ых вдоль дороги во время ещё прошлой экспедиции датчиков и сенсоров. До города он не доходил, и не было вообще уверенности, работают ли они ещё. Оказалось, что работают.
— Поздравляю, — с довольным видом сказал Фредерик.
Ещё спустя несколько минут мы остановились. Лес здесь подступил к разбитой дороге вплотную, и выглядел густым и неприветливым. Но красивым. Листва покрывала только верхние ветки деревьев, тянувшиеся к небу, в то время, как с нижних, засохших, спускались бороды разноцветного мха, иногда довольно внушительных размеров. По обочине тянулась полоса высокой, почти в рост человека, травы с жёсткими стеблями чуть не в палец толщиной, так что мужчинам пришлось буквально прорубать нам тропинку. Правда, потом, уже под деревьями, почти закрывшими солнце, трава стала ниже, а потом и вовсе исчезла, оставив вместо себя ковёр из пружинившего под ногами мха. Иногда из него высовывались серые и коричневые бока больших камней в пятнах лишайника. Когда мы вошли под, как говорили наши предки, сень ветвей, стало довольно сыро. Я даже невольно подумала, не пора ли надевать маску.
Перед этим у нас случился небольшой спор — я наотрез отказалась тащить тяжёлый портативный холодильник, заявив, что возьму с собой лишь то, что можно легко бросить в любой момент. Калум и Ян раздосадовано напирали, что я не какая-нибудь принцесса, а всего лишь возомнившая о себе цаца, и даже позвали Даниэла — видимо, чтобы задавил меня своим авторитетом. Оборвала спор Альма, сказавшая, что я могу взять, что захочу. Даниэл лишь молча сплюнул, и на этом спор закончился. В результате я взяла сумку с контейнерами и пакетами для образцов почвы и растительности.
Процессия гуськом двинулась по прорубленной Элвином и Джеймсом тропке. При этом Фредерик отстал, и я, немного поколебавшись, тоже задержалась, пропустив остальных вперёд. Не дело это — оставлять свою подзащитную без присмотра в незнакомом месте, но у меня могло сегодня и не случиться больше шанса поговорить с её братом практически наедине. А извиняться перед ним на чужих глазах я не желала категорически.
— Господин Свеннисен…
— Да? — он повернулся ко мне. Слава богу, я-то ведь морально готовилась к тому, что он сделает вид, будто не слышит.
— Я хочу извиниться перед вами за вчерашнее. Мне не следовало так с вами себя вести.
— Ну, что вы, не стоит, — он слегка улыбнулся. — Я и сам виноват — мне и правда нужно было быть с вами более корректным.
Я моргнула. Опять то же самое — он так легко сдавался, признавая мою правоту, что у меня невольно возникало подозрение — а что может стоять за такой покладистостью? Не то всё, что случилось, для него ровным счётом ничего не значит, не то он что-то задумал, а эта покладистость просто для отвода глаз. Или у меня просто паранойя, и он в самом деле ничего плохого не хотел и не хочет? Может, с ним вполне можно договориться?
— Я ценю вашу заботу, правда. Просто она выглядела так, словно… ну… — я запнулась, испытывая мучительную неловкость от попытки назвать вещи своими именами. — Как будто я вам нравлюсь.
— Ну почему же — как будто? Вы мне действительно очень нравитесь.
Сказано это было всё тем же мягким, доброжелательным тоном, и я от неожиданности остановилась. После чего мне пришлось догонять, потому что Фредерик остановиться и не подумал. И даже не обернулся на меня.
И за весь тот день, пока Альма с Захариевым и помощниками набирали пробы почвы и воды из небольшого ручья, на берегу которого сняли слой мха для исследования, и занимались прочими замерами, ни на привале для обеда, ни во время дальнейшей дороги — словом, да самой ночи мы с Фредериком Свеннисеном так и не сказали друг другу ни слова. Я — потому что не знала, что после такого говорить, а почему молчал он, мне оставалось только догадываться. Я снова чувствовала, что начинаю злиться, не то на его поведение, не то на собственное от него недоумение. Если, как ты говоришь, я тебе нравлюсь — почему же ты никак этого не демонстрируешь? А если нет, то зачем сказал? Сделай уж ты что-то определённое, чтобы и я смогла определиться со своим поведением в отношении тебя, в конце-то концов!
Но мои мучения были и оставались сугубо моей проблемой. В конце концов, этого всего-то две недели, в который раз напомнила я себе. И половина одной из них уже прошла.
— У, какой туман, — выглянув в прозрачное окошко в боку палатки, сказала Альма. — Пора надевать экипировку.
Туман действительно был такой, что сквозь него едва-едва проглядывал бок соседней палатки. Мы и так вчера вечером перед сном тщательно вытерли открытые участки тела и волосы, на которых могли остаться капельки воды. А сейчас и вовсе выйти без маски означало бы обречь себя дышать сплошной кислотой.
Нет, конечно, дыры в лёгких сразу же не появятся. Но обжечь слизистые можно значительно.
Это также означало, что собраться вокруг костерка или плитки и поесть в кругу коллег сегодня не получится, чему я, если честно, не очень огорчилась. И мы с Альмой в палатке распечатали и съели по порции готовых пайков. Никогда не понимала, почему их ругают — еда как еда. В магазинах, бывает, продаётся большая гадость. А тут контейнеры даже согреть можно, просто сорвав наклеенную полоску с химического подогревателя.
