Курьер с мотоциклетным шлемом мотает головой, давая понять, что он не имел ни малейшего представления об этом.
– Ладно-ладно, давай только не будем устраивать сцен в студии, – говорит Мужчина в Толстовке.
– По-твоему, ЭТО сцена?
Со стороны доносится шум одобрения, поэтому Триша оборачивается и восклицает «Ха!» уже знакомым мне тоном.
– Мало же вы повидали СЦЕН на своем веку! Эта и выеденного яйца не стоит. Я же не набрасываюсь ни на кого, утверждая, что непобедима! Не швыряюсь телефонами! Не брею голову и не провожу контрабандой в Германию свою ручную обезьянку. Я даже… не ТВЕРКАЮ!
Только теперь я замечаю, что она на самом деле пытается показать тверк.
– Вы этого хотите? Хотите, чтобы я тут потверкала для вас? Сплясала зажигательный танец, доказывающий, что я такая молодая и горячая? Может, мне еще и аккаунт на Snapchat завести? Заняться экстремальным спортом? Я покажу вам экстремальный спорт!
По коридору шагает женщина с жесткой укладкой – по всей видимости, та самая Карен из отдела кадров. Она поправляет дужку очков на переносице с крайне деловым видом и одергивает блузку, будто готовится к решительному сражению. Триша же на время исчезает за перегородкой со стеклянными дверями и появляется с двумя древними бобинами в руке.
– Все, хватит. Это уже слишком, Патрисия, – обращается к ней Карен из отдела кадров, пытаясь пресечь дальнейшее буйство.
– Ой, Карен, так ли уж хватит? А не хочешь полюбоваться на мою «молодежную энергетику»? – отвечает Триша с горящим взором.
Она роняет кружку, перехватывает бобину правой рукой, заносит ее над головой и швыряет, словно диск, прямо в стену. Пленка с записями разворачивается на лету, делая ее похожей на плывущую по воздуху медузу.
– Смотрите: чемпионат по фрисби!
Она швыряет другую бобину в дальнюю стену, и та пролетает в миллиметре от головы одной из юных статисток.
– Ну как, понравилось? Прямо в яблочко!
– Сделайте же что-нибудь! – кричит Карен из отдела кадров рослому мужчине в пиджаке, который как раз появляется в кадре. Он расправляет плечи, долго поправляет брюки в области паха, потом хватает Тришу за руку и сопровождает ее к вращающейся двери.
– А ну, убери руки! – она пытается вырваться, размахивая другой рукой и сбрасывая туфли на ходу.
– Забей, красотка! Он тебя не стоит! – кричит один бородатый зевака, оказывая ей моральную поддержку.
– Да, они и мизинца твоего не стоят, Триша! – вторит ему другой.
– Спасибо, парни! – благодарит их она, а потом поворачивается к своим противникам. – Видите? Видите? У меня до сих пор есть ФАНАТЫ! А вам лучше обратиться к специалисту!
– К какому еще специалисту? – ворчит один из охранников.
– Воспользоваться услугами своего адвоката, как говорят в Америке! – кричит она, после чего ее вышвыривают из здания. – Дело еще не закончено! У меня есть высокопоставленные друзья! Я говорила, что знакома с Филом Коллинзом? С ФИЛОМ КОЛЛИНЗОМ! Вот это шоу-бизнес! – выдает она свою последнюю фразу, и видео гаснет.
Но я почему-то продолжаю слышать ее.
– Какого черта? – раздается откуда-то со стороны.
Я продолжаю таращиться на экран, выключая громкость и нажимая разные кнопки, не понимая, что происходит.
Видеозапись начинает воспроизводиться снова, с самого начала: «Чего ради я должна с кем-то считаться?»
– Элис? Ты что делаешь? – раздается тот же голос, но уже не в моем телефоне.
Я поднимаю голову. И вижу ее. Она подошла незаметно, босиком по сосновым половицам, совершенно не издающим скрипа. Я была полностью погружена в просмотр. Той самой видеозаписи, которую вообще не должна была смотреть. Той видеозаписи, «звезда» которой сейчас стоит передо мной.
– О, Триша, привет! – произношу я как можно жизнерадостнее, пряча телефон за спину при виде реальной версии.
Оказывается, нажимать на кнопки не глядя не такая уж простая задача.
СРЕДИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ГОДАМИ НЕ ПРИКАСАЛИСЬ К РАСЧЕСКЕ!
– Блин, блин, вот блин, – бормочу я, пытаясь убавить громкость, но на самом деле только увеличиваю ее.
– Это что?… – хмурится Триша. Точнее, пытается хмуриться.
– ОНИ ДАЖЕ ЕЩЕ НЕ РОДИЛИСЬ, КОГДА Я ПРОВОДИЛА СВОЙ ПЕРВЫЙ ТЕЛЕМАРАФОН СО ЗНАМЕНИТОСТЯМИ! – продолжает орать запись, пока я заливаюсь краской.
– Где ты это нашла? – требовательно спрашивает Триша, наклоняясь ко мне.
Между нами начинается неумелая потасовка; пока вирутальная Триша кричит что-то про «эмбрионов», реальная пытается отобрать у меня телефон.
– Я ВЕЛА «ЗНАМЕНИТОСТЬ С АКУЛАМИ»! – вопит виртуальная Триша.
– Извини, – начинаю я. – Я не хотела…
– А ну дай! – Триша вырывает телефон у меня из рук и с ужасом смотрит на него.
– ВОТ ЭТО ШОУ-БИЗНЕС!
– Я и понятия не имела, что это ты, пока…
ДА, ОНИ И МИЗИНЦА ТВОЕГО НЕ СТОЯТ, ТРИША!
