— Эй, ты, обутки хоть сыми! — кричит она мне вслед, а ее муженек драпает в комнату.
Хватаю его за шиворот, дергаю на себя и толкаю к стене.
— Зина! Зина! Милицию вызывай! — верещит сипло, вытаращив зенки.
— Слушай меня внимательно, чмо поганое, и всасывай! — рычу угрожающе. — Ты либо таблетку бессмертия проглотил, либо машиной ошибся, когда аппликации клеил. Я очень надеюсь, что ошибся. Иначе мусора приедут не за мной, а за тобой.
— Ошибся… Ошибся… — бормочет, потея, как конь загнанный.
Отпускаю его и отталкиваю.
— У тебя два часа, чтобы все исправить.
Отряхиваю руки, проходя мимо приклеившейся к стене женщины. Бегом спускаюсь вниз и прямиком за руль. Никак не въеду, нахрен за эту идиотку впрягаюсь?!
— Куда тебе? — Бросаю взгляд на зеркало. Сидит в полумраке салона, скромно сжавшись в комок и обняв сумку на коленях.
— Я же сказала…
— Куда, спрашиваю?! Пользуйся, пока такси бесплатное.
Медлит. Секунду думает, глядя в окно на свой убогий драндулет.
— У меня мама в «Камиле» работает. Если ты…
— Мне как раз в ту сторону. — Завожу тачилу и трогаю с места.
— Спасибо, — доносится в спину. Негромко, но как-то искренне, что ли.
— Да не за что. — Включаю радио, ищу волну помощнее.
— Ты к тому мужику ходил?
— Еще чего? Губу закатай, Колобок. Если бы мне было не пофиг, я бы, наверное, притормозил его, когда поймал с поличным. Как думаешь? — Опять смотрю на нее в зеркало, делая музыку громче.
Тускнеет на глазах. Будто последняя искра надежды в лице тухнет. Кому лучше-то сделала, залетев от какого-то недоноска, который за свою бабу вступиться не может? Вроде с характером, а дура дурой.
— Ты не в ту сторону едешь? — делает мне замечание минут через пять.
— Мне один дятел косарь торчит. Выбьем и поедем дальше.
— Что значит — выбьем? — офигевающе округляет глаза.
Мля-я-я… В них утонуть можно! До чего же красивая дрянная девчонка. Могла бы содержанкой стать у какого-нибудь папеньки. Ходила бы в мехах, при золоте. Ездила бы на тачке типа моей. Комп бы нормальный себе взяла. Собачку бы завела вместо пуза.
— Ты будешь держать, я — бить. В тебе же сейчас две лошадиные силы, удержишь.
— Ты отвратительный человек, Демьян. — Опять отворачивается. — Высади меня где-нибудь.
— Да не бузи, Колобок. Бабки готовы. Подъедем, заберем — и дальше.
— И ради тысячи рублей ты едешь через полгорода? Сказал бы, я бы заняла.
Рублей? Снова смотрю в зеркало. Так и сидит, отвернувшись. Вполне серьезная. Она правда думает, что я за тысячей рублей еду. Даже не по себе становится от той пропасти, что между нами. А когда торможу возле нужного дома, и вовсе в ступор впадаю. Колобок протягивает мне сто баксов. Те самые, что я к ее ногам швырнул. Как попрошайке. Как собаке.
— Держи. Я знаю, что такое, когда туго с финансами.
Кошусь на нее через плечо. Купюру она распрямила, разгладила. Не удивлюсь, если куда-нибудь на благотворительность пожертвовать собиралась.
— Я не шучу. Бери. Твой отец невозможный человек. Мне бы от такого тоже ничего не надо было. Я вон и от своего квартиру только после его смерти в наследство получила. Он, конечно, магнатом не был. Но мама от него натерпелась.
Деньги беру. Не потому что они мне нужны, а потому что Колобок своим простодушием меня в пластилин превращает. Такая сострадательная, порядочная, дружелюбная. У самой долги по коммуналке, а мне сует бабки, которые ей с неба упали.
— У меня завтра зарплата. Если еще надо, только скажи.
— Ты серьезно? — Сильнее напрягаюсь.
— Еще чего?! — фыркает, откидываясь назад. — Губу закатай! Я вернула тебе то, что ты у меня обронил. Мне чужого не надо. Но и свое не дам. Даже в долг. Особенно тебе!
Усмехнувшись, вылезаю из тачилы. Рыжий уже выходит из подъезда. Замечает движение сквозь стекло и пытается заглянуть.
— Ты с телкой, что ли?
— Здорово! — Пожимаю ему руку и беру бабки. — Глазки поломаешь.
— Юльку обкатываешь?
— Я на лоха похож?! Лучше Серебрянской позвоню, чем за вами огрызки подбирать буду. Братаны, мать вашу.
— Ты вот вообще неправильный пацан, Борзый. Твою Серебрянскую Арс отчебурахал, но ты все равно побывал в ней после него. И нос не воротил. Ну и какая разница между ней и той Юлькой?
— Я бухой в доску был, — напоминаю ему.
Из-за Серебрянской-то и пришлось свалить с прежней хаты. Она бы мне там покоя не дала. С моим кузеном кувыркалась у меня за спиной, а потом на коленях ползала, прощение вымаливала, шалава. Еще и меня виноватым выставила. Будто в отместку за мою измену к Арсу на поршень запрыгнула. Только я один раз на стороне оторвался, а она три месяца Арсу отсасывала.
— Ты всегда бухой телок клеишь. Напомнить тебе твою днюху? — похихикивает друг. — Сережку-то ту так и хранишь, что тебе та золушка оставила? — а теперь откровенно ржет, зараза. — Или Серебрянская на нее порчу наслала?