Альма свою порцию съела совершенно спокойно, не морщась и не жалуясь. Что ж, я уже успела убедиться, что мои опасения получить в подзащитные избалованную дамочку, истерящую по поводу потёкшей туши и того, что постеленная ей красная дорожка недостаточно нова, не оправдались. И Альма, и Фредерик вели себя точно так же, как наши выросшие за пределами купола спутники. Правда, ещё вопрос, как они потянут пеший переход, но пока никаких проблем мои клиенты мне не создавали… ну, если смотреть с точки зрения исполнения моих обязанностей. Альма так точно не создавала.
— Ваше производство? — спросила я, кивнув на логотип на упаковке пайка. Не такой, как на тех продуктах от Свеннисенов, что я видела до сих пор, но ведь и продукт другой.
— Ну что ты. Пайками занимаются Мартины. У нас с ними разные ниши сбыта.
— Вот оно как…
— Хотя когда-то мы действительно конкурировали. Но потом поделили рынок, и все остались довольны. А конкурируем мы с Флиннами и Пешевыми.
Я усмехнулась. Слова о поделенном рынке напомнили мне о дележе сфер влияния на той же Окраине. А впрочем, кто сказал, что легальные фирмы и корпорации принципиально чем-то отличаются?
Скоро выяснилось, что надевать спецкостюмы нам бы пришлось в любом случае. Потому что путь наш лежал в самое настоящее болото.
Шагать до него от места стоянки джипов пришлось около часа. Туман к тому времени рассеялся, но солнце так и не выглянуло. Лес, сквозь который мы шли, выглядел мрачно. Серые и ржавые стволы деревьев то прятались в подлеске, через который приходилось проламываться, то стояли словно колонны, окружённые ковром из мха — и чем дальше, тем больше становилось мха, и меньше — другой растительности. Ноги тонули в нём, и через какое-то время следы начали наливаться водой. Я даже несколько встревожилась, но влетим ли мы так в самую топь — не видела до сих пор болот, но слышала, что самые опасные из них как раз такие, в которых и не отличишь, ещё суша перед тобой или уже трясина. Но Даниэл уверенно шёл вперёд, остальные гуськом следовали за ним, и я решила, что если он начнёт тонуть, то уж мы с Альмой и Фредериком, шедшие в хвосте колонны, успеем повернуть, а на остальных, откровенно говоря, плевать.
Было сумрачно, единственным ярким пятном были разбросанные по мху там и тут довольно большие, размером примерно с ёлочные, шары разных оттенков красного и синего цвета. Такие начали попадаться нам ещё вчера, и Калум строго предупредил, что их лучше не трогать и тем более не давить. Но теперь они попадались настолько часто, что то и дело на них кто-нибудь наступал. Оказалось, что внутри шаров была желтоватая жидкость, брызгавшая в разные стороны.
— Концентрированная кислотность, — голос Альмы из-под маски звучал глухо. — Такая и правда может здорово обжечь.
О приближении болота нас известил чей-то крик, похожий на очень громкий треск. Моя рука невольно дёрнулась к оружию, но все остальные остались спокойны. Через некоторое время Даниэл остановил колонну и специально предупредил, чтобы все шли след в след, никуда не сворачивая. После чего пропустил вперёд Джеймса, а сам пошёл вторым.
— Здесь что, действительно настолько опасно? — мрачно спросила я.
— Нет, здесь ещё мелко, — успокоила меня Альма. — Вот дальше будет глубже.
— Тогда какого хрена мы вообще туда прёмся?
— Там стоят датчики, которые надо поменять. Да и пробы лучше брать там, где вода чище. Не беспокойся, там будет островок, мы все поместимся.
Чище? Здесь? Я поморщилась, но промолчала, хотя какую ценность для науки может представлять гнусно пахнущая даже сквозь маску трясина, было выше моего понимания. Что ж, моё дело маленькое. И я зашагала вслед за Альмой, дисциплинированно наступая только туда, куда ступала она. Иногда ноги погружались в разбухший мох почти по колено, иногда я чувствовала под подошвой зыбкие кочки. Растительность вокруг тоже изменилась. Деревья стали реже и тоньше, да и кроны их — меньше, теперь они больше не закрывали мутно-серое небо, так что стало светлее. Разноцветные шары как-то вдруг исчезли, зато стали появляться похожие на перья метёлочки — то серебристые с чёрным, то чёрные с золотистым и зелёным, то рыжеватые с голубым. Сперва метёлочки попадались небольшими кустиками, но потом их стало больше, и дальше, насколько хватало глаз, они почти сливались в разноцветный, переливающийся под ленивым ветерком ковёр.
Хм, а болота тоже могут быть по-своему красивыми.
Альма оступилась на зыбкой кочке и едва не упала. Я подхватила её за локоть, помогая удержать равновесие, она поблагодарила. Шедший перед нами Фредерик обернулся, я махнула ему рукой, показывая, что всё в порядке, и он, чуть помедлив, кивнул. Я сама удивилась облегчению, которое испытала. Пусть мы и не разговаривали, но он больше не делал вида, будто меня не существует. Значит, правду сказал, что не обижается.