– У меня ничего не болит, – отмахнулась продавщица.
– Зачем тогда валокордин пьешь?
– Вся изнервничалась.
– Покупатели довели?
– Нет, – ответила Света и замолчала.
Меня смутило ее поведение. Светочка, хоть и является старшим продавцом, начальником, так сказать, средней руки, на самом деле недалеко ушла от Маши. Ни по возрасту, ни по менталитету. Света говорит без умолку и о любой ситуации, возникшей в торговом зале, мигом докладывает либо Аллочке, либо мне. Причем, если мы обе на месте, Светик обязательно зайдет сначала в один кабинет, потом в другой. Заставить ее замолчать могут только чрезвычайные обстоятельства.
Вот Маня, например, лишается дара речи только тогда, когда термометр, засунутый ей под мышку, показывает сорок. Дочь укладывается в кровать и лежит тихо-тихо, а весь дом стоит от ужаса на ушах, потому что молчащая Маруся – это так же страшно, как показ балета «Лебединое озеро» по первому каналу в девятнадцать часов вечера.
Светочка из той же породы. Проходя по торговому залу, я всегда слышу ее звонкий голосок, перекрывающий ровный гул других звуков. Света ухитряется одновременно пересказывать содержание нового романа Марининой, объяснять дорогу в отдел научной литературы и отдавать распоряжения другим продавцам… И вот сейчас она молчит и пьет лекарство. Было отчего испугаться.
– Света, – сурово проговорила я, – как директор, требую немедленного рассказа! Что произошло?
– Вы не поверите.
– Говори.
– Смеяться начнете.
– Выкладывай.
Девушка тяжело вздохнула:
– Тут живет привидение.
Я так и подскочила.
– Откуда знаешь? Ты его тоже видела?
Света разинула рот:
– Что значит – тоже?
– Ну я встречала здесь по ночам фигуру, одетую в белое. Никому не рассказывала, честно говоря, предполагала, люди решат, будто я с ума сошла. А теперь выясняется, что оно и тебе показывалось.
– Нет, – покачала головой Света, – я его сегодня весь день только слышу. Воет и воет, прямо душу надорвало. Сначала у Шуры спросила, потом у Лили, но они ничегошеньки не замечают, а мне прямо тошно. Да еще Алла Сергеевна…
– Она тут при чем?
Светочка горестно вздохнула:
– Я подошла к ней в обед, попросила: «Отпустите меня домой, плохо совсем, мигрень начинается».
Естественно, Алла спросила:
– В чем дело?
Света рассказала о надрывающем душу вое, а заместительница директора отмахнулась:
– Не обращай внимания, тут в восьмидесятых годах, еще в старом магазине, повесилась в туалете на трубе одна из продавщиц. Вот с тех пор ее призрак здесь иногда и бродит!
– Глупости! – вспылила я.
– Ага, – обиженно протянула Света, – сами только что про фигуру в белом рассказывали. Значит, если вы видите нечто непонятное, то это призрак, а если я слышу вой, то все неправда?
– А ну пошли, послушаю вместе с тобой!
Мы пересекли торговый зал, совершенно пустой, потому что магазин завершил работу, дошли до стены, где стоял автомат, торгующий открытками, и Света спросила:
– Ну как?
Я прислушалась.
– Ничего.
– Ага, – кивнула Света, – погодите минутку, постойте тихонечко.
Я послушно замерла. В тишине раздавалось только непонятное поскрипывание, да с улицы доносился шум проезжавших мимо машин. Внезапно в мирные звуки вплелось нечто инородное. «А-а-а-а, – понесся тоненький, надрывный вой, – у-у-у-у»…
– Вот, – подняла вверх указательный палец Света, – вот. Пожалуйста! Я сначала думала, у кого-то из покупателей ребенок капризничает, и внимания не обратила, а потом сообразила, что звук из-за стены идет. Вот, сюда прислонитесь.
Я прижала ухо к указанному месту и услышала горестное:
– Ау, ау, ау…
– Жуть берет, – дернула плечом Света, – а вы тут ночевать останетесь.
Сказать, что мне не хотелось ложиться спать в кабинете, – это не сказать ничего. Но деваться было некуда. Остаток вечера я провела на диване, стараясь лишний раз не спускаться вниз. Правда, протяжный, ноющий звук был слышен только в торговом зале, возле автомата. В буфетной царила полная тишина. Но все равно мне было неуютно, и я постаралась свести пребывание на кухне к нулю. Мане и Леле я ничего не стала рассказывать про дикие звуки, незачем пугать девочек.
Часов в девять мне понадобилась книга для чтения, я спустилась в торговый зал, порылась в детективах и машинально прислушалась. За стеной царила тишина.
Вдруг мне в голову пришла очень простая, но радостная мысль: мы со Светой две дуры! Звук несся со двора, если я не ошибаюсь, там где-то стоят мусорные баки, а около них, как водится, кучкуются дворовые кошки, разыскивающие пропитание. А что приходит в голову сытому коту? Совершенно верно, он настраивается на игривый лад и начинает искать партнершу. Правда, сейчас не март, но какая, в конце концов, разница? Обрадовавшись, что недоразумение так легко объяснилось, я схватила томик Поляковой и пошла к себе.
В девять Маня и Леля привели с прогулки собак.
– Кушать! – завопила дочь. – Вкусная, питательная смесь «Педигри пал», ветеринары всего мира рекомендуют, ваша собака светится здоровьем.
