Привидение в кроссовках — страница 50 из 51

– А почему в паспорте была прописка по Волоколамскому шоссе?

Витька закурил.

– Ну в документе же должен стоять штамп о проживании. Шмелева купила уже готовый паспорт. Люди, обитающие в квартире один первого дома по Волоколамке, никакого отношения к событиям не имеют.

Получив в руки план, Алла узнает, что клад… в кабинете директора. Казалось бы, че­го проще, сокровище в руках. Надо только задержаться и вынуть его. Никто из сотрудников не удивится, если Аллочка останется на работе «пос­ле звонка», она все­гда приходит первой и уходит пос­ледней. Вожделенный ломоть рядом, но откусить от него невозможно, потому что в Ложкине ураган почти сносит поселок, и сумасшедшее семейство поселяется в кабинете. Аллочка ломает голову, как выжить оттуда бабу, и ей приходит в голову замечательная идея прикинуться привидением.

– Но почему ей надо было, что­бы я покинула магазин на ночь? И так целыми днями кабинет был в ее распоряжении!

– Так, да не так! Туда часто заглядывали сотрудники. И потом, Аллочка-то не могла выпасть из работы на несколько часов. Она все время обязана была быть на посту. Она могла отсутствовать десять, пятнадцать минут, ну максимум полчаса, не больше. Ее все время дергали продавщицы, бухгалтерши, девчонки, работающие на складе. Прикинь, что случилось бы, испарись Алла на час. Сначала бы поинтересовались у тех, кто караулит вход, уходила ли Рюмина, а потом бы подняли тревогу. Нет, ей требовалась свобод­ная ночь. Карниз ведь следовало развинтить. Целое де­ло. Мы-то позвали мастера, и у него ушла пара часов на работу. Трудно отвинчивать то, что ни разу не открывалось почти сто лет.

Она начинает пугать директрису. Бродит по ночам в торговом зале, подстерегает ее в буфетной и почти доводит несчастную до обморока. Более того, она без конца говорит, что в магазине жутко ночевать, придумывает историю о повесившейся продавщице, выливает в цветочный горшок бутылку коньяка, открывает закрытую щеколду на входной двери, словом, делает все, что­бы вынудить перепуганную директрису съехать.

– Она предлагала мне поехать к ней ночевать, – прошептала я. – Честно говоря, я совсем уже была готова перебраться… Теперь понятно, почему Хучик бросился за привидением в тайный ход. Мопс любит Аллочку, та все­гда угощала его сыром… И автомат с открытками сделал фото «призрака». Шурочка разглядела на снимке женское лицо с серьгами, но я все равно считала фантом мужчиной.

– Можно узнать почему?

– Кроссовка-то оказалась 44-го размера, такая огромная, завязанная бантиком…

– Именно завязанная бантиком, – фыркнул Витька. – Тебя не навел сей факт на какие-то мысли?

– Нет.

– А зря. Ну скажи, если человек потерял зашнурованную и завязанную обувь, значит, она ему…

– Велика!

– Точ­но.

– Но зачем Алла нацепила на себя мужские ботинки?

– Боялась, что ты заметишь дамские туфельки и, не дай бог, догадаешься, в чем де­ло. Глупо, конечно, призрак вообще-то должен являться босиком, но, если бы преступники не делали ошибок, мы бы их не ловили, – резюмировал Витька.

– Но почему она хотела меня убить?

– Ты сама виновата, – вздохнул Ремизов, – явилась на дом к ее обожаемому сыночку, понесла бог знает какую чушь про тайный ход, клад и Ксению… Валерий тебя выгнал, а потом, естественно, рассказал все мамочке. Более того, он тебя нарисовал, не забудь, парень художник. Увидав портрет, Алла мигом сообразила, что за покупательница явилась к ее драгоценному сыночку. И сра­зу решила от тебя избавиться. Алла очень испугалась, она поду­мала, что директриса тоже ищет клад, вот и схватилась за строительный пистолет.

– Откуда он у нее?

– Остался пос­ле ремонта книжного магазина. Аллочка живет в Теплом Стане, далеко от метро, возвращается поздно, поэтому носит с собой скрепер в качестве оружия против бандитов, которые могут напасть на одинокую даму. Вот пистолетик и пригодился, что­бы просверлить Дашутку.

– Она сумасшедшая!

– Нет, просто очень жадная, чересчур чадолюбивая мамаша, из тех женщин, которые готовы взорвать, к черту, весь мир, лишь бы ее кровиночке было хорошо. Еще вопросы есть?

– Да. Кто убил Лешу Колпакова?

Виктор вздернул бровь.

– Почему ты вообще решила, что его убрали насильно? Обычное де­ло, к сожалению, – перетерся шланг, в котором циркулирует тормозная жидкость.

– Но мне показалось…

– Что кажется, то мажется, – рявкнул Витька, – тебя иногда глючит. Ведь ты считала и Колпакову погибшей, тоже небось казалось. Нет в смерти Леши никаких загадок, он погиб из-за технической неисправности машины. Еще что неясно?

– Ты будешь смеяться…

– Говори!

– Если Аллочка прикидывалась привидением, то почему у призрака были костлявые ладони. Сама видела, они светились зеленым светом, с перстнями. Жуть!

Витька со вздохом открыл письменный стол, вытащил отрубленную кисть и швырнул мне:

– Такая?

Я взвизгнула и в ту же секунду поняла, что вижу… пластмассовую подделку.

