.
Русь испокон веков славилась чудаками и оригиналами, ничуть не уступавшими английским. Злой Джимми из Лоутера пытался сохранить труп умершей любовницы. Астраханский рыбопромышленник Михаил Акимович Шелихов приказал изваять в камне статую безвременно почившей дочери и попросил медиума вдохнуть в нее жизнь. Медиум промахнулся. Статуя не ожила, хотя Шелихов проводил рядом с ней все свободное время, гладил ее лицо, укладывал в постель. А извлеченная с того света душа дочки угодила в бывший особняк ее отца (Красная набережная, 45), где она горько плакала, расхаживала по коридорам и заглядывала в палаты туберкулезного диспансера (она умерла от чахотки). Недовольным больным она поясняла: «Я живу здесь всегда, это мой дом». В 2008 г. особняк Шелихова был передан картинной галерее и музею. Теперь призрак хочешь не хочешь должен маскироваться под статую.
Обессмертил свою дочь в камне и Арсений Васильевич Марков из Нижнего Новгорода. Девушка ничем не болела, но была хромой и горбатой, поэтому отец ограничился барельефами, изображающими девичье лицо. Барельефы украсили вестибюль его дома (улица Ильинская, 61), где одно время тоже находился туберкулезный диспансер.
Сам же хозяин так и не сумел привыкнуть к новому роскошному жилищу. Купец Марков происходил из разбогатевших ямщиков и от прежней жизни сохранил множество причуд. Он любил заглянуть в соседний кабачок, побуянить, закатить скандал, побить посуду и стекла. Возместив ущерб, он шел домой, но, не дойдя до парадной двери, заворачивал на конюшню, где и укладывался спать. Домашние всячески его стыдили и звали ночевать в дом. Вняв упрекам, Арсений Васильевич придумал компромиссный вариант. Он втащил в дом своего любимого коня, напоил его из ведра шампанским и улегся с ним в обнимку[52]. Думаю, в призрачном виде куролесит в нижегородском доме именно Марков, а не его дочь.
Московский дом номер 17 по Тверскому бульвару прославили сразу три оригинала. Первым был майор К.И. Осташевский, устроивший при нем сад с затеями – «китайский домик, греческий храм, готическая башня, крестьянская изба, гуси и павлины, живая горная коза, деревянный русский баран, пруд, мостики, плоты, шлюпки и даже военный корабль» (Загоскин, «Москва и москвичи»)[53]. Вторым – генерал И.К. Лукаш. Его жена заболела чахоткой, и он по совету врачей поселил ее на зиму в садовой беседке, так что к весне бедная женщина преставилась (это не чудаковатость, а обыкновенная глупость).
Затем участок приобрела Варвара Петровна Крекшина, вдова синодального секретаря И.А. Пуколова и бывшая любовница графа А.А. Аракчеева. Сплетню об Аракчееве оставим на совести Вигеля, недолюбливавшего графа и называвшего Крекшину «полненькой, кругленькой, беленькой бесстыдницей». На Тверском бульваре Варвара Петровна возвела новый дом, на бельэтаже которого в 1860-х гг. собирался клуб московской художественной интеллигенции.
Сама хозяйка предпочитала жить на Поварской улице, где предавалась чудачествам, дни и ночи напролет устраивая званые приемы и играя с друзьями в карты. Французская гадалка Мария Ленорман, чьи пророчества отравили жизнь многим знаменитостям – от Марии Антуанетты до Наполеона, предсказала Варваре Петровне смерть в своей постели. Казалось бы, что тут такого? Пощадила гадалка Крекшину, не стала пугать ее гильотинами и крахами империй. Но русская чудачка рассудила иначе и дала зарок не укладываться в свою постель.
В молодые годы ей удавалось обмануть судьбу – каждое утро Варвара Петровна просыпалась в чужой постели. Когда же наступила старость, Крекшиной пришлось бодрствовать и приучаться спать в креслах. В итоге она тяжело заболела, и доктора (опять они!) велели перенести ее в кровать. В ту же ночь предсказание Ленорман сбылось. Жертве было всего-навсего 86 лет. Она могла бы жить вечно, если бы прибегла к средству, известному никогда не засыпающей княжне из Пскова. Надо было ложиться спать в гроб! Крекшина до гроба не додумалась, а может, побоялась, что от нее отвернутся интеллигентные московские молодцы.
Заботы о продлении отпущенного ей срока не прошли даром. Для посещающего Тверской бульвар духа Варвары Петровны земная жизнь продолжилась.
Те, кто читал книгу об Англии, наверное, возмущены. Почему до сих пор нет рассказа о российских парапсихологах, вступающих в контакт с духами? Минуточку терпения! Такой контакт был недавно налажен в волгоградском музее-заповеднике Старая Сарепта, бывшей колонии немецких гернгутеров (деноминация протестантского гуситского движения).
Распоясавшиеся сарептские духи не давали покоя жителям Красноармейского района. Для проказ они избрали площадь Свободы, истолковав по-своему это священное имя. Еженощно на площади наблюдалось белое свечение и сновали полупрозрачные фигуры. Откуда-то снизу доносилось унылое мычание, а в одном из соседних домов кто-то хрипел и стучал по дереву. В пустующих музейных помещениях хлопали двери, срабатывали датчики и мебель скакала с места на место. Тогда-то руководство музея и решило пригласить двух женщин-экстрасенсов.
