— Что слышно? — он обернулся к темной фигуре, отраженной в воде.
— Ваша уловка удалась. — Ответила фигура. — Но жертвенницы все же к лешему добрались.
— Как?
— В тишине ночи в карете сонь, связанные по рукам и ногам, с кляпами во рту. — Отрапортовала темная личность.
— И что Вы сделали?
— Связалась с вами! — усмехнулась она. — Вышлите своих охотников, мои действия приведут к нежелательному концу. И не медлите. — Прошипела она, растворяясь в отражении водной глади.
Когда из всех жертвенниц ко мне вышли только Эва и Ульрима, я неожиданно запаниковала:
— Остальные где?
— Отсеялись, — ответили жертвенницы. И Нардо, возникший за их спинами, подтвердил это кивком.
— Нет-нет-нет! Вы что?! Как мы справимся? Я же на Агюлию, Дельту и Оргилию рассчитывала!
— Придется без них обойтись. — Ответил Нардо. И оставшиеся с нами жертвенницы залились слезами. Оплакивая то ли свою судьбу-злодейку, а то ли чужую.
— Ты издеваешься? — не стерпела я.
— Ставлю перед фактом.
— Ах, перед фактом… Чельд, верни мне девочек! — в ответ из комнаты с кустами раздался гомерический хохот проницательного лешего.
Недолго думая я ворвалась в его обитель:
— Ну, и чего ржем?
— Ты их девочками назвала… — всхлипнул кустик с красными глазами под листом.
— И что такого?! Не мальчики же. Верни их!
— Не могу, не подходят. — Серьезно добавил он. — У одной сын взрослый почти, у второй любовник, а третья душу свою продала, чтобы позор замести.
— И? — я нагнулась к кустику и заглянула в глаза лешего. — Один раз расслабишься или ошибешься и все? Трудно на это глаза закрыть.
— Нет. Но дорога в жертвенницы закрыта. — Серьезно ответил леший. — Мы бракованный товар Королевской дочери не дадим.
Жертвенницы в коридоре взвыли, взяв еще более высокие ноты. Так что куст передернул листьями и невидимые уши прикрыл.
— Да ты! Ты только что оснастил меня двумя истеричками!
— А выбирал под стать тебе. — Насупился леший. — Как того требует обычай. Не взыщи.
Куст встрепенулся, и глаза красные исчезли из-под листа. А вслед за этим вся зеленка и деревца в комнате стали в землю уходить. Аудиенция завершена, другими словами. Пришлось вернуться к нашим истерящим и развести руками:
— Ну-с, девчата, бросили они нас. — И как назло, Нардо после моих слов тоже в воздухе растворился. Ткнув пальцем в его сторону, добавила:
— Бросили как котят, но мы всплывем! — Ассоциации в воображении прошли не те, тут же исправилась. — Научимся плавать!
И толкнула речь о том, что ты победитель, пока не признал себя побежденным. А мы все хотим домой, а значит должны с достоинством пройти принцесскины испытания, женить Темного Повелителя, выбить себе приличное вознаграждение. А затем живыми, здоровыми и богатыми наперекор всем и вся вернуться домой.
Или очнуться от коньячного хмелька. — Добавила я про себя. В ходе импровизированной речи для поддержания духа не сразу расслышала шум. За пределами дворца что-то происходило. Что-то грозное, опасное и тревожное…, и судя по всему, все защитники втихомолку смылись.
— В карету! — скомандовала я и, добежав первой, вскочила на козлы. — Чельда ждать не будем.
— Пусть учится плавать, — поддержали меня жертвенницы.
Я хватаю поводья, вскидываю их и, уже представив, как гнедые лошади понесут, кричу «Но!» и чуть ли сама не понеслась. На мою команду повернули морды не два крупных жеребца, а два гигантских слизня.
— Чего стали? — из окна высунулась Ульрима.
— А чего делать?
— Свищи! — последовал ответ. Я и свистнула, как брат родной учил, что и говорить — от души. Когда слизни рванули с низкого старта, а жертвенницы завизжали во все горло, с опозданием поняла, что надо было бы держаться. Осознала, оказавшись без поводьев на крыше кареты, благо она по краям была рогами украшена, за них и держалась. А слизни все неслись. И мелькающие деревья и горы, скалы и овраги не замедлили своего бега мимо нашей кареты, а наоборот, даже ускорились. Удерживаясь на крыше из последних сил, я уже сожалела, что мы Нардо оставили плавать, точнее выплывать. Хотя еще неизвестно, кто кого первым бросил. Черногривый так вообще, и слова не сказав, в воздухе растворился.
И вот же ж! Чельда помяни, он и явится!
Как фанера над Парижем пролетел над каретой и приземлился одному из слизней меж глазок-рожек. В себя пришел не сразу, а на второй или третий мой окрик.
— Поводья где? — орет он, в небо вглядываясь.
— Внизу!
И держимся оба, чтобы не упасть, а за поводьями не лезем:
— Почему висишь? Ищи их!
— Сама их сейчас ищи…
— Что ж ты за чельд такой… — договорить не поспела, он за поводьями по луке полез. Еле держится и что есть мочи ругается, а все же дотянулся и слизней тормознул. Да так тормознул, что я по инерции вперед улетела. Ловил синеглазый. Он не доволен, а вот я за жизнь сохраненную счастлива.
— И что это было? Ты видел, как горы мимо нас мелькали?
— Сони это. — Говорит он о слизнях. — Из 129 мира. В 150 есть их уменьшенный прототип.
