– Жалко его, – вздохнул Практикант. – Так я передам староместским привидениям, что у вас все в порядке. Спасибо, до свидания!
– Прощай, учтивый мальчик, – зашелестели огоньки. – Прощай, а не до свидания, не будет у нас свиданий, ты христианский призрак, а мы – огонечки еврейских душ…
– Ну и подумаешь, – проворчал Практикант. – Мой батюшка, хотя и простой крестьянин был, говорил, что все люди равны… значит, и привидения тоже равны?
Но огоньки уже исчезли, и Практикант перелетел обратно через ограду кладбища.
– У них все хорошо, – сообщил он Безголовому Тамплиеру.
– А ты кого спрашивал?
– Да огонечки всякие…
– Вот балда деревенская! Они тебе наврали наверняка, чтобы христиане в их дела не совались. Они же хитрые евреи, как… как… как евреи! Надо было рабби Лева поднимать – тот никогда не врал. Получше любого христианина был. Или поискать могилу Мордехая Майзела – тоже исключительно честный был человек.
– Не знаю, по-моему, они правду сказали, – упорствовал Практикант, которому синие огоньки очень понравились. – А ты националист, и все люди равны.
Безголовый Тамплиер развел руками:
– Так я когда жил! Тогда евреев и за людей не держали! Я еще добрым считался, в погромах не участвовал – ну пару-тройку раз всего. И ростовщиков, у которых деньги брал, почти никогда не бил, а ругал исключительно приличными словами. Теперь, понятно, другие времена. Ладно, ты мне нотации не читай, я тебя знаешь на сколько сотен лет старше?
– Не знаю, – заинтересовался Практикант. – А на сколько?
– Понятия не имею, – честно признался Безголовый Тамплиер. – Рыцарям устный счет не преподавали, для расчетов монахи ученые были, да те же евреи – ух и умные! А наше дело – мечом вдарить да конем затоптать. Меч один да конь один – не собьешься, так что математика рыцарю без надобности. Заболтался я с тобой, а пора поторапливаться – в Новом Граде еще полно работы. Вперед, мой верный конь!
А в это время в Йозефове…
Как только Практикант скрылся за оградой, из могилы выглянул толстый синий огонек.
– Он ушел. – сообщил огонек. – Вылезайте.
И снова засияли на могильных камнях синие огни.
– Мальчик принес дурные вести, – сказал очень яркий огонь, горящий на богатом надгробии. – Надо принимать меры и снова, как встарь, охранять наш квартал. А то и наших похищать начнут.
– А как это сделать, господин Майзел? – почтительно спросил толстый огонек.
– Надо пробудить Голема, – сказал яркий огонь. – Пусть ходит день и ночь вокруг Старого еврейского кладбища да мимо синагог, пусть поглядывает, как и что.
– Рабби Лев поклялся не будить Голема никогда, – возразил шустрый мелкий огонек. – Больно много вреда принес он в тот раз…
– Пусть поклялся, а мы его таки уговорим, – сказал тот, кого называли Майзелом. – Я сам с ним побеседую. Он мне не откажет.
– Тогда мы уходим, – зашелестели огоньки и стали гаснуть. – Кто мы такие, чтобы мешать разговору с Великим…
– А христианам ничего не скажем? – пискнул маленький шустрый огонек.
– А что говорить? Они спросили, не пропали ли наши призраки, мы честно ответили, что не пропали. – сказал толстый огонек. – Если бы они спросили: «Рабби Моше, вы не собираетесь пробуждать Голема?» – то мы…
– То мы бы ответили, что не собираемся, и это тоже было бы правдой, – перебил его Майзел. – Мы в момент разговора и не собирались его пробуждать. А сейчас собрались.
– Если бы этот смешной мальчик-призрак вернулся сейчас и спросил, будем ли мы поднимать Голема, то мы бы сказали «да», как честные люди, – закончил толстый огонек. – А он таки ушел слишком рано.
Огонек Майзел помолчал, а потом неохотно сказал:
– Пока Голем пусть охраняет только гетто. Но если опасность будет грозить всей Праге… ну что же, мы одолжим Голема городу. Это ведь и наш город тоже. В нем неплохо жилось, пока… пока мы были живыми. Хоть на кострах не жгли, как в Испании. Все, я пошел уговаривать рабби Лева. Надеюсь, он помнит, на какой чердак запихал свою глиняную куклу.
А в это время в Старом Месте…
Снежка распрощалась с химерой у Карлова моста и побежала в свой отель. Ей непременно надо было успеть раньше богатырей – чтобы показать, что она послушная, и ее можно отпускать гулять одну. А привидения Пражского Града ее порядком подзадержали. Она без приключений добралась до Пороховой башни… и на площади Республики чуть не столкнулась с богатырями, усердно фотографировавшимися на фоне Общественного дома. Снежка обежала их по дуге, прижимаясь к стенам домов, влетела в отель. Она так торопилась, что с разбегу врезалась в невысокого молодого человека, открывавшего дверь своего номера, и срикошетила в стену. Молодой человек тоже шатнулся к двери и приложился головой с громким, но неопределенным звуком.
– Вау! – сказал он. – Хау а ю?
– Сам виноват, нечего торчать посередине, когда я бегу, – сказала Снежка, ощупывая шишку на голове. – То есть ай эм файн, сенкс.
Потом подумала и ради мира во всем мире сказала иностранцу:
– Сорри. Даже большое сорри.
