Прививка от любви (СИ) — страница 41 из 45

Конечно, было бы лучше воспользоваться вентиляционными шахтами или техническими ходами, но Стрелки, отлично умеющие проникать в чужие крепости, учли ошибки своих жертв: пролезть в вентиляцию было невозможно, а технические ходы и шахты укреплены и нашпигованы камерами и датчиками куда плотнее, чем обычные коридоры. Нельзя сказать, что туда вообще нельзя попасть, но это требовало куда больше времени на подготовку, чем у меня было. Так что я положилась на удачу и на то, что меня обвиняют в глупости, но не в злом умысле, а значит, и особых мер принято не будет. И до архива я действительно добралась беспрепятственно. Там дверь была заперта, но у меня были навыки взлома, а наборы инструментов, как и оружие, нам разрешалось иметь свои и держать у себя. Слабого аварийного света оказалось достаточно для работы, замок лишь раз протестующе пискнул и уступил.

Длинные ряды стеллажей протянулись, докуда хватало глаз, и обилие папок на них было способно вогнать в оторопь. Но я уже знала, что буду искать. Личные дела, и в первую очередь своё собственное. Происшествие с Андором не могло в нём не отразиться. В дело Албены тоже можно заглянуть. Я достала маленький фонарик и пошла вдоль рядов, читая обозначения. Нужная секция, нужный стеллаж, промаркированный годами рождения Стрелков, вот и дела, расставленные по алфавиту. Я вытащила свою папку, раскрыла застёжки и села на пол, взяв фонарик в зубы, чтобы освободить обе руки. Часть бумаг, составляющих моё личное дело, я видела — от нас не скрывали, что их ведут. Моя биографическая справка, моё свидетельство о рождении, какие-то выписки, результаты тестов, характеристики от моих учителей… Я быстро перелистывала подшитые страницы. Так… Вот и мой отчёт об испытательном задании на руднике. А рядом…

Большой лист был озаглавлен «Приключение В-4». «Объект „Атлет“» было написано ниже, и дальше шёл перечень моих встреч с Андором. Даты, время, места — они не забыли ничего! Тот день, когда меня схватили, был назван «критическая точка». Потом шла ссылка на ещё какой-то документ, и последняя строчка со словом «результат». Рядом с этим словом стоял зелёный квадратик.

Я отшвырнула папку, вскочила и дрожащими руками выхватила со стеллажа ещё одну, первую попавшуюся. Так и есть — вот он, лист «Приключение В-2», только объект — не «Атлет», а «Куколка». И зелёный квадратик в конце. Я раскрыла ещё несколько дел, и везде видела одно и то же. Различались только цифры и буквы в обозначении «приключения», псевдонимы «объектов», да квадратики в конце — чаще всего зелёные, но попадались также синие и жёлтые. Последним я схватила дело Албены. Да, её «объектом», как и у меня, был Атлет, а вот квадратик… квадратик внизу был ярко-красного цвета.

Успели поставить.

Я отвернулась от стеллажа, чувствуя тяжкий стук крови в ушах. Несколько минут яростных поисков, и я всё-таки нашла его — стеллаж, на котором стояли папки с уже знакомыми названиями: «Атлет», «Куколка», «Поэт», «Пышка»… Я выхватила первую, скользнула взглядом по странице биографической справки. Андор Густавссон, двадцати девяти лет отроду, не имел никакого профессионального образования, зато успел поработать официантом, тренером в фитнесс-центре, актёром любительского театра, но последние лет семь постоянной профессии не имел. Содержали его женщины, и список имён выглядел впечатляюще. Завербован Орденом пять лет назад. На следующей странице был ещё один короткий список — одиннадцать имён юных девушек-Стрелков. И почти против каждого имени стояло слово «успешно». Лишь против одного был проставлен прочерк, и ещё одного — пометка «нейтр».

Моё имя было третьим от конца. «Успешно».

В голове словно что-то взорвалось. Я не помню, как выскочила из архива, как неслась по лестницам и коридорам, уже не думая о дежурных наблюдателях. Следующее моё воспоминание — дверь в комнату Наставника Яноша, которую я открываю пинком ноги. Иногда я спрашиваю себя: что случилось бы, если б Наставника не оказалось на месте? Если бы у меня было время взять себя в руки, остыть, подумать… Спрашиваю — и не нахожу ответа. Но, так или иначе, Наставник на свою беду был у себя. Несмотря на поздний час, он сидел за письменным столом, и немедленно подобрался, вскинув глаза на с треском распахнувшуюся дверь. В следующий миг на бумаги перед ним приземлилась распахнутая папка.

— ЧТО. ЭТО. ТАКОЕ?!

— Немедленно вернись в свою комнату, — Наставник внушительно поднялся, опершись о столешницу обеими руками.

— Я спрашиваю: что это такое?!!

— Возвращайся в комнату, это приказ!

— Нет, — чётко произнесла я, глядя ему в глаза. Я знала, что сейчас поднимаю бунт на корабле, но мне было всё равно. Я в один шаг пересекла разделявшее меня и стол расстояние и тоже оперлась на крышку, невольно скопировав позу Наставника. — Не раньше, чем вы объясните, что это значит.

— Ты не в том положении, чтобы требовать объяснений.

— Мне плевать, в каком я положении! Здесь написано, что этот человек работал на Орден. Это правда?!

— Ты забываешься! — Наставник Янош тоже повысил голос.

— А вы нас предаёте!

— Да что ты себе позволяешь, наглая девчонка?! Ты предала нас, когда отдалась похоти, как кошка, и сама распустила язык! Никто тебя за него не дёргал!