– В магазине «Смешные ужасы» продается, – пояснил майор, – покрыта специальной краской, вот и мерцает в темноте, прикол такой. Алла пугала тебя по полной программе, сообразила?

Я кивнула:

– А где сокровище?

– Лежит себе в директорском кабинете.

– Мы его вынем?

– Завтра, – начал Витька и поперхнулся.

Дверь кабинета с треском распахнулась, и на пороге появился загорелый до черноты и красивый до невероятности Дегтярев.

– Немедленно отвечайте, – зашипел Александр Михайлович, – чем изволите тут заниматься, а?

– Кофе пьем, – брякнули мы с Витькой, перепугавшись до одури: – А что, нельзя?

– Кофе – это хорошо, – злым голосом подхватил полковник. – Ну-ка, Дарья, на рысях в свой магазин. Там Аркадий и Зайка из Питера прибыли, а Маня им невероятные истории про строительные пистолеты рассказывает, про привидения, тайные ходы и клады. Сплошной Стивенсон! Отвратительно! Ни на минуту тебя нельзя оставить без присмотра!

ЭПИЛОГ

Забегая вперед, скажу, что о судьбе Алтуфьевой и Рюминой я ниче­го не знаю. Суд впереди, но, учитывая, что од­на родилась в 1917 году, а вторая все-таки меня не убила, думаю, что наказание бу­дет минимальным. Тем более что Татьяна Борисовна, словно заведенная, твердит:

– Я просто толкнула девушку, не хотела никого убивать, всего лишь пихнула ее в грудь, а она не удержалась на каблуках.

Следователь склонен верить Алтуфьевой, скорей всего та легко отделается. Валера, сын Аллы, притащил в соответствующие органы кучу бумаг о болячках матери. Аллочку, как, впрочем, и старуху Алтуфьеву, отпустили под подписку о невыезде, заместительница примчалась ко мне и, упав на колени, принялась биться головой об пол, крича:

– Прости, прости, бес попутал, все из-за Валерочки!

В результате я предупредила Ремизова, что на суде заявлю, будто мы с Аллой дурачились, играя в привидение, и Рюмина случайно нажала на курок строительного пистолета.

– Семь раз! – взвился Витька.

– Лад­но, – быстро изменила я показания, – мы вешали картины, вот и вбивали гвозди, а ухо мне она поцарапала случайно…

– Дура! – заорал Витька.

Но я стояла на своем: происшедшее – нелепость, меня никто не хотел убивать. От мысли, что потерявшая голову из-за любви к сыну Аллочка окажется в тюрьме, мне делалось не по себе. Ну ведь не убила же она меня! К тому же дала честное слово, что больше нико­гда не станет ни на кого покушаться. Витька обо-злился до белых глаз, но в тот день, ко­гда происходила выемка клада, Ремизов еще не знал о моей позиции, поэтому был очень ласков.

Вам ни за что не догадаться, где лежало сокровище. Помните, я упоминала как-то, что драпировки висели на старинном карнизе? Вот внутри железной трубы и лежало искомое. Борис Алтуфьев рассудил верно: мало кто захочет выдирать из стены наглухо вделанный в нее карниз. Так и вышло, и жильцы коммуналки, и директор магазина просто цепляли на колечки с «крокодильчиками» свои занавески, совершенно не предполагая, что лежит внутри карниза.

Ко­гда Витька вытряхнул на пол футляр, я кинулась к нему, открыла и высыпала содержимое… Знаете, что лежало внутри? Тетрадь, в которой отец, дед, прадед, прапрадед и другие предки Бориса делали пометки о рождении своих детей. Еще там находилось несколько золотых нательных крестов и перстень-печатка с гербом Алтуфьевых. Для Бориса это было самое ценное, память о пращурах, семейная история, фамильные реликвии. Он и подумать не мог о том, что его потомки окажутся настолько сребролюбивыми, что захотят иметь брильянты, изумруды, рубины. Для Бориса Алтуфьева превыше всего стояла честь семьи, ее доброе имя, а не злато и каменья. Узнав о том, что было спрятано в карнизе, Аллочка разрыдалась, а Татьяна Борисовна возликовала.

– Бог мой, – повторяла она, прижимая к груди потрепанную тетрадь, – это лучше, чем деньги, моя история, мой род…

Но я вспомнила, с какой силой старуха толкнула Ксению Шмелеву, что­бы отнять вожделенный план, и отвернулась. Не верю Алтуфьевой. И вообще, у меня к ней двойственное отношение. С одной стороны, жаль ее, с другой – противно находиться с ней в одной комнате. Отче­го-то Аллочка не вызывает у меня гадливости. Мо­жет, от того, что она нико­гда не корчила из себя столбовую дворянку? Не знаю, во всяком случае, пить чай к Татьяне Борисовне я больше нико­гда не пойду.

На следующий день мы с Маней и Лелей возвращались в Ложкино. Наш дом и коттедж Сыромятниковых были полностью приведены в порядок.

– Ну, – спросил Аркадий, – все? Всех забрали?

– Всех, – завопила Маня, – пять собак, три кошки и жабу!

– А крыса Фима?

– На месте.

– Хомяки?

– Уже на заднем сиденье.

Я оглядела пустой торговый зал. Так, осталось потушить свет и сдать магазин «на пульт». Завтра должна вернуться из Таиланда Лена, и я сложу с себя полномочия директора книжного магазина. Если подруга захочет, пусть ставит на это место Аллу Рюмину. Если забыть про милую феньку Аллы Сергеевны, гонки со строительным пистолетом в руках, лучшей кандидатуры на пост директора «Офени» не сыскать.