положившиеся у входа на территорию школы, не замечают, как американская девочка покидает кампус.
Я сворачиваюсь в клубок на заднем сиденье, вставляю в уши наушники и как можно громче врубаю «Роллинг Стоунз».
– Хлор, аргон, калий, кальций, – шепчу я в надежде, что периодической таблицы будет достаточно, чтобы занять мой мозг.
Машина доезжает до аэропорта слишком быстро, и я спешу в здание. Мама убьет меня, если ей придется ждать. Мне навстречу движется большое семейство с кучей багажа. Я оббегаю его, едва не переворачивая тележку, и устремляюсь в зону международных прилетов.
Я смотрю на табло и вижу, что их рейс приземлился раньше расписания. Чертыхаясь себе под нос, я протискиваюсь сквозь толпу, собравшуюся у дверей, и ищу знакомые лица.
Неожиданно гул голосов перекрывает крик:
– Грейси!
Я резко оборачиваюсь на голос и оказываюсь в объятиях девицы, которая почти на пятнадцать сантиметров выше меня. У нее длинные, до плеч, светлые волосы и тело спортсменки. Джейн стискивает меня с такой силой, что я начинаю задыхаться.
– Во круто, я здесь! – вопит она, отстраняя меня на расстояние вытянутой руки и оглядывая с ног до головы. – Южная Корея пошла тебе на пользу! Ты выглядишь как персик, подруга!
Энтузиазм сестры вызывает у меня непроизвольный смех.
– Скорее, как урюк.
Мы снова обнимаемся, и я наконец-то осознаю: Джейн здесь, со мной, в Корее. Что означает…
– Грейс? – раздается еще один знакомый голос.
Я холодею, вцепляюсь в руку Джейн, чтобы не упасть. Вон моя мама с чемоданом «Луи Виттон» у ног. Она выглядит так же, как и раньше. Идеально уложенные волосы, каштановые с рыжиной. Дизайнерское платье, почти не помявшееся от долгого сидения в кресле самолета. Огромные солнцезащитные очки, закрывающие половину лица… Мне кажется, что мама перенеслась сюда из прошлого августа, только вот я уже другая.
Она притискивает меня к себе в некрепких объятиях.
– Детка, ты выглядишь изнуренной. Если для тебя это такое большое неудобство, мы могли бы взять из аэропорта такси. Не было надобности встречать нас.
Я с трудом удерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Как будто она не орала бы на меня, если бы я не нянчилась с нею двадцать четыре часа в сутки! Но я стараюсь вести себя достойно и поэтому никак не комментирую ее слова.
– Я помогу вам с багажом.
Я забираю у мамы чемодан и веду их туда, где нас ждет водитель. Он загружает вещи в багажник, мы садимся в салон и уезжаем.
– Ну, а теперь расскажи мне о школе, – говорит Джейн. Возбуждение и радость бьют из нее ключом. – И о Сеуле. Черт, просто не верится, что ты попала туда раньше меня!
– Да, ты так и не рассказала нам о… поездке, – говорит мама сдавленным голосом. Она вежливо улыбается мне, но я-то давно ее знаю и вижу: внутри она так и кипит от гнева.
Я заставляю себя рассмеяться. Я очень надеюсь, что в смех не просочится та тревога, что я сейчас чувствую.
– Ой, зачем донимать вас скучными подробностями – вы же только что пересекли полмира. Поговорим обо всем, когда вы выспитесь.
Поездка до гостиницы оказывается мучительно долгой, хотя Джейн своей болтовней периодически разряжает напряжение. Я впервые радуюсь ее абсолютному неумению молчать.
Водитель высаживает нас перед гостиницей, и я прошу его подождать меня. Мы вкатываем чемоданы в вестибюль. Мама быстро окидывает его оценивающим взглядом и морщится. А ведь это самый дорогой отель в Инчхоне!
Я провожаю их до номера и даю слово, что утром приеду за ними. На обратном пути в моей голове такой сумбур, что я даже не пытаюсь разобраться в своих мыслях.
У меня дико стучит сердце, я вся обливаюсь потом. Мне хочется спокойствия, которое было в моей жизни столько долгих месяцев, но затерялось в вихре совершенно ненужных мне эмоций.
Дрожащими пальцами я нащупываю в сумке телефон, роюсь в контактах и нахожу номер Джейсона. Мой палец замирает над экраном, я все смотрю и смотрю на номер.
Я могу позвонить ему, и он ответит. Он придет ко мне, если я попрошу. Мы посмотрим фильм или просто поболтаем. Но тогда он обязательно поймет, что что-то не так, что я совсем не такая сильная, какой хочу казаться. А я не могу допустить, чтобы он увидел меня такой. Я не могу допустить, чтобы он – или вообще кто- то – узнал, насколько исковеркана я изнутри.
– У меня все получится, – шепчу я себе. – У меня все получится.
Я не знаю, что должно получиться, но эта мантра успокаивает меня. Я со вздохом прижимаюсь лбом к стеклу и наблюдаю, как мимо проносятся огни города.
Когда машина останавливается перед школой, я обнаруживаю, что мои глаза полны слез.
Глава двадцать третья
На следующее утро я просыпаюсь с пульсирующей головной болью. Такое впечатление, будто меня били кувалдой. Однако я пересиливаю себя и вылезаю из кровати.
Так как мама близнецов приезжает только завтра, Софи помогает мне опекать маму и Джейн на Родительском дне, причем делает она это даже несмотря на то, что мама разговаривает с ней как с младенцем.