Экстрасенсы сразу заметили ухмыляющуюся физиономию на стене одного из зданий. Зайдя внутрь, они установили духовный контакт с немолодой дамой и ее ребенком. Дама сообщила, что на месте колонии жило в землянках кочевое племя. Когда в 1765 г. пришли немцы, они начали рыть яму под фундамент и мимоходом закопали ту землянку, где жила дама с ребенком. Мать и дитя умерли от голода, а местный фабрикант, вместо того чтобы разрыть землянку и захоронить кости, соорудил сверху целый комплекс зданий. Его подлое лицо ухмыляется на фасаде дома. Тем не менее дама заверила, что не желает никому зла и вообще она – добрый дух-хранитель музея, поэтому заботится о дверях и мебели. На всякий случай экстрасенсы загнали кочевницу в подвал, но разрешили ей время от времени посещать музей, чтобы поглядеться в зеркало и отведать сушеные баклажаны, которыми ее подкармливают сердобольные сотрудники.
Старая Сарепта. План 1770-х гг. В левом нижнем углу – стоянка кочевников, пока еще не засыпанных настырными немцами
Расставшись с кочевницей, экстрасенсы перешли в другое здание, где выяснили причину хрипов и стука. Хрипел и стучал кулаком старый Иоганн Ниденталь, основатель гончарной мастерской. Одна из женщин, блеснув знанием старонемецкого языка, дружески побеседовала со стариком. Иоганн скончался в начале XIX в., и с тех пор никто не поднес ему ни кружки пива, ни куска черного хлеба. По указанию экстрасенса музейные работники выделили гончару уголок в выставочном зале и поставили там бокал с пивом, накрытый хлебом. Внезапно сработала пожарная сигнализация, все выскочили из помещения, а когда вернулись, ни пива, ни хлеба не было. Экстрасенс призналась, что это она попросила Иоганна обнаружить себя. Ее слова подтвердила вошедшая в зал коллега: «Иоганн замолчал навеки».
Скептики хотели что-то возразить, но экстрасенс вдруг воскликнула: «Теперь я чувствую смерть!» Сотрудники чуть было не разбежались снова, но экстрасенсы задержали их и отвели в подвал. По пути туда они рассказали о нашествии на Сарепту войск Емельяна Пугачева, о погромах и убийствах. Слушатели поразевали рты от изумления, но директор музея, историк по образованию, подтвердил слова женщин.
В подвале обнаружился потайной люк, из которого, по словам экстрасенсов, исходила негативная энергия и тревожащие горожан мычания. «Надо провести обряд и закрыть энергетическую воронку!» – объявили экстрасенсы. Надо так надо. Зазвучали слова на тарабарском наречии, задымилась экзотическая травка. Для полного успокоения злых духов прибегли к дедовскому способу и побросали в открытый люк монетки. Вскоре мычание стихло, и крышку с грохотом водрузили на место. Тут кто-то из присутствующих хватился тысячной купюры. Ее стянул дух самого Пугачева, не удовлетворившийся монетками. Жертва негативной энергетики потребовала вернуть украденное. «Поздно, – сказала экстрасенс. – Если открыть воронку, духи выпрыгнут оттуда и вселятся в тех, кто не сможет от них защититься». Напуганные сотрудники кинулись вон из подвала, на ходу ощупывая бумажники.
Напоследок разобрались с хулиганами с площади Свободы. Оказывается, ночные фигуры породило массовое захоронение солдат, умерших в сарептских лазаретах. Православные воины были отпеты священниками, но духи представителей других религий пожаловались экстрасенсам на отсутствие нужных обрядов. По-видимому, христианский рай их не устроил, а в свой без обрядов не впускают. Вот духи и разбушевались. «Они неопасны, – пояснили экстрасенсы. – А когда обряды будут проведены, духи сразу успокоятся»[54].
Будем надеяться. Ведь Сарепта, по уверению здешних историков, славилась мирным сосуществованием четырех религий. Мир помог избавиться от многих тормозящих прогресс предубеждений. Так, мусульмане изготовляли в Сарепте вино и водку, а христиане – пиво из арбузов (не его ли подсунули бедняге Иоганну?). Калмыки, хотя и молились Будде, со вниманием слушали христианских миссионеров. Может, поэтому они не дождались благословенной нирваны?
Скажем пару слов о водяных привидениях (не путать с духами воды). В Англии с них льет ручьями вода, а стены домов, куда они приходят, сочатся влагой. Л.Н. Виноградова среди важнейших свойств русских покойников называет их связь с водой. Водный рубеж может служить непреодолимым препятствием для мертвеца. Когда же ему удается пересечь преграду, он является на землю в мокрой одежде.
Модификацией водяного привидения служит дух человека, оплакиваемого родными. Мать видит умершего сына, мокрого и дряблого, а тот жалуется, что весь пропитался ее слезами. Другой матери является ее покойная дочь, несущая ведра с водой: «Это ты виновата, мама. Это не вода, а твои слезы. Ты плачешь, а я твои слезы таскаю!»
Интересна городская (петербургская) интерпретация мокрого призрака. Преподаватель Академии художеств Михаил Иванович Козловский скончался в 1802 г. в возрасте 48 лет и был погребен на Смоленском кладбище, заливаемом во время наводнений. Когда хляби небесные разверзались над Петербургом, студенты академии тряслись от страха в ожидании грохота в дверь и крика, перекрывающего шум бури: «Я – скульптор Козловский со Смоленского кладбища, весь в могиле измок и обледенел. Отворяй!» Жалобам Козловского вняли только в 1931 г. и перенесли его прах в некрополь Александро-Невской лавры.