И лишь одной этой фразой снимает повисшее напряжение. Будто минуту назад никакая ядовитая змея не проползала мимо. Может, Ланка права? Этот парень — лучшее, что случалось со мной?
— Она любит хризантемы, — извещаю я его, чтобы не прогадал. — И молочный шоколад с цельным фундуком. Терпеть не может кокос. Даже запах на дух не переносит. И розы. Папа всегда дарил ей розы. — Я беру вилку и приступаю к салату.
— Почему они развелись? — интересуется Демьян.
— Он не был приспособлен для семейной жизни. Друзья и рыбалка для него были превыше всего. Профукивал семейный бюджет, выпивал. Нас с Васькой считал непосильной ношей.
— Васька?
— Василиса. Моя младшая сестра. Ей девятнадцать. В колледже учится. — Проглатываю пережеванное и запиваю водой. Салат здесь вкусный. Есть надежда, что и остальное понравится. — Родители развелись, когда мама была ею беременна. Папа исправно платил алименты, но не звонил, не писал, не приезжал. Вообще не интересовался нами. Только пять лет назад я узнала, что он болен. Неизлечимо. Продержался полгода.
— Ты в его квартире живешь? — догадывается Демьян.
— Да, досталась в наследство. Васька по документам безотцовщина, так что я была единственной наследницей. Правда, пришлось судиться. Моя тетя хотела ее отжать. Для Вани. Того самого любимого братика, — улыбаюсь я. — Он мой кузен. Хороший парень.
— А ты умеешь бороться.
— Мама научила. Иначе никак. Загрызут такие, как твой отец.
Демьян задумчиво крутит в руке вилку и, хмыкнув, спрашивает:
— Ты поэтому к себе парней не подпускаешь? Думаешь, все, как твой отец?
— А ты другой? — усмехаюсь я. — Ты изменил своей девушке на днюхе. Ушел из дома, но вместо того чтобы развиваться, тратил время на вечеринки. Ты не искал работу, а придумывал, как прибрать к рукам семейные супермаркеты. Какой ты в моих глазах, Дем? Сегодня тебе все это кажется прикольным, но когда кончатся деньги, когда начнутся подгузники и бессонные ночи, когда я стану похожа на чмо в халате, ты же сбежишь.
— Ты настолько не уверена во мне? — Он изгибает бровь.
— Докажи, что я не права. И кто знает, может, я взгляну на тебя иначе.
Его губы трогает азартная улыбка. На лице прописывается масштабный замысел. Кивнув, он придвигает к себе тарелку и отвечает:
— Я докажу. А потом накажу тебя.
— За что? — недоумеваю я.
— За то, что всякую фигню обо мне думаешь.
Я коротко смеюсь. У Демьяна легко и непринужденно получается любой тяжелый разговор вернуть в позитивное русло. С Виталиком было сложнее. Он был готов днями напролет переваривать одно и то же дерьмо, скатывая из него снежный ком проблем.
— Но ты же мне поможешь? — добавляет Демьян, жуя салат.
— В чем?
— Доказать тебе, что я самец?
— Ты обалдел?!
— Крош, ну я же должен знать о твоих тайных желаниях. Не хочу лажануться, например, устроившись админом в стрип-клуб.
— Ты уже лажанулся, заставив меня представить этот ужас!
— Обожаю тебя, когда ты ревнуешь, — скалит он свои клыки. — У тебя так ржачно ноздри раздуваются.
— А я терпеть не могу, когда ты стегаешь. Ты так на придурка похож!
От этого он и вовсе хохочет, будто пресс качает. Настолько я смешна в его глазах, когда злюсь! Если Габи в него пойдет, то скучно мне не будет…
— Кончай юморить, Колобок, а то я подавлюсь.
Нам приносят мясо, и разговор прерывается. Мы молча уплетаем обед, слушая тихую музыку, звяканье металла о фарфор, и иногда обмениваемся взглядами. Вернее, я иногда бросаю его на Демьяна. Тот, кажется, весь обед на меня пялится.
Наевшись до отвала, я благодарю своего жениха дежурным «Спасибо!», и мы отправляемся дальше — в цветочный бутик.
— Самый шикарный букет из хризантем, — делает заказ Демьян, а я стою перед витриной за стеклом и любуюсь огромными лилиями.
С детства люблю их. Красивые, пахнут сумасшедше, но прихотливые. Сколько мама ни пыталась их развести, то вымерзнут, то мыши поедят.
— И лилии, — вдруг говорит Демьян, отчего я вздрагиваю.
— Зачем?
— Ты же хочешь, — пожимает он плечами.
— А еще я хочу, чтобы ты от меня отвязался, но ты же этого не делаешь.
— Прости, Крош, даже мне это не под силу, — вздыхает он, улыбаясь уголком губ.
Через десять минут я получаю свой огроменный букет и, вдохнув его потрясающий запах, краснею до кончиков ушей.
— Спасибо, — пищу тихонько.
Демьян берет хризантемы и спешит на улицу. Открыв багажник, метит уложить в него цветы.
— Ты собираешься везти их в багажнике? — удивляюсь я. — Дем, кто так делает?! — Открываю заднюю дверь, кладу лилии на сиденье и забираю у него хризантемы. — Ты голые стебли дарить хочешь?
Он молча поджимает губы, захлопывает багажник и, потянув время, садится за руль. Я уже пристегиваюсь ремнем, когда он заводит машину.
— Куда едем?
Открываю онлайн-карту в своем мобильнике, прокладываю маршрут и показываю Демьяну.
— Понял, — кивает он, дыша через раз.