— А вокруг что? — спрашиваю, на просторы невиданные оглянувшись. Горы вокруг черные, пики серебристым светятся, леса искривленные сучьями к небу темно-синему тянутся, а вокруг огоньки как маяки, то гаснут, то загораются.
— Королевство второе. Северных эльфов. — Со вздохом ответил Нардо.
— А это очень плохо, — вспомнилась мамаша-гриф и ее грифенок, и на огоньки мигающие приближающиеся я уже с опаской смотрю.
— Сваливать отсюда нужно! Пока не догнали. — Сказал он и в ладоши — хлоп!
«Вжик!», «бумц!»
Вначале в гостиной комнате чельдовой резиденции я и синий слизень оказались, затем Ульрима с Эвой и только после сам чельд и второй слизняк. И, кажется, что от переброса не у одной меня голова болит. Жертвенницы бледные и зеленые, то есть та, что была зеленой теперь бледная и наоборот. Слизняки же явно запыхавшиеся — два государства пересекли галопом, а чельд на фоне их так выглядит, словно по кругу весь мир обежал. Хрипит и спотыкается, сел на пол, шарфик шейный развязал и замер, собственно, вот и все, на что его сил хватило. Только подумала о том, что эту «фанеру летящую» с жертвенницами придется тащить в спальню, как мешок картошки, тут же бес Степаненко объявился рядом:
— Это кто ж вас так?! — всплеснул он руками.
— Вурдалаки.
— Двое-трое?
— Неееет, — смеется Нардо. — Били всей толпой. Стаи две там было точно или три… не считал.
И вид такой несчастный избитый. Пожалела бы ранее, но не сейчас. Знает теперь, зараза, как наши слезки ему отливаются. Больше, обездвижив и рот кляпом заткнув, никого в тесную карету не посадит. Но это еще не значит, что его молча жалеть нужно:
— Либо они слабенькие, либо ты быстро бегаешь. — Я говорю.
Чельд лишь зубами скрипнул, а бес с вопросом ко мне:
— Галочка, Вам полегчало?
— Мне-то, да — выспалась бы, если бы не будили. Одного не пойму, чего переживаете, а?
— Так… это ж было… у Вас расстройство… какие-то дела сердечные, вы ж на хозяина жаловались… — говорит бес и на хмурого чельда косится. Сколько я в эту минуту в памяти не рылась, так и не вспомнила ничего. Из сна обрывки еще где-то на задворках памяти роятся, да нет в них ничего сверхъестественного. Как снилось, что довольного и ласкового синеглазого целую, так и снится. И никаких изменений в сценарии — даже жалко.
— Не было ничего. — Отмахнулся Нардо, — идите спать. Кто по стойлам, а кто по кроватям.
Мы и разошлись, каждая к своей двери. Я у первой выделенной мне спальни оказалась, смотрю на разгром порядочный, удивляюсь вслух:
— Так, а мне куда?
— А ты теперь спишь со мной. — Чельд, ковыляя, ко мне подошел. — Подушку здесь найди и пойдем.
— Это с какой такой радости?
— С неизвестной. Мне уж точно ничего не перепадет. А тебе — тем более.
— Это что еще значит? — я руки в боки, и пробуждение свое вспомнив, спрашиваю, — ты на что намекаешь, извращенец начинающий?
— Галя… — чельд сокрушенно мотнул головой, — я сам тебе подушку найду, иди спать.
— Куда? — задала я правомерный вопрос.
— В мою спальню.
— И ты туда?
— А у меня сил нет не только на подушку и приставания, но и на ходьбу, — произнес он, сваливаясь у моих ног, обнял кусок изувеченного дивана и затих.
И тут я вспомнила об освобожденных апартаментах в его резиденции:
— Слушай, Чельд! А чего мне у тебя селиться, если леший нам трех жертвенниц забраковал и домой отправил? Ведь их спальни свободные.
— Точно. — Согласился он. — Занимай на свой выбор.
Постояла я над этим сопяще-храпящим, поняла, что ждать от него помощи бесполезно, а оставлять не жалко, все же пол теплый, да и ненадолго он в таком состоянии будет. Сейчас апартаменты найду, глядишь, к этому времени бес вернется, мы чельда и перенесем.
Вернулась в гостиную, из десяти дверей три светились белым контуром.
Вхожу в первую: судя по сгоревшим пятнам на полу, стене и даже потолке, комната принадлежала Дельте. И акты самосожжения она практиковала все время своего пребывания здесь. Выхожу, плотно закрываю двери.
Вхожу во вторую: Здесь точно обитала Оргилия. Стены в дырах, словно сыр. Или побег из Шоушенка повторить пыталась, или склеп рубила, чтобы тридцать три богатыря в нем разместились с комфортом. А потому вся мебель раскурочена и часть сожжена, а там, где кровать стояла, теперь шкура какого-то зверя лежит и с десяток клинков и топоров с лезвиями затупленными. Сразу видно, что Оргилия имеет свой собственный взгляд на интерьер. Получилось просто и стильно — разрушенный лофт.
Я уже решила сюда Нардо перетащить, как вдруг шкура на полу зашевелилась, обретая формы огромного мохнатого зверя:
— Хозяйка? — удивилось чудовище, а следом за удивлением рассвирепело и кинулось вперед.
— Ааааа… — дверь за мной захлопнулась, прищемив когтистую лапу, — ааа, чтоб тебя! Из-за угла появился бес и пара-тройка шипастых чудищ, что мягко на руках несли чельда.