«Уважаемый товарищ ректор! – печатал он. – Командование и политические органы войсковой части номер… характеризуют сержанта Жукова С. А. как проявившего себя за время службы…»
Серега перевел глаза на темное окно, в котором тускло отражалась настольная лампа, живо вообразил себе пожилого академика, формы никогда не носившего, а потому наверняка с большим уважением относящегося к людям военной косточки, и решил не скупиться на описание своих достоинств образцового сержанта.
Ровные строчки ложились на бумагу. Получалось солидно и убедительно. Но лист уже заканчивался, и Серега с сожалением закруглился:
«Уверены, что сержант Жуков С. А. всесторонне достоин продолжить процесс учебы во вверенном Вам учебном заведении».
Подумав немного, он напечатал под литым, как военная реляция, текстом:
«Командир части генерал-майор Буйносов.
Начальник политотдела полковник Папкин».
Вытащил лист, расписался за обоих и сам залюбовался, как красиво легли завитушки подписей поверх четкой фиолетовой печати.
День в итоге, кажется, удался.
Виталий Сероклинов
Астроном
Когда Кторов вышел из подъезда, девочка стояла у двери – на одной ноге, поджав другую, босую, – и протягивала Кторову сандалик, розовый, с кожзамовским цветочком-нашлепкой поверх ремешков.
– Пойдем, зашьешь, – строго сказала девочка, сунула сандалету Кторову, прошмыгнула в дверь и легко запрыгала по ступенькам на одной ноге, на площадке первого этажа обернувшись и нетерпеливо мотнув головой. – Ну что стоишь, пойдем!..
Кторов ошарашенно шагнул в подъезд, поднялся на площадку, громыхнул дверью квартиры, пропустил девочку вперед – и только тогда понял, что произошло. Почему-то подумал, что соседка из третьей квартиры наверняка начала бы строжиться на девочку – что, мол, за «тыканье», нашла себе ровню. А может, соседка и слышала – вечно сует свой нос куда не надо…
Девочка, сняв второй сандалик, стояла уже в темной прихожей и, видимо, ждала приглашения пройти дальше. Культурная, угу.
Кторов скинул с ног плетенки, шагнул к пологу, отгораживающему комнату от кухни, отдернул плотную ткань и щелкнул выключателем. Девочка замерла, даже приоткрыла рот, потом вдруг захлопала в ладошки и закричала:
– Здорово! Здорово! Я такого никогда не видела! Это ты сам?!
Кторов совсем позабыл, какое впечатление может произвести на новичка его квартира – с блестками золотинок на потолке, «созвездиями» и «галактиками» из бисера, кометами и метеоритами на мебели и на полу. Стена между кухней и комнатой была давно снесена, потому все пространство имело цельный и неземной, во всех смыслах, вид.
Девочка, не дожидаясь приглашения, уселась в старое крутящееся кресло. Кторов хотел сказать, чтобы она осторожнее, там слабая спинка, – но кресло выдержало, пятилетних девочек оно было готово приютить. Кторов пожал плечами, снял с антресолей фанерный ящичек с надписью «2‑й отряд», достал оттуда шило с крючком, спички и леску – с леской будет надежнее, чем с ниткой.
Пока Кторов шил, девочка, усевшись поудобнее, перестала болтать ногами, сложила ручки на выскобленном некрашеном столе и строго спрашивала… вернее, даже не спрашивала, а скорее констатировала:
– Конечно, один живешь?..
Кторов кивнул, держа во рту кусочек лески.
– Конечно, постель заправить некому было?..
Кторов, покосившись на скомканное белье на разобранном диване, снова кивнул – уже виновато.
– Конечно, к чаю у тебя ничего нет?..
Кторов снова виновато пожал плечами – откуда, мол. Потом вспомнил, отложил шило, кинулся к кухонному пеналу, на верхней полке чем-то погремел и радостно поставил на стол круглую жестяную коробку с иностранными надписями и розовощекими младенцами на крышке.
– Фон-фа-фе, – пробубнил, так и не вынув изо рта леску.
– Что-о-о?!
– Мон-пансь-е, – покладисто повторил Кторов, выплюнув прилипшую к зубам леску. – Самое настоящее, французы привозили вместе с премией и почетным знаком, – а моей не понравилось. – Подумал и, усмехнувшись, добавил: – То есть конфеты не понравились, конечно, а не премия.
Спохватившись, провернул присохшую крышку. Под крышкой оказался запекшийся радужный комок из леденцов. Девочка хихикнула, а Кторов вспомнил, что у него и чая-то нет.
Буркнув, снова с «занятым» ртом: «Сейчас!» – сделал несколько быстрых стежков, затянул последнюю петельку, прижег спичкой кончик лески и поставил сандалик на стол:
– Держи!
Спохватился, шлепнул обувку на пол, девочка сунула ножку внутрь, притопнула, застегнула ремешок, улыбнулась:
– Лучше нового, спасибо! – так и запрыгнув в одной сандалете назад в кресло. Поболтала ногами и стала считать, тыкая поочередно пальчиком в себя и в Кторова, начав с него: – На-златом-крыльце-сидели-царь-царевич-король-королевич-сапожник-портной. Кто-ты-будешь-такой-говори-поскорей-не-задерживай-добрых-и-честных-людей! – Наконец уперлась пальцем в Кторова и спросила: – Ты – сапожник?..
– Не-е, – замотал головой Кторов. – Я – астроном… Ну и физик немножко.