— А вы всё знали!

— Да, это было испытание, а ты как думала, дорогая моя? Что сможешь обмануть Орден? Это было испытание, и ты его не прошла.

— Не лгите! — прошипела я. — Здесь написано «успешно». У всех написано «успешно»… почти. Весь Орден из одних провалившихся?!

Наставник втянул воздух через расширившиеся ноздри. Секунду мы смотрели друг другу глаза в глаза, и если бы один из нас упал обессиленный, я бы ничуть не удивилась — такое напряжение повисло сейчас в воздухе.

— Так значит, вы это всё подстраиваете, да? — тихо, почти шёпотом, заговорила я. — Нанимаете… этих… позволяете им всё… а потом сдаёте нас врагам — и благородно спасаете? Всех нас? А мы-то вам верили…

Взгляд Наставника вдруг скользнул в сторону. На мгновение — но этого хватило, чтобы внутри меня прозвучал тревожный сигнал. Я скосила глаза туда же. На боковую стену, в которую был вбиты крючки для одежды. На одном из них висела кобура с пистолетом.

В следующий миг я едва успела отшатнуться, когда мне в голову полетело декоративное пресс-папье. Совсем увернуться не удалось, и он меня всё-таки достал — этого не хватило, чтобы меня оглушить, но я вскрикнула от боли. А Наставник метнулся к крючкам. Не знаю, хотел ли он убить меня, или просто вывести из строя, я не стала проверять. В спину ему полетел стоявший рядом со столом стул, заставивший Яноша потерять равновесие, я перемахнула через стол и сама кинулась к пистолету. И мне даже удалось сдёрнуть кобуру с крючка, когда Наставник схватил меня за ногу и опрокинул на пол лицом вниз. И тут же навалился сверху. Он был сильнее, но я ловчее и гибче, и подмять меня было не так-то просто. Мы возились на полу, я выворачивалась, он давил, одновременно пытаясь отнять пистолет, который всё равно в кобуре был бесполезен. В какой-то момент он смог взять мою шею в захват, но я надавила на болевую точку у него на руке, он зарычал, и хватка ослабла. Этой секунды мне хватило, чтобы обнажить оружие и снять его с предохранителя. Стальная рука опять сжала моё горло, я вскинула пистолет над своим плечом, он попытался перехватить моё запястье, но я успела нажать на спуск.

Грохнул выстрел, и мужчина на мне обмяк. Я скинула его с себя, перевернулась и села, опираясь на стену. Пуля вошла ему в голову над бровью и вышла из затылка, забрызгав пол веером крови. Я некоторое время смотрела на узор из тёмных капель, пытаясь отдышаться, а потом вцепилась зубами в запястье, чтобы не взвыть в голос.

Боже мой. Что я наделала.

Но биться в истерике не было ни времени, ни смысла. Миг, другой — и на меня снизошло спокойствие, подобное тому, которое я испытывала, сидя в засаде с винтовкой, в ожидании того единственного мига, когда нужно будет сделать выстрел. Мозг заработал как часы. Встать, привести себя в порядок. Обшарить письменный стол и комнату на предмет денег и ценностей, которые можно быстро продать. Уверенно, не бегом, вернуться к себе, забрать мои деньги, кое-какие вещи, документы — их придётся поменять, но чтоб купить первый билет в другой город, сгодятся. Завернуть в арсенал и забрать свою винтовку. В медпункт, чтобы избавиться от чипа. Кивнуть вахтёру на выходе так, словно ничего не случилось — я не первый Стрелок, что покидает Башню среди ночи во всеоружии. И, не медля ни секунды, оставить город — поездом, самолётом… Да хоть пешком.

Потому что самое позднее утром тело Наставника Яноша найдут. И на меня начнётся охота.

Глава 17

— Теперь ты понимаешь, почему Орден не отступит? Я могла бы допустить теоретически — чисто теоретически! — что меня бы простили за побег. Если бы я, ну, не знаю, принесла бы им какую-нибудь сверхценную информацию, или спасла весь Орден от уничтожения. Совет наплёл бы остальным что-нибудь о глубоком внедрении, требовавшем невероятно правдоподобной легенды, и со мной примирился. Но такое… Убийство своего, и не просто своего, а Наставника, которого я должна была уважать и почитать до конца жизни — такое не прощается.

Фред задумчиво молчал, потирая кончики пальцев. Я тоже замолчала.

— А если всё же допустить невероятное, — медленно произнёс он наконец, — ты сама хотела бы вернуться в Орден?

Вопрос не имел никакого смысла — зачем допускать, если оно всё равно невероятное? — но я честно задумалась. Хотела бы я? С одной стороны — да. Как бы я ни хорохорилась, но я устала от одиночества, от того, что я одна против всех, что никогда не могу быть уверенной в завтрашнем дне. Снова оказаться среди своих, обрести чувство товарищества, защищённости — это ли не предел мечтаний?

И всё же, и всё же… Сейчас, вспомнив, выговорившись и словно в какой-то степени заново пережив происшедшее, я как никогда ясно понимала — я не простила того, что со мной сделали. Бесконечная вера в правоту Ордена — главное в жизни любого Стрелка — рухнула, разбилась на множество осколков, и я не смогла бы их склеить при всём желании. Как бы я теперь смогла доверять старшим, зная, на что они обрекают своих подопечных? Как бы я смогла смотреть в глаза младшим, зная, через что им предстоит пройти, и не смея даже попытаться избавить их от этой участи? А любая попытка изменить существующий порядок означала бы опять устроить бунт.