Послышался бодрый цокот когтей, это наша стая торопилась к раздаче мисок.
Через пару минут Манюня влетела ко мне в кабинет:
– Мусик, где Хучик?
Я отложила книгу и, зевая, ответила:
– Бродит по магазину.
– Он не у тебя?
– Нет.
– Странно.
– Почему?
– Я думала, сидит тут за закрытой дверью и не может выйти, – пояснила Маруська. – Он не пришел ужинать.
Я села. Это серьезно. Хучик большой любитель поесть. Правда, готовый корм он уничтожает без всякого энтузиазма. К слову сказать, остальные наши собаки тоже недолюбливают сухие комья, которые производители расхваливают до тошноты. А уж кошки! Слышали когда-нибудь по телевизору бодрый голос, вещающий: «Ваша киска купила бы «Вискас», если бы она умела говорить…»
Не знаю, что делают рекламщики с несчастными животными, чтобы заставить тех, урча от удовольствия, вылизывать мисочки. Фифина и Клепа даже не приближаются к деликатесу, и я знаю, что сказали бы наши кошки… нет, совсем не то, на что надеются производители «Вискаса». Фифа и Клеопатра примутся материться как извозчики, отпихивая от себя блюдо с «лакомыми кусочками в желе».
– Ты, хозяйка, никак ума лишилась? – завопят они. – Где мясо?
Даже сейчас мне приходится покупать кискам сырую говядину. Собаки менее капризны. Дома им варят на мясном или курином бульоне вкусную кашу, а в магазине насыпают «Педигри пал». Сообразив, что других харчей не будет, свора стала нехотя лопать «сухари». Хучик же всегда прибегает первым. Стоит кому-нибудь загреметь мисками, как мопс тут же мигом приносится на звук в надежде получить вкусненькое. Вообще, у всех собак три радости: гуляние, еда и сон. Но у Хучика полная мисочка вызывает просто экстаз. Я еще никогда не встречала собачку, так любящую поесть. И вот сегодня он не явился к ужину.
Мы начали рыскать по магазину, крича на разные голоса:
– Хуч, Хучик, миленький, где ты?
Но мопсик не показывался.
– Может, он вышмыгнул на улицу? – предположила Леля.
Я посмотрела в окно, на улице свирепствовала пурга.
– Маловероятно.
– Ой, – вскрикнула Леля, – небось утром выводили всех гулять, а Хуча позабыли во дворе!
– Он не захотел выходить, – сказали мы с Маней в один голос и посмотрели друг на друга.
– Его и на завтраке не было, – прошептала Маруська, – все прилетели, начали есть, а Хучика нет. Только я в школу торопилась, решила, что он сейчас подбежит, и ушла.
Я похолодела и стала рыться в памяти, восстанавливая события. Значит, так. Ночь он не спал на моем диване, утром не завтракал, днем Аллочка поискала мопсика, чтобы угостить его сыром, и не нашла, теперь он не явился к ужину. Похоже, Хуча вообще тут нет.
– Мусечка, – со слезами на глазах воскликнула Маня, – неужели я вчера забыла его во дворе! Ужас! Хучик погиб!
Я уставилась на девочку. И впрямь кошмар. Любое животное из нашей стаи, оказавшись на морозе, выживет. Черри и Жюли покрыты густой шерстью, Снап очень сообразителен и забежит в подъезд, Банди тоже попытается спрятаться в подвале, и они большие собаки, их побоятся обидеть и злые люди, и дворовые собратья… Только крохотный глуповатый Хучик сядет на толстую попку и станет, заливаясь плачем, ждать неминуемую кончину…
Следующие два часа мы бегали по окрестностям, вместе с нами носились и собаки, которым было велено искать Хуча. Сначала мы орали на разные голоса, подзывая мопса, потом охрипли… В конце концов в одиннадцать вернулись назад. Рыдающие девчонки пошли в кабинет Аллочки.
– Ну ладно, – я попыталась их утешить, – Хучик маленький, очень умильный песик. Небось попался на глаза сердобольным детям, и они взяли его к себе. Завтра расклеим объявления…
В полдвенадцатого Маня и Леля, выпив валокордин, заснули тяжелым сном. Я заглянула к ним в «спальню». Маруся горестно всхлипывала, а у Лели на лице осталось несчастное выражение. Даже в объятиях Морфея девочки не могли забыть про Хуча.
Честно говоря, у меня из головы тоже не шел несчастный мопс. Слава богу, если кто действительно подобрал собачку и сейчас она спит в тепле, а вдруг нет? Отогнав видение крошечного тела, лежащего возле мусорных баков, я пошла в торговый зал. Бедный, бедный Хучик, он, наверное, ужасно страдал перед смертью, дрожал от леденящего холода, плакал, не понимая, отчего хозяева бросили его. Слезы брызнули из моих глаз. Стоя посреди зала возле стеллажей с детективами, я невольно вслух произнесла:
– Хучик, мой любимый Хучик!
– Гав, – раздалось от стены.
Я подскочила на месте:
– Это кто?
– Гав.
– Снап, ты?
– Гав, гав, – подтвердил ротвейлер.
Я подошла к нему. Снапик стоял сбоку от автомата с открытками и шумно дышал.
– Что там?
– Гав!
– Мышь?
– Гав!! – нервничал Снап.
Жаль, что собаки не умеют говорить. Ротвейлер явно пытался сообщить мне нечто важное.