По лицу было видно, что она готова начать настоящую драку за обладание этой карточкой, и я сочла за благо уступить. Всё равно я уже знала главное, и первое, что я сделала, выйдя из её комнаты, это пошла к Наставнику Яношу. Тот внимательно выслушал меня, задумчиво покивал и сказал:
— Спасибо. Мы примем меры, разумеется. А тебе лучше обо всём забыть. Сама понимаешь, дело деликатное, к Албене сейчас нужен особый подход. Ты уже сделала для неё всё, что могла, дальнейшее предоставь Наставникам.
Я и сама понимала, что объясняться с потерявшей голову девицей должны те, кто в таких делах опытнее меня, и потому с готовностью согласилась. И всё же я не могла заставить себя не присматриваться к девушке, выискивая в ней признаки той болезни, которой в своё время переболела сама. И находила. Этот просветлённо-отрешённый вид, эта постоянная задумчивость, когда, чем бы Албена ни занималась, видно было, что мысленно она находится в совсем другом месте, эта неожиданная постоянная забота о своей внешности… Нет, Стрелки, конечно, не неряхи, но краситься в повседневной жизни и вертеться перед зеркалом нам отнюдь не свойственно. Не так ли и я сама хотела выглядеть самой красивой и привлекательной, не так ли сама постоянно выпадала из реальности, увлечённая мыслями о Нём, единственном и неповторимом? Андору было мало одной жертвы, он снова крутился рядом с молодым Стрелком, выискивая возможность ударить в спину. Кто он такой, кем послан, на кого работает? Ну ничего, скоро с ним разберутся и выяснят всю подноготную. Албену наверняка придётся утешать, и как раз тут я могу быть полезна. Пожалуй, ей, как своей товарке по несчастью, я могла бы решиться рассказать, какой опасности она счастливо избежала.
Хорошо, что ей ещё нет семнадцати, и она не может свободно покидать Башню. Но недавно Албена на две недели уезжала в Урбис на соревнования, и, хотя была там не одна, видимо, эта сволочь как-то изыскала способ незаметно приблизиться к ней и вскружить ей голову. Проморгавшие всё на свете сопровождающие заслуживали выговора, но это тоже была не моя забота.
И не следи я за ней так пристально, я бы ничего не увидела. Но я в любую минуту ожидала взрыва, который может последовать от неразумного ребёнка — каковым она мне виделась с высоты моего опыта — когда откроется истинное лицо предмета её грёз, и я искренне хотела ей помочь, а потому старалась держаться поближе к ней. И только поэтому я заметила однажды, как поздно вечером, после отбоя для младших, она выскользнула из своей спальни, одетая в нарядное короткое платье, накрашенная и причёсанная, как огляделась — и тихо двинулась в сторону кухни и прочих подсобных помещений.
Проследив через щель в дверях общей комнаты, как она пересекает коридор и сбегает по лестнице, я так же тихо пошла за ней. Албена быстро миновала кухню, кладовые, спустилась в бойлерную и там, через маленькое незапертое окошко у самой земли, вылезла в закуток под стеной Башни, где оставляли мусор. Закуток отгораживала от улицы стена с колючей проволокой, но девушка влезла на мусорный бак, с него дотянулась до верха, отогнула явно заранее перерезанные концы проволок, как кошка вскарабкалась наверх и исчезла за гребнем. Камеры наблюдения её явно не пугали, судя по всему, она хорошо подготовилась, сумев либо отключить их, либо, что вероятнее, закольцевать запись. Что поделаешь, мы опасались проникновения извне, но не побегов изнутри.
Выждав несколько секунд, я перелезла через стену в том же месте и бегом добралась до угла, за которым скрылась беглянка. Осторожно выглянула, подождала, пока она снова свернёт, и снова догнала, не показываясь ей на глаза. Мы петляли по узким извилистым переулкам на задворках промышленного района, пару раз она оглянулась, но явно не слишком опасалась преследования. И в один прекрасный момент я, в очередной раз осторожно заглянув за угол, увидела, как она бросается на шею ожидавшему её мужчине.
Наобнимавшись и нацеловавшись, парочка отправилась в ближайший бар. Я последовала за ними и в баре села у стойки, по-прежнему стараясь не привлекать внимания, но, думаю, я могла бы устроить пляски с бубном — они были слишком заняты друг другом, чтобы замечать что-либо вокруг. Уж Албена-то точно. Великий боже, неужели у меня влюблённой был такой же идиотский вид? Пытка продолжалась около часа, а потом они наконец встали из-за столика. Я боялась, что Андор сейчас поволочёт её к себе, но нет — судя по тому, какую душераздирающую сцену они устроили на крыльце за прозрачной дверью, они прощались. Достаточно долго, чтобы я успела выскользнуть из бара через чёрный ход, обежать квартал и подойти к дверям как раз в тот момент, когда они всё-таки расстались. Албена быстро зашагала обратно к Башне, Андор некоторое время смотрел ей вслед, после чего двинулся в противоположную сторону. Я вышла на тротуар и преградила ему дорогу.
— Привет, дорогой. Узнал?
