Убийца запихнул тело несчастной в железный шкаф. Естественно, в полный рост оно не вошло, и негодяю пришлось сложить бедняжку просто пополам. Очевидно, во внутреннем кармане пиджака девушки лежала эта сумочка. Она выпала и провалилась в щель. А ящик не был задвинут до конца, вот вещица и оказалась на полу.
Один раз я перерыла дома весь наш письменный стол в кабинете, разыскивая книжку по оплате электроэнергии. Совсем уж было решила, что потеряла ее, но тут ворвалась Маня, выдернула из пазов нижний ящик и показала квитанции, валяющиеся на полу под ним.
Надо же, как плохо подчиненные противного Витьки обыскали помещение. А еще обзывает других постоянно действующим несчастьем! Лучше бы проследил за своими Шерлоками Холмсами, такую улику не заметили!
Хотя… Ничего особенного в ней нет. Просто ключи, губная помада… Вот ведь странно! Я повертела в руках серебристый тюбик Живанши, похожий на ракету, – дорогая фирма, вернее, одна из самых дорогих. Я сама пользуюсь такой и хорошо знаю ее цену – пятьдесят долларов. Выбросить такую сумму на косметику может себе позволить только обеспеченная дама. Помада – это ведь не весь макияж, нужны еще пудра, тональный крем, румяна, тушь, различные карандаши. Только весь набор останется в ванной, с собой женщина прихватит максимум губную помаду и пудреницу. И вот теперь вопрос: зачем даме, имеющей в сумочке эксклюзивную косметику и довольно большую сумму денег, тырить книжки со склада? Она запросто могла купить любую!
Деньги! Я еще раз пересчитала купюры. Долгие годы, проведенные в бедности, если не сказать в нищете, приучили меня с уважением относиться к всемирному эквиваленту. Может, несчастной только что выдали зарплату и она собиралась жить на эту сумму месяц. Так, ясно, сумочку надо отдать родственникам. Витьке она абсолютно ни к чему, никаких записных книжек или бумажек в ней нет. Решено: после работы поеду к бедняжке домой и отдам найденное мужу, если он, конечно, есть. Адрес я знаю. Вчера, когда Витька сообщил, что убитую зовут Дарья Ивановна Васильева, я не поверила, выхватила у него из рук паспорт и перелистала. На одной из страниц стоял штамп: «Волоколамское шоссе, дом 1, квартира 1».
Около девяти вечера я въехала во двор большого серого дома и припарковалась возле контейнеров с мусором. Первая квартира находилась у самого входа, я нажала на звонок.
– Ура, – раздалось с той стороны, – папка пришел!
Без всяких вопросов дверь распахнулась, на пороге возникла девочка с горлом, завязанным шарфом.
– А что ты принес больному, страдающему ребенку, – завела она, но потом, увидев, что у входа стоит вовсе не отец, ойкнула: – Вы к кому?
– Мама дома?
Девчонка повернулась, но крикнуть не успела, потому что из глубин квартиры появилась молодая полная женщина, вытирающая руки о фартук.
– Что-то ты рано, – говорила она, приближаясь ко мне, – котлеты не поджарились.
– Это не папа! – сообщил ребенок расстроенным голосом.
– Уже вижу, – ответила мать и спросила: – Ищете кого?
– Простите, – осторожно спросила я, – Дарья Ивановна Васильева вам кто?
– О боже, – закатила глаза тетка, – пять раз уже объясняла: никто! Не живет здесь такая! А вы не поверили и приехали! Ну что, милиции больше делать нечего!
– Я не из милиции…
– А откуда?
– Заведую книжным магазином…
Женщина две минуты послушала мои сбивчивые объяснения и решительно прервала их:
– Аня, иди в кровать.
– Ну мамочка, – заныла девица, сгорающая от любопытства, – почему?
– У тебя ангина, ступай, ступай, а то позвоню сейчас отцу на работу, и никаких подарков тебе не будет.
Тяжело вздохнув, дочь повиновалась.
– А ну идите сюда, – велела хозяйка, – на кухню. Вас как зовут?
– Даша.
– Очень приятно, Тоня.
Впихнув меня в тесное, заставленное шкафчиками пространство, Антонина попросила:
– Сделайте милость, расскажите поподробней, что это за идиотская история?
– А в милиции вам что сообщили?
Тоня сердито загремела чайником.
– Разве от ментов правды добьешься? Сначала один позвонил, потом другой, затем наша паспортистка из жэка. Знаете, очень неприятно выяснить, что на твоей законной жилплощади еще кто-то прописан.
Я попыталась связно изложить события, а потом предположила:
– Может, эта Дарья тут раньше жила?
– Это невозможно, – ответила Тоня, – этот дом – один из первых московских кооперативов, построили его в сорок восьмом году для сотрудников закрытого НИИ. Мой отец был директором предприятия.
– Что же вы получили квартиру на первом этаже? – невольно ляпнула я.
– Так люди какие были, – всплеснула руками Антонина, – не то что нынешние начальники, норовят себе побольше откусить. Папа считал стыдным взять себе лучшее, вот почему мы на первом этаже оказались. Уж мама его пилила, пилила. Ну да это не интересно. Въехали родители сюда в сорок восьмом, меня еще и в помине не было. Поселились вчетвером: отец, мать и две бабушки – теща со свекровью.
Я вздохнула. Представляю, каково пришлось несчастному директору завода. Коктейль из двух престарелых родственниц, причем каждая небось считала себя самой больной, это будет похуже домашних крокодилов.