– Я не хочу смущать бедняжку английской речью, – говорит она, причем в присутствии Софи.
Однако моя соседка сохраняет свой обычный энтузиазм, они с Джейн быстро находят общий язык на почве любви к фиолетовому цвету и какой-то к-поповской группе, о которой я никогда не слышала. Я же вынуждена весь день выслушивать снисходительные замечания мамы о школе, еде и культуре. Когда мы с Софи отвозим их в гостиницу и возвращаемся к себе, я готова взорваться.
Я со стоном падаю на свою кровать и с головой накрываюсь покрывалом.
– Ты в порядке? – спрашивает Софи.
Я выглядываю из-под своего укрытия и наблюдаю, как Софи заплетает волосы в две косички. Она видит мое отражение в зеркале.
– Кажется, я умираю.
– В чем дело? У тебя болит живот? – Она отступает на несколько шагов, словно опасается, что то, что снедает меня под покрывалом, перекинется на нее.
– Мигрень.
На ее лице появляется подобие сочувствия.
– Ах, сожалею! Наверное, ты слишком долго пробыла на солнце.
– Скорее, я слишком долго пробыла с мамой, – бормочу я.
Софи хмурится и поворачивается ко мне.
– Иногда переживания провоцируют болезнь, а ты сильно переживала из-за предстоящего приезда мамы.
– Ты считаешь, я довела себя до стресса и тем самым организовала себе мигрень?
Она пожимает плечами.
– Такое вполне возможно.
Да, возможно, но мне не хочется с ней соглашаться.
– Ну, ты не знаешь Злую ведьму Юга так, как я. Сегодня ты видела лишь некоторые злобные проделки. Умножь это на миллион. Может, если бы она была твоей мамой, ты бы тоже испереживалась до болезни.
Софи брызгает на себя духами и надевает босоножки на высоких каблуках. Я спрашиваю:
– Ты куда?
– Мы с Тэ Хва едем в Сеул, хотим походить по магазинам, мне нужно платье к выпуску.
– Но ты же все равно поверх платья наденешь мантию.
– Я же не целый день буду в ней ходить! К тому же я буду знать, что у меня под мантией, и если это нечто некрасивое, я сама буду чувствовать себя некрасивой, не важно, видит кто-то это или нет.
Я закатываю глаза, а она идет к двери. Тут звонит мой телефон, и я холодею, читаю на экране мамин номер.
– Давай сходим поужинаем, – говорит мама, не давая мне возможности даже сказать «алло».
– Гм… думаю, сегодня не получится.
Повисает долгая пауза.
– И что, по-твоему, нам делать без тебя?
– Я же назвала тебе несколько хороших ресторанов.
Она фыркает.
– Мы приехали в эту страну, чтобы повидать тебя. Нет смысла куда-то ходить без тебя. – Я тихо вздыхаю. – Не вздыхай на меня, Грейс Уайлде, – возмущенно требует мама, но резкость ее голоса почему-то действует на меня успокаивающе. Она хотя бы искренна в своей ненависти ко мне, не скрывает ее под слоями вежливости и корректности.
– Что с тобой? – спрашивает она. – Ты идешь на свидание с мальчиком? Или более важные дела мешают тебе провести время с матерью?
– Нет! – кричу я и моментально получаю удар в виски. – У меня мигрень, – цежу я сквозь стиснутые зубы.
– Что ж, и пусть весь мир подождет, только потому, что тебе нужна таблетка аспирина. – Она хмыкает. – Позвони, когда станет лучше.
И она отключается.
Я медленно выдыхаю, закрываю глаза. На сегодня я спасена от родственных уз, но завтра мне все равно придется встретиться с мамой.
Мой телефон снова звонит, и у меня падает сердце. Только не она! И не репортер, что еще хуже! Я смотрю на номер и безмерно удивляюсь. И нажимаю на кнопку ответа.
– Эй, ты где? – спрашивает Джейсон. – Мы должны были встретиться перед столовой, чтобы поужинать.
Я тихо охаю.
– Извини, я забыла позвонить тебе! Наверное, я сегодня не пойду ужинать.
– Что-то случилось? – спрашивает он.
Я слышу в его голосе беспокойство и радуюсь, но тут же осаживаю себя.
– Нет, ничего, просто неважно себя чувствую. У меня дикая мигрень.
Пауза.
– Давай я принесу тебе что-нибудь?
Я краснею, и никакие осаживания и упреки не способны погасить пламя, горящее во мне.
– Нет, все в порядке.
– Ты уверена?
– Да, полностью. Спасибо.
Я еще несколько раз повторяю, что все в порядке, и мы заканчиваем разговор, но через секунду после этого меня охватывает сожаление. Может, зря я не позволила ему прийти? Пусть бы немножко похлопотал вокруг меня? Господь свидетель: Джейсон обязан хоть раз позаботиться обо мне.
Я впадаю в легкую дрему и в течение следующего часа плаваю между сном и явью. До тех пор, пока не раздается стук в дверь. Я не сразу выныриваю из дымки полусна, поэтому стук повторяется.
Я со стоном откидываю одеяло и тащусь к двери, бормоча под нос:
– Если это Софи, если она забыла ключ, я прикончу ее.
Я открываю дверь, и оказывается, что это не Софи. Это Джейсон.
Кровь отступает от моего лица и собирается в кончиках пальцев. Я на время теряю дар речи.