Откуда-то продолжают падать капли, хотя никаких туч над ставшим чернильным небе не видно.
– Чертова Скандинавия, чертова дерьмовая погода, – бранюсь я.
Когда я бегу к причалу, поднимается еще и ветер, приклеивающий мне волосы к щекам. Я предполагаю, что она до сих пор там. По крайней мере, надеюсь. «Иначе… – я морщусь от усилившейся боли в ноге. – Иначе мне придется обойти все остальные постройки на острове». К счастью, чутье меня не подвело.
Я резко останавливаюсь в том месте, где камыши сменяются прибрежным песком. В серебристом лунном свете видна фигура, пытающаяся подтянуть лодку к убывшей с отливом воде.
Несколько мгновений я наблюдаю за ней. Мои ноги медленно погружаются в мокрую почву, между пальцами ног образуются миниатюрные лужицы. Я ничего не говорю, но Мелисса, похоже, чует мое присутствие, останавливается и оглядывается.
– Элис? – спрашивает она. – Это ты?
На моем мокром лице, должно быть, застыло выражение страха, которое ее беспокоит, потому что она повторяет мое имя.
– Элис?
Печаль сковала мне язык, и я не могу произнести ни слова. Не то чтобы я не хотела говорить, как обычно. Просто… не могу.
– Если ты ищешь Тришу, чтобы снова извиниться, то она ушла…
– Нет, я искала тебя…
– Меня? – она показывает на себя пальцем. – Как мне повезло. Что, хочешь «исправить» меня? Потому что сейчас я немного занята. – Она театральным жестом указывает на лодку. – Нужно кое-куда наведаться, нет времени для лекций…
– Я пришла не читать лекции, – неуверенно начинаю я. – Дело не в этом. Я… я… – я говорю на вдохе, с трудом подбирая слова. – Я прочитала твое письмо. Я знаю, что ты больна. Мне так жаль. Так жаль. И я хочу помочь…
Она кладет весло и поворачивается ко мне всем телом.
– Что? Это было личное письмо!
– Оно было адресовано мне…
– Через шесть месяцев! – сердито восклицает Мелисса.
– Да, но…
– В чем твоя проблема? – спрашивает Мелисса, тряся головой. – Мисс Шпионка…
– И она же «Судья Джуди»? – вырывается у меня против моей воли.
– Да!
– Поверить не могу, что ты мне не сказала, – тихо говорю я.
– Не хочу говорить об этом, – отрезает она.
– У тебя рак…
– Да, спасибо, Доктор Куин, Женщина-Врач. Я же сказала, что не хочу об этом говорить.
Судя по всему, она рассердилась не на шутку.
– Но в письме…
– Ты не должна была читать его! – она уже кричит.
– Но я рада, что прочитала! – кричу я в ответ, затем понижаю тон. – Послушай, я просто пришла, чтобы извиниться, ладно? Извиниться за все. Могу повторять это каждый день, если так будет нужно…
Мелисса машет рукой.
– Слишком поздно. Забудь, о чем я писала…
– Что?
– Я хотела провести это время вместе с тобой, но знаешь что? С тобой совершенно невозможно иметь дело. Ты только и делаешь, что вечно стонешь! Ты всегда так поворачиваешь, будто ты единственная, у кого все решено, и ты все время смотришь на остальных свысока – не делай вид, что не смотришь, я же вижу, как ты закатываешь глаза, – и у тебя просто дар выводить людей из себя…
– Это нечестно, – начинаю я, но вспоминаю свой каталог жалоб и слезы Триши прошлым вечером. Да и Марго от меня досталось.
Ох…
– Но я твоя сестра, – единственное, что мне приходит в голову.
– Можешь считать себя свободной от этих обязанностей, – отвечает она.
Вот это больно. Но я не уйду. Я не собираюсь уходить.
Как бы она ни настаивала…
– Я понимаю, что одним неловким извинением под дождем это не исправишь. Я понимаю, должно пройти время, нам необходимо о многом поговорить, приложить усилия. Я действительно этого хочу, – говорю я.
На ее лице застыло сердитое выражение, губы плотно сжаты.
– Просто уходи, ладно? – говорит она чуть погодя.
– Н-нет… – заплетающимся языком произношу я.
– Что? – Мелиссу, кажется, это удивило.
Я подхожу ближе, уже более настойчиво, почти заставляя свою сестру выслушать меня. Я готова почти на все, что угодно, лишь бы достучаться до нее.
– Что ты сказала? – взирает она на меня, прищурившись.
– Я была ужасной сестрой, знаю, но поверь мне, я не считаю, что «мой способ» – самый лучший. И у меня ничего «не решено».
Если бы только она знала! Если бы я могла рассказать ей… Или показать девочку, которая годами стучала по сушилке в туалете на работе или на мероприятиях, чтобы заглушить рыдания…
– Наоборот, мне кажется, что у меня совсем ничего не получается…
– Правда? – в ее голосе слышна подозрительность.
– Почти всегда! Но ты… поразительна, – искренне говорю я. – У тебя все получается. Ты можешь разговаривать со всеми. А я, – я дергаю за свой всклокоченный хвостик волос, чтобы побыстрее придумать что-нибудь подходящее, и тут меня осеняет: – Я даже к парикмахеру не могу сходить…
– Да, я думала, что волосы у тебя длинноваты для почти сорока…
– Да, спасибо, – я заслужила это.