Так странно ведет себя, как будто у него температура или давление. Заводит машину и перестраивается в среднюю полосу. Минуты через три начинает чихать. Нос краснеет, глаза слезятся.
— У тебя что, аллергия?! — доходит до меня.
— Немного, — отвечает он.
Я закатываю глаза, тяжело вздохнув.
— Почему ты сразу не сказал?! Тормози!
Он съезжает с дороги и паркуется перед домом, первый этаж которого напичкан магазинами и ларьками. Здесь же вижу и аптеку.
Выскочив на улицу, несусь в нее, забыв, что бегать на таком сроке опасно. Но сапожки уж очень удобные. Ноги прямо отдыхают в них. Покупаю таблетки от аллергии и бутылочку воды.
Демьян стоит на улице, спиной прижавшись к машине, и салфеткой трет нос.
— Какой же ты идиот! — ругаюсь я, вытрясая на его ладонь две таблетки и отвинчивая крышечку на бутылке. — Есть масса более гуманных способов покончить с собой!
Выпив таблетки, он вдыхает полной грудью свежий воздух. Я дотягиваюсь до его лица и пальцами вытираю с колючей щеки влажную дорожку. Баран! Других слов нет!
— Просто не хотел дарить теще голые стебли.
— Отлично! Тогда поехали! Даже если помрешь по пути, ничего страшного. Мы с мамой тебе из этих цветов венок сделаем.
Наши взгляды встречаются, и он улыбается, задержав меня за руку. Горячими крепкими пальцами обхватывает мое тонкое запястье и притягивает меня к себе.
— Я правда хочу доказать тебе, что я неплохой парень.
— Живым? Или не очень? Сейчас ты повел себя как мальчишка.
— Зато убедился, что тебе на меня не плевать. Другая бы в аптеку не побежала. И уж точно не стала бы целовать меня таким.
— Так я тебя вроде тоже не целую.
Он резко наклоняется и прилипает своими губами к моим. Медленно и нежно целует, со скоростью мчащегося поезда разгоняя по моим венам кровь. Сердце улетает в пятки, а в животе своими легкими крылышками щекотно машут бабочки. Ноги немеют, и я окончательно расслабляюсь, ответив на этот поцелуй.
— А сейчас ты что делаешь? — шепчет Демьян мне в губы, запускает руки за мою спину и впивается в меня более рьяным и жгучим поцелуем.
Глава 19. Демьян
Пощечина как-то не умещалась у меня в голове по соседству с заботой, погнавшей Колобка в аптеку, когда я полез в ее рот языком. Однако я ее получил, а вдогонку наезд за растление беззащитной беременной женщины.
— Это ты-то беззащитная?! — слегонца охреневаю я, потирая щеку.
Замешательство на ее лице совсем не вяжется с ударом, будто она сама не ожидала, что рука дернется. Вот только мне-то теперь что — с открытыми глазами спать? Вдруг беззащитной беременной женщине опять захочется острых ощущений.
— Ты меня наказываешь за что-то? Я же не виноват в твоем нынешнем положении!
Глядит с таким укором, словно как раз я и виноват.
Выдохнув, открываю дверь и киваю ей на цветы.
— Убери хотя бы их в багажник.
На всякий случай делаю шаг в сторону. А то приспичит ей меня веником отхлестать, и упаковкой антиаллергенов не отделаюсь.
— Крош, я реально тебя побаиваться начинаю, — ввожу ее в курс дела, но получаю такой взгляд, что лучше бы отправил это признание по смс. — Кстати, ты после залета научилась так стремительно в аптеку бегать? — усмехаюсь, садя ее в тачилу. — Лучше поздно, чем никогда?
Опять зыркает, накидывая пени на штраф. Ей с такой надутой моськой только в пенсионном фонде работать. Глянешь на нее и лишний раз подумаешь, а может, я еще ничего, работать могу!
Все еще чувствуя на губах наш недолгий поцелуй, за который пострадала моя челюсть, я возвращаюсь за руль. В салоне уже проветрилось. Хотя мне мерещится щекочущий запах пыльцы. Поэтому опускаю стекло со своей стороны и спрашиваю у Колобка:
— Тебя не просквозит?
Она заметно смягчается. Мышцы лица расслабляются.
— Я тепло одета, — пищит едва слышно, перекидывая через себя ремень безопасности.
— Осторожнее с Габриэллой Демьяновной. На животе не затягивай.
Зря она не доверяет мне. Я к этой девчонке уже привязался. Всю ночь гладил. Просыпался, стоило ей чуть шевельнуться. Прислушивался. Это и дико, и забавно одновременно. Не понимаю папаш, отказывающихся от детей. Она еще не родилась, а я ее уже обожаю. Даже несмотря на прихлопнутую маманю. Ее тоже можно понять. За столько месяцев привыкла считать себя матерью-одиночкой. А тут появился я — крутой чувак из прошлого. У любой бы от счастья крыша поехала.
В пригороде, где живет моя будущая теща, я уже бывал пару раз проездом. Но вглубь заезжаю впервые. В узкой улочке моя тачила кажется несоразмерно огромной. Из некоторых дворов даже высовываются любопытные вывески.
— Ой, а хто это такой? — подражательно озвучиваю я это немое кино, объезжая колдобины. — Шо за буржуй? Зуб даю, хахаль Зинкин!
Колобок, не удержавшись, прыскает смехом.
— Гарантирую, тут уже все в курсе, кто ты, — отвечает она, наконец-то перепсиховав.
— Да, я уже осведомлен, какая скорость у твоей мамы. Любой интернет-браузер ей позавидует. Нам же лучше — нельзя тянуть с подготовкой к свадьбе.