Настоящая Триша смотрит на меня; на ее лице застыла маска гнева и отвращения.
– Ну, – продолжаю я. – Только в этом месте начала догадываться. То есть какое-то сходство было, но, знаешь…
Я уже не понимаю, что говорю, едва не умирая от стыда и неловкости.
– Я знала, что меня снимали, но не знала, что видео настолько ужасно, – говорит теперь уже спокойно побледневшая Триша. – Или что кто-то будет искать его.
Она снова смотрит на меня, а у меня возникает такое чувство, будто меня вызвали в кабинет директора извиняться за какой-то проступок (обычно со стороны Мелиссы).
– Ну что ж, я уверена, ты как следует повеселилась за мой счет, – говорит Триша дрожащим голосом. – Добро пожаловать на мое позорище.
– Извини, мне так жаль, – снова бормочу я.
– Тут написано, – она тычет пальцем в экран, который, несомненно, снова заполнен красотками в бикини, – что фраза «Вот это шоу-бизнес» стала трендовой в Twitter…
– Но трендовые фразы очень часто меняются, – я встаю и пытаюсь выхватить телефон из ее рук.
– И все эти комментарии! – вздыхает она, одной рукой прикрывая рот, а другой листая страницу.
Никогда не листайте! Даже я знаю, что лучше не смотреть, что пишут под такими видео!
– «Ого, эта чикса просто вдрабадан», – зачитывает Триша вслух некоторые «оригинальные» отзывы. – А здесь написано: «Даг точно уволил ее». Ну да, Пуаро, замечательный вывод. «Забудь о Даге, я бы пахлопал такую заднецу». Ну правописание оставляет желать лучшего, но все же какой-никакой комплимент.
Она на какое-то мгновение задумывается, но тут же возвращается в реальность и снова набрасывается на меня:
– Ты вообще не должна была это смотреть!
– Мне так жаль. Да, я знаю, что не должна была переходить по ссылке, не говоря уже о том, чтобы включать видео…
– Ты и все остальные в мире. Тут написано, что его просмотрели триста пятьдесят ТЫСЯЧ раз…
– Правда! Я бы не волновалась. Большинство, уверена, не досмотрели и до половины…
– То есть как ты, хочешь сказать?
– Э-мм… нет, – у меня уже не осталось никаких средств защиты.
– Я думала, ты моя подруга, – говорит она тихо.
– Я и есть твоя подруга! – протестую я.
– Подруги так не поступают.
– Нет.
– Ну что ж, спасибо, что повысила количество просмотров моего позора до трехсот тысяч пятидесяти одного. Мелисса предупреждала, что любишь совать нос не в свои дела…
– Вовсе нет! – пытаюсь оправдаться я.
– Нет? То есть ты никогда не читала ее дневники?
На это мне нечего ответить.
– И во всем интернете ты просто случайно наткнулась на видео со мной?
– Д-да, – я понимаю, что это звучит не слишком правдоподобно.
– Твоя сестра права, ты сама себе худший враг.
Она отдает мне телефон и выходит. Примерно через тридцать секунд я слышу вздохи на кухне – по всей видимости, уже все в курсе моего греха (можно ли это считать грехом или всего лишь оплошностью?). Если до этого только Мелисса не разговаривала со мной, то теперь я предвижу куда более ужасные последствия.
Глава 10
– Я говорила им, – доносится голос Триши в промежутках между всхлипываниями. – Я сказала им: «Вы бы и сами стали пить джин из кружки прямо посреди рабочего дня, если бы вас поставили на прямую линию о лучших станциях обслуживания на британских шоссе или о самых смешных именах домашних животных». Надо было выбирать водку, тогда бы ничем не пахло. Так и зарождаются слухи.
Потом слышно, как она громко сморкается, а ее шепотом утешают.
– Это было неизбежно, – продолжает Триша. – Просто чудо, что я не сорвалась раньше. Просто злости не хватает, что кто-то снял весь этот инцидент с джином. И что люди смотрят это видео. И делятся им… Сволочи…
Я задерживаюсь в дверях и ощущаю, что при моем появлении температура в комнате опускается от «прохладно» до «сибирского мороза».
– Я сказала, что мне жаль, – делаю я слабую попытку, но Мелисса награждает меня таким взглядом, какого я раньше не видела.
Как будто она ненавидит меня. Как будто разом утратила всю веру в меня…
Интересно, а как со стороны выглядят мои «физиономии»? Я опускаю рукава и скрещиваю руки в защитном жесте. Будто на меня смирительную рубашку надели. «В любом случае должно помочь», – думаю я.
– А как же с доверием викингов? – Мелисса почти выплевывает эти слова. – И как вообще у тебя в руках оказался телефон? Не можешь даже недели прожить без этих своих устройств…
Она качает головой, а я в стыде опускаю свою.
Во время ужина стулья отодвигаются подальше от меня, глаза переводятся на потолок или на пол, разговоры прекращаются.
– Я доверяю тебе вернуть телефон на место, – говорит Инге, подчеркивая слово «доверяю» и пристально смотря на меня, как кажется, целую вечность. Я киваю, но стараюсь не поддерживать с ней визуальный контакт.
Куски картошки застревают у меня в горле, когда я борюсь с комком, который вдруг образовался в моем пищеводе. Поэтому я больше налегаю на вино, чтобы ослабить боль, и после скромной трапезы отправляюсь в кровать. Снова. Но не возвращаю телефон на место. «Единственное, что у меня осталось», – думаю я, рассматривая фотографии Шарлотты и Томаса и мечтая о том, чтобы сейчас оказаться рядом с ними. Я отсылаю единственное текстовое сообщение – которое должна была отправить несколько недель назад, – а затем стараюсь забыть о нем и отключаю устройство, чтобы не тратить заряд.