– Потом, – продолжала Тоня, – родилась моя сестра Нина, следом я. Никаких Васильевых тут в помине не существовало. Папа и мама были Рощины, одна бабушка, соответственно, тоже Рощина, другая Миловидова. Сестра, когда замуж вышла, стала Некрасовой, а я Каблуковой. Тут только мы были прописаны, никого другого. Жилплощадь никогда не меняли. Родители умерли, сестра к мужу перебралась, у них дом в пригороде. А тут нас трое осталось. Я, Анька и Сергей, мой муж. Представляете, как неприятно!
– А паспортистка что говорит?
– Так ничего, – завозмущалась Тоня, – она тут сорок лет работает, всех знает прям наизусть. Нормальная тетка, честная. Когда она позвонила, я на нее налетела с воплем, а та в рыдания кинулась.
Поняв, в чем ее обвиняют, несчастная паспортистка велела Тоне:
– Иди немедленно в домоуправление.
Разгневанная до предела Каблукова понеслась прямо в домашних тапках, благо бежать было недалеко, в соседнюю дверь.
Увидав красную от злости Тоню, паспортистка вновь залилась слезами и показала ей документы. В бумагах царил полнейший порядок, никакой Дарьи Ивановны Васильевой там и духа не было.
– Нет, ты смотри внимательно, – рыдала пожилая женщина, – мне глупые слухи в доме не нужны.
– Ладно, – поморщилась слегка успокоившаяся Тоня, – хватит сырость разводить.
ГЛАВА 4
В Ложкино я прибыла около одиннадцати и мигом кинулась звонить Витьке. Но у него дома трубку не снимали. Я набрала рабочий номер.
– Ремизов! – рявкнули из трубки.
– Витенька, – завела я, – этот труп, то есть женщина, ну Дарья Ивановна, она с фальшивой пропиской и…
– Откуда ты знаешь? – сердито прервал меня Витька.
– Ездила сегодня туда!
– Вот что, дорогуша, – взвизгнул он, – заруби себе на носу, я не Дегтярев!
– Знаю, – слегка растерявшись, ответила я, – вы совершенно непохожи. Александр Михайлович толстый, ты тощий, полковник лысый, а у тебя кудри.
– Главное наше отличие в другом, – перебил мои речи Ремизов. – Дегтяревым ты вертишь, как хочешь. Он с тобой ничего поделать не может, а со мной подобный номер не пройдет, ясненько?
– Но…
– Имей в виду, – несся дальше на струе злобы Витька, – я тебя к расследованию на пушечный выстрел не подпущу! От вас, мадам, одни неприятности!
– Но…
– И Женьку строго-настрого предупрежу, что тебе запрещено что-либо рассказывать, и Тане, знаю, знаю, ты щенка ей от Хуча подарила, и теперь наша секретарша за тебя горой. Все! Торгуй книгами! Хотя лучше бы ты просто сидела дома и читала детективы! Меньше неприятностей всем! Не успела на работу выйти, и готово – жмурика обнаружила!
– Витя…
– Отвяжись, – рявкнул Ремизов, – дел полно! Мне за зарплату работать надо, не то что некоторым, которые не знают, куда доллары девать, и от скуки везде лезут.
Он швырнул трубку. Я уставилась на телефон. Я совершенно не собиралась заниматься никакими расследованиями, просто хотела рассказать ему про сумочку. Но теперь, естественно, не скажу ни слова. Потом я почувствовала, как вся наполняюсь гневом. И этого человека я считала одним из своих друзей? Он приезжал к нам в Ложкино, и повариха Катя специально пекла ради такого случая кулебяку с капустой? А наши собаки бежали к Ремизову со всех лап, чтобы прижаться к дорогому гостю? Да что там собаки! Наши псы дружелюбны до идиотизма и оближут каждого, кто появится на пороге. Но даже кошки выбирались из укрытий и вспрыгивали к Витьке на колени… Даже Аркадий выходил из своего кабинета и угощал омерзительного Ремизова великолепным коньяком. А мой сын – это не собака и не кошка, он ни за что не высунется в коридор, если человек, пришедший в дом, ему неприятен.
Дойдя до точки кипения, я вновь ухватила телефон и набрала номер Витьки.
– Круглосуточная стоматологическая помощь, – ответила женщина.
Обозлившись еще больше, я потыкала пальцем в кнопки.
– Вы позвонили в квартиру Леоновых, – завел гнусавый голос, – к сожалению, сейчас никто не может…
Трясясь от негодования, я предприняла третью попытку.
– Ремизов, – рявкнуло в ухо.
– Виктор Афанасьевич, – прошипела я, чувствуя, что горячая злоба плещется в горле, – многоуважаемый Виктор Афанасьевич…
– Даша, – устало сказал Витька, – завтра приеду к вам, и поговорим…
– Ну уж нет, Виктор Афанасьевич, – гаркнула я так, что стоящие на столе коньячные рюмки тоненько зазвенели, – я вас к себе более не приглашаю! Никогда!
– Даша…
– Знаете, в чем состоит ваше основное отличие от полковника? – прошипела я, прерывая гадкого парня на полуслове. – Дегтярев умный, а вы дурак! И никогда вам не раскрыть этого дела о трупе в шкафу!
Может, Витька и хотел что-то возразить, но я быстренько швырнула трубку. Потом, слегка успокоившись, подошла к окну и, отодвинув занавеску, стала смотреть, как под ярким светом фонаря крутится веселый рой снежинок. Вдруг в ногу что-то ткнулось. Я наклонилась и подняла мопса Хуча, сопящего от восторга.