И она права. Потому что после лязга ножниц самое непереносимое для меня – это глухое молчание, когда закончились все дежурные темы – волосы, планы на выходные, куда я поеду в отпуск. После того как у меня исчерпался лимит на мои «М-ммм» и «Правда?», я чувствую себя совершенно беспомощной вплоть до фена, где уже точно можно молчать.
– А вот ты со всеми находишь общий язык, – говорю я Мелиссе. – Я всегда восхищалась этим… и… и… многим другим… и мне очень хотелось бы, чтобы мы стали ближе.
Она глядит на меня с сомнением.
– Правда-правда! Я хочу быть рядом с тобой! – меня всю сводит от одного взгляда на нее, но я не могу прервать зрительный контакт.
Наконец она отворачивается и вытирает руки о штаны в бесплодной попытке высушить их.
– Ну все, хватит со мной болтать, – говорит она устало, почти выдыхая слова, а потом поворачивается обратно к лодке.
– Нет.
– Что?
– Я не перестану говорить с тобой. Никогда.
Я уже от многого отказалась в своей жизни. От того, что казалось слишком болезненным или невыносимым. Я потратила годы на вечную суету: всегда в движении, всегда стремлюсь к очередной цели в попытке занять себя и избежать чего-то страшного. Но на этот раз так не будет.
– Я подожду, – говорю я. – Сколько бы это времени ни заняло.
Не зная, что делать дальше в такой ситуации, я шагаю вперед и кладу руки на холодную древесину викингского суденышка. Мелисса старается не обращать на меня внимания и толкает лодку, но на мокром песке она не двигается. И я осознаю, что очень, очень крепко вцепилась в доску.
Мелисса безуспешно пихает лодку и говорит:
– Ну ладно, можешь ждать, сколько хочешь. А я поплаваю.
Черт. Твой ход. Элис.
– Хорошо. Я с тобой.
Она как бы равнодушно мычит, показывая, что услышала меня, затем со всей силы пинает лодку, а я дрожу от волнения.
– Ну то есть надвигается буря, – посматриваю я вверх с сомнением. – И очень темно… ты уверена, что нам следует отправляться в море прямо сейчас?
– Я уплываю, – говорит она и толкает лодку с новыми силами, освобождая ее из моего захвата. – Прямо сейчас.
– Может, тебе не стоит вообще этого делать. В твоем-то состоянии?
Едва я успеваю это сказать, как понимаю, что добром это не кончится. Мелисса смотрит на меня так, будто готова ударить меня.
– Мне разрешили заниматься физической активностью до того, как начнется лечение под присмотром настоящего врача, спасибо. Я не нуждаюсь в советах стоматолога.
Ну что ж, верно подмечено.
Я пытаюсь зайти с другой стороны и показываю на черную массу воды.
– Посмотри сама, тут небезопасно!
Не то чтобы я боюсь (хотя, конечно, боюсь немного), просто я не хочу потерять свою сестру теперь, когда готова узнать ее по-настоящему. Да и погода действительно неподходящая для морских прогулок.
– Может, отложим на завтрашний день? Или пока погода не улучшится? Скажем, завтра утром?
Но Мелисса не слушает. На лице ее отображается решительное упрямство, столь свойственное представителям семейства Рэй. Она уже бредет по мелководью и делает попытку залезть в лодку – неловко, как это может получиться только у коренастой женщины без малого метра шестидесяти ростом. Трижды.
– У меня получится, – бормочет она себе под нос, пробуя разные движения.
Наша одежда промокла до нитки, и я убеждаюсь в том, что любой беспристрастный наблюдатель счел бы это Очень Плохой Идеей. Но какой у меня выбор? «Я должна поплыть вместе с ней, – повторяю я себе как нечто само собой разумеющееся. – Не могу же я бросить ее сейчас».
Остается надеяться, что две неуклюжие сестрицы Рэй окажутся лучше одной.
«Была не была», – думаю я с очередным порывом ветра, дующего мне в лицо. Я перебрасываю ногу через борт – со всем достоинством, на какое только способна женщина в мокрых штанах для йоги, и хватаюсь за весло, готовая выполнять свою часть задачи.
– Ладно, я в деле, – говорю я. – Давай руку, помогу. Поплывем вместе…
– Погодите! – раздается голос из темноты. – Постойте!
Это не Мелисса.
И это не Инге, которая, как я втайне надеялась, могла прийти и отговорить нас от явно безумной затеи.
– Триша?
– Эй! – запыхавшись, кричит Триша.
Она останавливается, наклоняется, опирается руками о колени и, должно быть, выхаркивает из себя всю никотиновую смолу, накопившуюся за все время преданного курения Marlborough Lights.
– Постойте! – она поднимает руку, все еще с головой между ног, и смачно плюется в последний раз. – Подождите меня… Вот, так-то лучше…
– С тобой все хорошо? – озабоченно спрашивает Мелисса.
– Нормально, – машет рукой Триша, восстанавливая дыхание и кашляя – на этот раз «деловито», словно продолжая начатое. – Если что, у меня есть еще одно легкое! Инге сказала, что вы, возможно, тут… Так что нам наконец-то можно решить все споры…
Она не уточняет, кому пришла в голову эта мысль – ей самой или Инге.
– Ну вот я и пришла!