— Диман, тебе зубы мешают, что ли? — фыркаю гневно. Кулак так и чешется втащить ему.
В этот момент моя машина орет клаксоном. Очень надеюсь, что Колобок не ногой до руля дотянулась.
— Кому-то невтерпеж. — Рыжий кивает на тачилу. — Бывай тогда.
Пожав ему руку, возвращаюсь за руль.
— У тебя кислородное голодание, или ты по жизни такая тугая?! — рявкаю на Колобка.
— Вообще-то я беременна! В машине душно. Ты даже кондер не включил!
Не веря, что это происходит со мной, завожу машину и включаю кондиционер.
— Сочувствую твоему Виталику. Из него вышел бы хороший отец, если бы матерью была не ты!
— Он к моему ребенку, слава богу, никакого отношения не имеет! — вдруг выдает Колобок и, прикусив губу, морщится.
На эмоциях спалилась. Теперь сидит молится, чтобы я оказался глухим. Но когда открывает глаза, видит, что пялюсь на нее, повернувшись через плечо. Растягиваю губы, скалясь в бесовской улыбке, и смакую каждое слово:
— Вот так сюрприз…
Глава 7. Стефа
Демьяну только дай повод сострить. От души на издевках оторвется.
— Жжешь, Колобок, — щерится он. — Так у тебя Габриэлла Космонавтовна?
У меня настолько широко распахиваются глаза, что больно становится. Мало того, что меня задевает его наглость, с которой он полистал мой справочник и узнал, на каком имени я остановилась, так еще и бесит его уверенность в отсутствии отца у моей девочки.
— Она еще не Габи. Это раз! И второе — с чего ты взял, что она безотцовщина? — Сощуриваюсь, а у самой щеки пылают — и от гнева, и от стыда. Хорошо, что в полумраке салона этого не видно.
— В твоей квартире нет мужских вещей. Даже элементарного — труханов.
— Мы просто не живем вместе, — выцеживаю, злясь еще сильнее от мысли, что мой любимый сосед совал свой нос в мой бельевой шкаф. Вернусь домой — все с хлоркой перестираю!
— И я его очень хорошо понимаю, — усмехается Демьян, заводя машину. — Сам вот думаю съезжать. С тобой даже через стенку жить невозможно. Труба.
— Да ради бога. Я тебе даже помогу матрас сдуть и музыкальную аппаратуру упаковать.
— Колобок, я не врубаюсь, у тебя маманя в прокуратуре работает, что ли? Или в налоговой? Откуда в тебе смелости столько?
— Врожденный дефект. Опыт показывает, что весьма полезный в борьбе со всякой борзятиной.
Радиоволна переключается на забористую музыку, хлестко ударившую по моим воспоминаниям. Нет, отец моей доченьки не космонавт. А ходячий банк норовистых сперматозоидов, с которым я лоб в лоб столкнулась как раз под эти резкие, агрессивные и мощные басы.
Демьян дотягивается до магнитолы и делает тише. Рефлекторно поднимаю руку, чтобы остановить его, и он замечает этот короткий жест в отражении зеркала. Наши взгляды встречаются.
— Колобок, ты так смотришь, как будто у тебя от меня уже трусики намокли, — вышучивает он в своем мегавульгарном репертуаре.
Поведя бровями, отворачиваюсь к окну.
— У тебя сплошная пошлятина на уме.
— Сказала девка с пузом.
Закатываю глаза. Чего я жду от парня, воспитанного животным? И зачем вообще с ним разговариваю?
Решаю отвлечься на собственные заботы. Достаю телефон и пишу маме сообщение, что подъезжаю к ее бизнес-центру. Не хочу со своим пузом подниматься в ее офис. Заявлю о своей беременности на глазах ее сотрудниц, и тогда маму точно будет не откачать. К тому же не факт, что Демьяна удастся затащить в здание. А мне важно, чтобы он лично ей сказал о том, кем мне приходится и кем не приходится.
«Возьму зонт!» — отвечает мама. Еще одна любительница фыркнуть.
Когда въезжаем на парковку, мама уже выходит из парадных дверей, на ходу запахивая куртку.
— О, теща моя, — смеется Демьян, тормозя.
— Я не буду делать вид, что мне смешно. Потому что пока мы сюда ехали, я получила двенадцать сообщений с одним и тем же поздравлением. Со скорой свадьбой!
— Вот видишь, какой я супергерой. Навел порядок в твоей личной жизни. Теперь с космонавтом поженитесь. Нельзя же оставлять родственников без тещиных блинов.
— Не понимаю, почему я до сих пор разговариваю с тобой? — бурчу, вылезая из машины.
Демьян тоже выходит. Снимает очки и вешает их на горловину футболки. Перекатив во рту комок жвачки, подмигивает мне:
— От меня перегаром не несет?
— А тебе не пофиг? — Хлопаю ресницами. — Тем лучше, маме будет проще распрощаться с иллюзией родства с тобой!
Увидевшая нас мама замедляет шаг. Ее взгляд упирается в мой живот. На секунду она даже притормаживает. Поморгав, идет дальше и постепенно ускоряется. Наверное, надеется, что я ради прикола подложила подушку.
— Классно развели! Молодцы! А на камеру кто снимает? — улыбается нам и обнимает Демьяна. По-свойски. Будто она его мама, а не моя! — Здравствуй, Демушка!
Демушка?!
— Здрасте, здрасте, Ульяна Филипповна! — отвечает он в тон, тоже приобняв ее. Еще и все тридцать два обнажает, укалывая меня взглядом. — Как ваши дела? Уладили рабочие вопросы?
Чего?! У меня сумка выпадает из рук от шока.