Он узнал, скорее всего — но сказать ничего не успел. Стрелки не ходят без оружия, и мой любимый седлачековский ПР-42 всегда был со мной. Чёрное дуло заглянуло в расширившиеся глаза, грохнул выстрел, и Андор повалился на мостовую, глядя в небо дырой в переносице. А спустя несколько мгновений послышался торопливый стук подошв, и в круг света от фонаря выскочила бледная, как привидение, Албена.
…Сказать, что Наставник Янош был в ярости, значило не сказать ничего. Стих небольшой переполох, когда я притащила в Башню брыкающуюся и царапающуюся Албену, прямо там, у бара, попытавшуюся меня сначала застрелить, а потом задушить, Наставница Регина увела на больничный этаж свою бьющуюся в истерике подопечную, немногочисленные свидетели разошлись, а я всё сидела в кабинете моего Наставника, молча слушая, как он вбивает гвоздь за гвоздём в гроб моей мечты о карьере лучшего Стрелка.
— Может, ты думаешь, что приказы старших — не для тебя? Или для тебя ничего не значат чувства твоих товарищей и наше единство? Ты считаешь, что лучше всех знаешь, как надлежит поступать в сложных ситуациях, и ты можешь никого не спрашивать и даже не ставить в известность? Я поставлю перед Советом вопрос о твоей компетенции и праве называться Стрелком. Ты подвела всех, и я не знаю, что тебе после этого можно доверить.
Я не пыталась возражать, понимая, что это бесполезно. Отчасти я была согласна — я действительно ввалилась во всю эту историю с грацией слона в посудной лавке, пошла на поводу у своих эмоций, не дав себе труда задуматься о последствиях. То есть поступила ничуть не умнее Албены. Зря я кичилась своей новообретённой разумностью, стоило кому-то задеть мою любимую мозоль, и всё благоразумие полетело к чертям. А Стрелок, способный сорваться с резьбы — плохой Стрелок: сам сдохнет — не жалко, но ведь и других подведёт. Может, Наставник и прав, не только отказавшись защищать меня перед Советом Башни, но и сам решив выступить обвинителем. И всё же, и всё же…
Почему никто не взялся присмотреть за Албеной, после того, как я предупредила о том, что с ней происходит? Почему никто не присматривал за Андором, если тот, судя по всему, ничуть не скрывался? Почему он вообще дожил до этого дня? За издержки профессии Стрелки не мстят, и что никто не спросил с него за последствия моей глупости, меня не удивляло и не возмущало. Но когда выяснилось, что я — не единственная его жертва, и что всё не случайность, почему Орден проявил такую беспечность? Из Албены решили сделать живца? Но зачем, если были пути гораздо проще, если взять самого Андора не представляло труда? И не слишком ли это — использовать одну из нас втёмную, к тому же ученицу, ещё даже звания Стрелка не заслужившую?
В общем, за следующий день, что я провела в своей комнате под домашним арестом, в ожидании решения моей участи, мои подозрения переросли в уверенность — что-то тут нечисто.
До самого вечера меня так никто и не навестил, кроме обслуги, проносившей еду — значит, Совет ещё не состоялся. К тому моменту, как объявили отбой, план был уже составлен. Я знала, что всё, что происходит в Ордене, фиксируется — Стрелки привыкли всё делать тщательно. Другое дело, что доступ к базам данных у новичков был невелик. Компьютерный взлом был, увы, не моим коньком: нас, конечно, учили управляться с компьютерами, но профессиональными программистами и хакерами становились лишь те, кто обнаруживал соответствующие склонности. А у меня никаких способностей, кроме меткости, за всё время обучения не нашли.
Но Стрелки не складывают все яйца в одну корзину. Был и ещё один архив — бумажный, находившийся в подвальных помещениях. Компьютерные базы данных уязвимы. Бумаги могут сгореть или истлеть. Но когда есть и то, и другое, шансы на то, что что-то да уцелеет при любых потрясениях, увеличиваются.
Мою дверь не заперли — всё же не настолько доверие ко мне было подорвано, иначе сидеть бы мне не в спальне, а в камере внизу. В коридорах и на лестницах было видеонаблюдение, и я постаралась поменьше светиться в кадре, но на случай, если дежурные всё же обратят на меня внимание, сделала вид, будто иду в один из тренировочных залов. И даже зашла туда и запустила один из тренажёров, а потом, пользуясь тем, что покрыть такое большое помещение маленькими камерами трудно, выскользнула обратно в тёмный коридор. Теперь всё решала удача и то, насколько пристально сидящие в пунктах наблюдения будут смотреть на экраны. Темнота не ослепляла камеры, но всё же делала изображение менее чётким, и если двигаться медленно и тихо, сливаясь со стенами, просматриваемые участки вполне можно проскользнуть незамеченным. Нас учили этому: у охранников, что долго сидят на одном месте и таращатся на одно и то же, глаза замыливаются. И если охранник не в курсе, что я вообще-то должна сидеть в своей комнате безвылазно, а что-то мне подсказывало, что огласки руководство постаралось избежать, то мой ночной выход особого внимания не привлечёт. Я же не ученица, что после отбоя обязана быть в своей постели, если я захотела потренироваться ночью, то это, конечно, странно, но я в своём праве. И если за мной не будут следить особо пристально…