Плод! Колобок бы ее голову в монитор засунула за такое оскорбление. А Серебрянская ничего, спокойно укладывается на кушетку и задирает кофточку, явно уже подумывая, чем закинется позже для расслабона.
— Гель немного прохладный, — объясняет узистка, грея тюбик в ладони. — Волнуетесь?
— Нет, — пожимает плечами Серебрянская.
— Обычно мамочки на УЗИ от нетерпения дрожат.
— Я не обычная мамочка. Я в здравом уме, — огрызается та.
Врачиха выдавливает на ее живот гель, включает экран и берет головку датчика. Акустической линзой размазав гель по коже, начинает водить в поисках того самого плода.
Серебрянский вытягивает шею, высматривая на экране хоть что-то похожее на мелкого человечка. А мой папаша начинает нервно дергать ногой и хмуриться.
Узистка ненадолго замирает, отвлекается на справку Серебрянской и снова смотрит на экран.
— Арина, а как вы узнали, что беременны?
— Меня затошнило, я сделала тест. Он показал две полоски. Я пошла к гинекологу, и там все подтвердилось. А что?
— Мне жаль вас разочаровывать, но вы не беременны.
— Что ты несешь, Пилюлькина?! — взрывается мой папаша. — Шары разуй! Или аппарат поменяй!
— Вячеслав, держи себя в руках, — обращается к нему Серебрянский. — Уважаемая, извините, мы просто все на нервах. У меня это первый внук. Я очень волнуюсь. Может, у вас действительно проблема с аппаратом?
Серебрянская сереет на глазах, и я пальцем поворачиваю камеру Рыжего на нее.
— На прошлой неделе новый установили, — отвечает узистка, отключает экран и кладет на живот Серебрянской бумажное полотенце. Вытаскивает из-за аппарата белый конверт и бросает на край кушетки — туда, где стоит мой папаша. — Ваша взятка, господин Борзых!
— Ты че несешь, недоучка?!
Серебрянская совсем обмирает на кушетке, а врачиха включает запись разговора на своем мобильнике, из которой четко слышно, как Вячеслав Демьянович Борзых предлагает ей провернуть одно дельце ценником с пятью нулями. А всего-то надо подменить аппарат УЗИ и показать на экране чужую беременность в десять недель.
— Это как понимать? — рычит Серебрянский, налившись краской от злости.
— Папа, я тебе все объясню, — скулит его заревевшая дочурка.
— А что тут объяснять, Пал Степаныч? — вмешиваюсь я.
— Заткнись, — шипит мне папаша.
— Нет, Вячеслав, дай ему сказать, — угрожающе говорит депутат.
— Несколько дней назад Арина встретила меня с моей беременной невестой. Разозлилась и решила встрять между нами. А тут и подельник появился. Не запылился. Он мою невесту голодранкой считает. Позорно ему такую сноху иметь. Вот и задумали эти двое всех нас вокруг пальца обвести. Отцу моему очень выгодно меня на вашей дочери женить. Я бы не удивился, если бы через неделю после свадьбы у нее случился выкидыш.
— Ты меня опозорил! — истерит соскочившая с кушетки Серебрянская.
— Нет, дочь, это ты солгала, а не он. Ты только что меня опозорила! Демьян, мне так стыдно за нее.
— Что ж, а мне стыдно за отца, — отвечаю под буравящим взглядом папаши. Забираю у Рыжего камеру и вынимаю из нее флешку. Протягиваю депутату: — Возьмите, Пал Степаныч. Чтобы через пару дней кто-нибудь от моего имени вас не начал шантажировать несуществующей записью.
Он берет флешку и поднимает взгляд на отца.
— Да-а-а, Вячеслав, не ожидал я от тебя такого. Привык все покупать и заигрался. Оказалось, не все в этой жизни продается. Ты бы брал пример с сына. Я бы на твоем месте таким наследником гордился.
Тот, даже поймавшись с поличным, не сдается. Поворачивается к узистке и напирает:
— Я вашу клинику по кирпичику разберу. А ты сама на панель работать поползешь. Частой пациенткой узистов станешь!
— Еще одно слово, Вячеслав, и тебя отсюда выведут в наручниках! — предупреждает его депутат. — Девушка, вы не беспокойтесь, никто ни вас, ни вашу клинику не тронет. Более того — получите спонсирование. За доблестный труд. А ты теперь, Вячеслав Демьянович, по уши в дерьме. Если на тебя поступит жалоба, тут же за решеткой окажешься. Без суда и следствия на нары!
Серебрянский выталкивает свою хлюпающую носом дочь за дверь и выходит сам. Рыжий тоже пятится к выходу.
— Ну и как ощущения? — Агрессивно наступает на меня папаша.
— Как после продолжительного запора, — язвлю, стоя на месте. — Радостное освобождение.
— Забудь о наследстве!
— А ты забудь о наследнике. Прощайте, Вячеслав Демьянович. Больше я вас не побеспокою.
До последнего стою, не двигаясь. Жду, пока он, поскрипев зубами, выйдет, прихватив с собой конверт. Поворачиваюсь к узистке. Бледная. Нервная. Но упертая.
— Спасибо вам, — киваю ей.
— Это мой долг. Не всех врачей можно купить.
— Как и простых парней.
— Да, вы упустили шанс стать зятем Серебрянского. Второго не будет.
— Он мне и не нужен. У меня же есть Стефа.
— Передавайте ей привет, Демьян. Жду вас обоих на следующей неделе.
— Обоих? — переспрашиваю.
