массу денег (как правило, в Японии) и возвращается домой, тоже страдают от разочарования, и им особенно трудно приспособиться к деревенской жизни. Некоторым не удается привыкнуть, и они становятся алкоголичками; другие совершают самоубийство. Их желание – так же как и мое – всегда быть «хорошими дочерями». Все мы просто следуем правилам нашей культуры, требующей от нас заботиться о своих семьях, забыв о себе!
Последняя награда «хорошей дочери».
Крытая соломой хижина, в которой теперь живет Дуангжанд, заботясь о прикованном к постели муже и четверых детях, служит горьким напоминанием о судьбе, далекой от той, к которой, как ей мечталось, должна была привести ее жертвенность. Эта хижина стоит напротив элегантного двухэтажного особняка за закрытыми воротами, такого же, как тот, который она купила и обставила и в котором сейчас живет ее мать.
Фотограф: Санитсуда Экачай
Фото публикуется с разрешения Bangkok Post
Дом в бангкокском стиле.
Этот дом поразительно похож на тот, из которого изгнали Дуангжанд, когда «хорошая дочь» больше не смогла обеспечивать свою мать деньгами. Она отошла от секс-торговли, а муж-японец бросил ее. Трагическая история о том, как родная мать отказалась от дочери, когда иссякли деньги, вполне обычна для Таиланда. Это и моя история.
Фотограф: Санитсуда Экачай
Фото публикуется с разрешения Bangkok Post
Молодая женщина, уехавшая в Японию в 18-летнем возрасте, зарабатывала миллионы тайских батов на секс-торговле даже после того, как расплачивалась со своими сутенерами. После многих лет обслуживания мужчин она вернулась к себе домой в Чиангмай с маленькой дочерью и мужем-японцем, который спустя два года бросил ее. Оставшись без денег, она снова вышла замуж и родила еще троих детей.
Мне потребовалось немало лет, чтобы понять это. Но в конце концов я пришла к выводу, что с самого начала были правы фаранги, которые говорили мне: «Твоя мать обращается с тобой так же, как ты со своими клиентами, – как с ходячим банкоматом». В последние семь лет я была всего лишь неиссякаемым источником денег для матери и моих сестер. Я могла бы стать богатой, если бы моя семья проявила хоть малую толику финансовой ответственности, вместо того чтобы сорить моими деньгами.
Мысли об Испании – снова
Сейчас май, и в Швеции становится теплее; днем температура поднимается до четырех-пяти градусов. Швеция – очень гостеприимная страна, и я надеюсь в следующем году получить шведский паспорт. Только немногие иностранцы, может быть, человек сто в год, получают тайский паспорт, и лишь единицы из них – уроженцы Запада. Это одно из многих различий между нашими странами. США и европейские страны предоставляют многим иностранцам право на гражданство. Азиатские страны позволяют уроженцам других стран становиться своими гражданами далеко не так охотно.
Получив шведский паспорт, я смогу работать в Испании – еще одном государстве, входящем в ЕС. Швеция – страна замечательная, и я очень благодарна за ее либеральные иммиграционные законы, уровень здравоохранения и образовательную систему. Однако виза, хорошая медицинская страховка и языковая школа не могут защитить от свирепого, безжалостного холода. Испания обещает много преимуществ, два из которых – теплый климат и Майорка, туристический город, похожий на Паттайю, где сущее раздолье истинным «совам». Испанцы любят веселиться всю ночь напролет, изо дня в день. У нас с ними определенно есть что-то общее. И нет ничего невероятного в мысли о том, что я, возможно, когда-нибудь смогу получить и испанский паспорт.
Еще одно преимущество Испании – туристы тратят там много денег, особенно в стрип-клубах. Я могла бы легко приспособиться к испанскому образу жизни. Я танцевала бы там так, как делала это в Таиланде, а не в Швеции, и мне не нужно было бы снова приспосабливаться. Я часто думаю о легких деньгах; перед притягательностью туристических денег почти невозможно устоять. Но я понимаю, что это был бы шаг назад от моих долгосрочных целей. А они значат для меня гораздо больше, чем любые деньги, которые я могла бы заработать. Иначе я бы просто стала в Швеции проституткой и гребла деньги лопатой. Ясное дело, будущее вызывает у меня растерянность и даже противоречивые мысли. Я знаю, чего хочу для своей жизни. Но достичь этих целей, не используя прежних навыков, – самая большая трудность.
Я была занята в индустрии, где подвизались молодые сексуальные девушки, и заработала больше денег, чем могла мечтать. Тем не менее я знаю, что жизнь не ограничивается этим. Сюда, в Швецию, приезжают девушки из Восточной Европы, Южной Америки, Таиланда и Филиппин – всех нищих регионов мира. В Таиланде девушки с севера и северо-востока страны едут в Бангкок. Таиланд кажется мне теперь всего лишь частью мировой торговли сексом. Эти девушки, как и я, родом из одинаковых гетто.
Йохан в кризисе
Йохан потерял работу. Поскольку он – профессиональный программист, на которых обычно есть спрос, это стало для него огромным ударом. Все свое время он тратил на поиски нового рабочего места – увы, безрезультатно. Вполне понятно, что он становился все более раздражительным, с ним стало трудно жить, а самое главное, он впал в депрессию. Йохан привык к комфортной жизни молодого специалиста, чьи доходы позволяли покупать все, чего душа пожелает. Но теперь он истратил свои сбережения и больше не мог содержать нас.