– А шить где научился? – удивилась девочка.
Кторов неопределенно пожал плечами и вздохнул:
– Научили…
– А на кого тебя дольше учили – на астронома или на сапожника?
Кторов задумался, сдвинул брови, будто сам себе удивился, – и протянул:
– Ну-у, пожалуй, на сапожника и портного – подольше.
– А зато в астрономии интереснее, правда? И открыть чего-то можно, и вообще – тайны… – мечтательно протянула девочка. – В астрономии есть тайны или уже все изучили? – спохватилась она.
– Полно, – кивнул Кторов. – Реликтовое излучение, например…
– Это какое – которое мамонтовое?
– Ну-у, почти, древнее, в общем, которое образовалось, когда Вселенная возникла. Вот с ним до сих пор выясняют – оно неправильно распределяется, хотя должно одинаково во все стороны… – Кторов спохватился: – Ой, тебе ж, наверное, неинтересно, чего я тут горожу, у меня же напиток есть!
– «Колокольчик»! – захлопала в ладоши девочка. – А мне его не разрешают пить, говорят, что газированные напитки вредны для детей. А тебе тоже нравится «Колокольчик», да? А про Вселенную и мамонтовое излучение мне интересно, рассказывай, – уселась она поудобнее и взяла в обе руки большую кружку с напитком.
– Да я больше к чаю привык, крепкому, очень крепкому, приучили, так уж получилось, – но сладкое люблю, даже в кефир сахар насыпаю, – виновато признался Кторов.
– Ой, а я тоже в кефир сахар насыпала один раз; папа потом так разозлился – зачем, говорит, испортила напиток – и нашлепал меня, а детей бить нельзя! Ты же не бьешь детей? – уже знакомым строгим взглядом посмотрела девочка на Кторова.
Кторов что-то хотел сказать, побледнел, закашлялся, долго пил свою долю напитка, виновато прикрыл нос – в него шибануло газом, – потом, наконец, успокоился и протянул:
– Да жизнь, знаешь, она такая… Всякое бывало.
– Ты бил детей? – Девочка даже спрыгнула с кресла. – Ты что, как тебе не стыдно?!.
Кторов потер и без того красное лицо, вздохнул и зачем-то признался:
– Я не своих, у меня и не было никого, я… других.
– Но тебе теперь-то хотя бы стыдно? – чуть подавшись вперед, спросила девочка.
Кторов подумал и честно ответил:
– Нет. – Только сейчас заметив, что девочка плачет, и, растерявшись от этих беззвучных слез, забормотал что-то оправдательное, повторяя: – Ну так получилось, разве ж я знал, что так получится, он же сам – как не человек, а она ж совсем девочка, а он…
Девочка наконец кивнула, вытерла щеки, подошла к раковине, протянула ладошки и обернулась. Кторов, догадавшись, вскочил, включил воду, дал сбежать горячей, подставил девочке табуретку, чтобы было удобнее умываться.
Через минуту они уже снова сидели за столом, и Кторов рассказывал о гравитационной пространственной аномалии:
– Понимаешь, там нет ничего, насколько нам известно, а ведь притягиваются галактики, летят в ту сторону с огромной скоростью! Говорят даже, что это вход в другое измерение, другой мир – полностью идентичный нашему, только с некоторыми другими постоянными и еще какими-то сдвигами в основополагающих законах.
– И там тоже есть сапожники и портные! – обрадовалась девочка.
– И цари с царевичами, куда ж без них, – кивнул Кторов – давно у него не было столь понимающей аудитории. – Погоди, ты еще не видела модель Солнечной системы, там тоже не так все просто!
Откуда-то из-за шкафа была извлечена сложная конструкция, к которой Кторов стал торопливо прикручивать шарики разного размера и плоские диски. Последний шарик искали вместе долго, наконец нашли завернутым во фланель и положенным в запылившуюся вазу в верхнем шкафу. Когда Кторов снял фланель, девочка ахнула – шарик оказался самодельным глобусом, с бисеринками-городами, с голубой эмалью океанов и хрусталем Северного и Южного полюсов. Кое-где бисеринки осыпались, да и эмаль поцарапалась в районе Галапагосских островов, но шарик все равно был прекрасен.
– Это ты сам? – удивилась девочка.
– Сам, – скромно потупился Кторов. – Еще до того, – зачем-то добавил он, но девочка не переспрашивала, она разглядывала моря и океаны, находила что-то знакомое и сообщала, что вот тут она была, папа с мамой ее туда возили, папа тогда очень разозлился, когда она взяла напиток в маленьком холодильнике в гостинице.
Потом Кторов показал, как движутся планеты вокруг Солнца, и голубоватый самодельный шарик Земли был красивее всех – и крошечного Меркурия, и красноватого Марса, и даже Сатурн со всеми своими кольцами поблек на фоне земного бисера и хрусталя.
За окном уже начало темнеть, а Кторов, увлекшись, продолжал рассказывать о законах гравитации, о скоплениях галактик и «темном потоке», заняв моделями весь стол и время от времени засовывая в карманы запчасти от импровизированной Вселенной…
Спецназ выбил дверь, когда Кторов рассказывал девочке о галактических пузырях. Кто-то из военных влетел в окно, сбросив все со стола и накрыв собой девочку, остальные уже тащили Кторова по полу, отдавая короткие приказы и сигнализируя друг другу жестами о завершении главной фазы операции…