— Разве вы не хотите взглянуть на своего настоящего ребеночка?
Губы самопроизвольно растягиваются в улыбке.
— Очень хочу.
Подумав о Габи, понимаю, что уже соскучился. Положить бы ладони на живот Колобка, прижаться ухом, поговорить с нашей бойкой девчонкой.
Выскакиваю из клиники, по пути набирая номер на мобиле. Замечаю, как журналюги обступили моего папашу, не давая ему протиснуться к машине, и как несколько бегут вдогонку уезжающей машине депутата. С камерами, микрофонами и диктофонами.
— Дем, — слышу любимый голос Колобка.
— У нас получилось, — сообщаю ей.
— Ты как?
— Задрочен, но жить буду. Он нас больше не тронет. У него сейчас такой геморрой вылез, что ему долго будет не до нас.
— Дем, — вздыхает Колобок, — я тебя люблю.
На секунду замираю. Она впервые это озвучила. Знал бы, включил бы запись телефонного разговора.
— И я тебя люблю, Крош.
— Фубля, — пыхтит Рыжий, — на соплях поскользнулся.
Пинаю этого придурка для скорости и возвращаюсь к звонку.
— Крош, я домой еду. Что-нибудь купить?
— Нет. Сам возвращайся. Я тебя очень жду.
Глава 30. Стефа
Напрасно Вилена Мироновна думала, что мне будет легче открыть ее жестокую тайну Демьяну. А я напрасно думала, что она его раздавит.
Внимательно выслушав меня до конца, ни разу не перебив и не остановив, он минут пять сидит в безмолвии, а потом облегченно выдыхает:
— Вот и отлично! Теперь я его близко к своей семье не подпущу.
Не слезая с его колен, носом утыкаюсь в его горячую шею и шепчу:
— Как же я тебя люблю.
— Что?
— Люблю тебя.
— Что-что? Не расслышал.
— Не придуривайся, — хихикаю, пальцами ткнув ему в ребра.
— Ты просто полчаса мне в это ухо бубнила, я оглох.
— Тогда скажу на другое.
Губами касаюсь его мочки, легонько захватываю зубами и прикусываю, заставив Демьяна съежиться. Его шея покрывается мурашками, а взгляд пьянеет.
Рукой пробравшись под мою кофточку, пальцем проводит вверх по позвоночнику и тянется ко мне за поцелуем.
— Как насчет отметить нашу победу? — выдыхает возбужденно.
— Дем, мы собирались определиться с ассортиментом товара для магазина и договориться с программистом. Бизнес сам себя не построит. А мама уже намылилась с работы увольняться. Загорелась твоей идеей.
— Обожаю свою тещу, — урчит он, нежно целуя мои губы. — Но в обеденный перерыв я же могу отдохнуть?
— Конечно, если успеешь на примерку костюма. У тебя на сегодня назначено.
— Перенесем. Мы же никуда не торопимся?
— Числа до пятнадцатого апреля — нет. А после — Габриэлла Демьяновна в любой день может организовать для нас другую церемонию. Неотложную.
Демьян поднимает лицо к потолку и сосредотачивается на подсчете недель.
— Это получается, я скоро на два месяца в завязку уйду и умру от недотраха. Тебе не кажется жестоким так издеваться над своим мужем?
— Поверь, я найду альтернативный способ пилить тебя до беспамятства.
— Даже не сомневаюсь, — улыбается он, взглядом скользит по моему лицу и поднимает меня на руки. — Может, в ванной?
— Чтобы я жопой в раковине застряла? Давай уж без экспериментов, — смеюсь я. — Как обычно, по-собачьи.
— Сейчас по-собачьи, потом по-волчьи, — ворчит он, относя меня в спальню и укладывая на кровать.
— По-волчьи — это как?
— Не слышала анекдот? Лежать рядом и по-волчьи выть. Что, собственно, меня и ждет, — тяжко вздыхает он, а я тихонько посмеиваюсь, разглядывая крепкое мужское тело.
Демьян стягивает с себя майку и медленно расстегивает брючный ремень, облизываясь и взглядом сдергивая с меня костюм. Никогда никто не смотрел на меня с таким жгучим желанием и нездоровым обожанием, как он.
Он обращается со мной сверхосторожно, но с недремлющим фанатизмом. Ласкает меня губами, языком, дыханием, шепотом, руками. Подталкивает, уничтожая мое смущение и страх, поселившийся во мне с горьким опытом первой любви. И хотя я не так обстреляна в сексуальных боях, как Демьян, вместе мы создаем нерушимый тандем. Проникаем друг другу под кожу. Полностью захватываем, напираем, пронзаем, впитываемся. Горячие, как вулкан. Бешеные, как его извержение. Сумасшедшие до самого торжественного финала и еще полчаса позже.
Забывшись в его объятиях, я пальцем вожу по его груди и тихо-тихо напеваю.
— Дем, а ты вовсе не такой негодяй, каким казался мне раньше, — признаюсь, положив подбородок на его грудь и заглянув в его красивое довольное лицо.
— Да и ты почти не хабалка, — усмехается он.
— Ах ты, негодя-а-а-й, — протягиваю я, сощурившись, чем вызываю у него хохот.
— Так все-таки негодяй?
— Целиком и полностью.
— Но ты же все равно от меня без ума? — подмигивает мне, но наш игривый разговор прерывает телефонный звонок. — Мирон, — хмурится Демьян, приняв вызов и поставив его на громкую связь.
— Какого черта, Демьян? — рявкает тот без приветствия. — Что ты опять устроил?!