– Нитшего, все олл райт, – сказал парень. – Я немношко знать русски язык. Вы не уши… ушибелись?
– Я прочная, – проворчала Снежка.
– Русские девушки есть темпераментные, – продолжил иностранец. – Стены разбивать ин момент. Я есть Джек Холт из Соединенные Штаты, штат Флорида.
– А я есть Снежка из Екатеринбурга, – сказала Снежка назойливому американцу. – Я очень тороплюсь. Еще одно сорри, если вам первого мало. И не стой на моем пути, когда я бегу.
И прошмыгнула в дверь своего номера, скинула кроссовки и, как была, в ветровке и джинсах, не зажигая света, прыгнула в постель, накрылась по подбородок одеялом и зажмурила глаза.
И вовремя! Не прошло и минуты, как в отворенную дверь упал луч света из коридора, и Добрынин голос произнес громким шепотом:
– Да вон она, спит давно! Умаялась!
– Точно спит? – Заведующий Илья Муромец просунулся мимо Добрыни и недоверчиво поглядел на кровать.
– Спит-спит… и нам пора, – подтвердил Васька Буслаев.
Послышался звук притворяемой двери. Снежка подождала минуту для верности и открыла один глаз. И наткнулась взглядом на хитрющую физиономию Васьки Буслаева, который не ушел, а подглядывал в щель. Васька хихикнул, подмигнул ей и закрыл дверь.
– Опять он меня раскусил, – вздохнула Снежка, выбираясь из-под одеяла, – надо же было снять уличную одежду, умыться, зубы почистить перед сном. – Ну ничего, он не выдаст. А завтра… завтра будет еще много интересного.
Она даже не подозревала, насколько интересным будет завтра.
Глава 11. Еще не завтра
Для Снежки день уже кончился, а для Практиканта события продолжались. Белый конь Светозар с двумя призрачными всадниками легко промчался от Майзеловой улицы до Нова Места и выгрузил их на Карловой площади.
– Нам сюда, – сказал Безголовый Тамплиер, спрыгивая на землю. – Теперь надо просигналить привидениям Нове Места общий сбор и идти туда, где они обычно собираются – в Дом Фауста.
– Земля шатается, – заметил Практикант. – Наверное, меня на лошади укачало, вот и кажется, что площадь дрожит.
– Какое там укачало! – воскликнул Безголовый Тамплиер, присматриваясь к вздрагивающей траве. – А ну кыш! Пшла отсюда, говорю! Кыш! Брысь! На место!
И несколько раз топнул ногой. Если нога бестелесная, то убедительно топнуть не получается, но какое-то содрогание, видимо, передалось почве. Трава перестала качаться, а голова Практиканта – кружиться. Тамплиер еще пару раз топнул для верности и пояснил:
– Морана на волю рвется. Здесь в древние времена стояло святилище языческой богини Мораны. Та еще красоточка была – заведовала смертью, мраком и лютой зимой. Жители всех окрестных деревень съезжались и жертвы ей приносили… Праги-то тогда еще не было.
– А кто ж ее закопал? – удивился Практикант.
– Священники матери нашей католической церкви, – строго сказал тамплиер. – Молились-молились – Моране не по нраву, она в землю ушла. Монахи сверху церковью придавили, чтоб не вылезла. Сейчас это церковь Святого Игнация, вон она стоит, иезуитская церковь. До нее другая была, уже не помню какая. Иногда Морана шевелится, на свободу хочет – это плохая примета. Но достаточно потопать по земле, и она успокаивается.
– Мой тятенька очень громко изволил во сне храпеть, так маменька его ладошкой нежно по спине похлопывала, он и затихал, – вспомнил Практикант.
– Во-во, тот же метод. Теперь нам надо подойти к церкви Святого Игнация и позвонить в колокол. Это сигнал сбора призраков Нове Места.
Они подошли к пышному желтому зданию, увенчанному статуей святого Игнация Лойолы, основателя ордена иезуитов.
– А где колокол? – растерялся Практикант.
– Не знаю, – пожал плечами Безголовый Тамплиер. – Ни колокольни с колоколами не наблюдаю, ни даже дверного колокольчика. Я никогда общий сбор не объявлял, знаю это только теоретически.
– А как же?
– А ты думай! Это я – Безголовый Тамплиер, а у тебя голова на месте. А раз голова в наличии, то ей положено думать, это такой народный обычай – головой думать, а не чем иным.
Практикант подумал головой. Потом еще подумал тем же самым. Потом совсем сильно подумал, подошел к двери церкви, сделал рукой знак, будто что-то дергает, и громко сказал: «Динь-динь-динь!»
– Все, – вздохнул он. – Позвонил.
– Молодец, – одобрил тамплиер. – Не совсем дураки у вас там, в Матяшевой Ямке.
– В Иржиковой Горке, – поправил Практикант, слегка возгордившись.
– Теперь пошли к Дому Фауста, на сбор. Про Фауста-то знаешь? Эх, деревня… ну слушай. Ты не гляди, что сейчас Карлова площадь – скверик благостный, опавшей листвой засыпанный. Это самое в Праге страшное место. Даже Платнержска с ее Железным Рыцарем в подметки не годится. Мало того что тут Моране сотни лет поклонялись, так еще и ратуша здешняя – здание нехорошее. Вон она, на краю площади. Оттуда в 1419 году из окна выкинули чиновников, которые некачественно свою работу выполняли и народ притесняли. Называется «первая пражская дефенестрация».