Приворотное зелье — страница 27 из 42

Картины эти скромные, не эпические полотна, как «Сибирский цирюльник», и не нацелены, подобно михалковскому творению, на глобальные проблемы. Но они показывают, из кого состоит любая «глобальность» – из таких вот людей, которых принято называть простыми и маленькими, но именно от них зависит великое. По тому, как им живется, можно судить о состоянии самого государства.

Интересные мысли высказывает автор одного из писем.

«Как и многие мои современники, – пишет он, – я часто размышляю о том, что происходит в нашей жизни, и все более склоняюсь к выводу, что мы переживаем период жесточайшей смуты и упадка, который очень точно определил ученый-этнограф Лев Гумилев как время резкого падения уровня пассионарности этноса и преобладания разгула в нем субпассионариев, людей эгоистичных, движимых инстинктами и низменными страстями; время забвения традиций, всеобщей розни, почти полного отсутствия жертвенности и радения за интересы общества. Эгоизм, близорукий, но неудержимый, становится основным стимулом поведения верхушки общества, а жизнь подавляющего большинства народа сводится к прозябанию, унылой, бессмысленной борьбе за выживание».

…Письма кинозрителей вдруг ощутимо вернули мне атмосферу тех лет, когда кино имело большое значение, когда залы были полны, когда зрители не пропускали ни одного фильма, а полюбившиеся смотрели по много раз. Казалось, это предано забвению. Но нет: есть люди, и их немало, которым интересны именно эти картины, именно такие картины – про них, про их жизнь.

Мне позвонили из Новосибирска, пригласили вместе с «Сочинением» и «Стрелком» принять участие в Неделе российских фильмов (дожили: в России Неделя российских фильмов!). Я не смог поехать, но, думаю, это был настоящий праздник искусства. Праздник еще и потому, что он символизировал собой: отечественный кинематограф жив!

Он жив и идет своим путем, по своим ориентирам, главный из которых – человек.

Мы много говорим о молодежи, о том, что больше всего на ее судьбах и поведении отразилось забвение нетленных духовных ценностей, незыблемых правил человеческого общежития, нравственных устоев, моральных принципов.

В самом деле: цель террористов – запугать. А какая цель у подростков, исписывающих разной похабщиной стены подъездов, крушащих лифты, ломающих кодовые замки, бьющих окна? Никакой цели. Просто им нечего делать, они никому не нужны, им самим тоже, как говорится, все до лампочки. А нравственных норм никаких, душа неразвита, разум спит. Им бы выпить, уколоться, девочку поиметь, потусоваться в компании себе подобных. Как достать деньги – не вопрос: украсть, ограбить, убить.

Молодежь, конечно, разная, не вся такая, но такой сегодня много.

Молодые стремятся к хорошей жизни, но что они под этим понимают? Жить, к примеру, так, как сегодня живет Голландия? Жирно, сытно, в полном покое и духовно отстало? Или как благополучная Швеция, которая с ее сексуальной свободой и групповыми семьями занимает одно из первых мест в мире по числу самоубийств среди молодежи?

Не желая задумываться над тем, что хорошо, что плохо, молодые бросаются на то, что им доступнее, понятнее, доставляет радость, пусть кратковременную, пусть иллюзорное, но утешение, подсказывает какой-то выход. И невдомек им, что выход этот чаще всего – в тупик. Отсюда разврат, алкоголизм, наркомания, уход в секты, увлечение шоу-кумирами.

Всех нас потрясла трагедия, разыгравшаяся недавно в Минске на празднике пива, когда в чудовищной давке были ранены сотни и погибли пятьдесят три человека, в основном в возрасте от 15 до 20 лет.

Как ни прискорбно, но трагедию эту можно было ожидать. Она вовсе не безопасна, неуправляемая толпа, собравшаяся вроде бы по такому невинному поводу: попить пива, кумиров своих послушать, выразить им свой восторг. Многие помнят, как после подобных сборищ в былые годы зарубежная молодежь громила витрины магазинов, переворачивала машины, сметала на своем пути киоски, поджигала вагоны электричек. Да и наши фаны от них не отставали.

В Минске жертвой стихии толпы стала сама молодежь. По телевизору показывали: эстрада, и перед ней – необозримое море голов, тысячи не отличимых друг от друга лиц… Но грянул гром, в буквальном смысле грянул: началась гроза – и все, движимые тем же инстинктом толпы, ринулись в метро. И подавили себе подобных.

Жуткое событие, и, конечно, надо сделать все, чтобы такое больше не повторилось. Но, думаю, прав президент Лукашенко, который не склонен винить в происшедшем каких-то конкретных лиц.

Общество потеряло ориентиры. Деды держатся за свое прошлое, которое мало что говорит внукам. Мир отцов рухнул, молодежь отвергает их опыт. Мы проповедовали одну идею – она лопнула. Сегодня мы ничего не проповедуем, отсюда вакуум там, где должна быть идея, – молодые его и заполняют…

Нет героя наших дней, который олицетворял бы собой образ того, к чему надо и можно стремиться. Я не призываю к возрождению пресловутого положительного героя, этой умозрительной схемы. В нашей действительности есть живые люди, с которых, а вовсе не с накаченных Шварценеггеров или того хуже, киллеров и проституток, следует брать пример. Я думаю, герой сегодняшнего дня, может, даже не герой в привычном для нас понимании: он не совершает подвигов, не рвется в бой, никого не побеждает… Он мыслитель. Он думает перед тем, как настанет время нового действия. Ему можно верить, на него можно опереться.

Василий Шукшин писал: «В восемнадцать лет самая пора начать думать, ощущать в себе силу, разум, нежность – и отдать бы все это людям. Вот счастье, по-моему. Можно, конечно, принять восемнадцать лет как дар жизни, с удовольствием разменять их на мелочишку чувств, небольших, легко исполнимых желаний – так тоже можно, тоже будет что вспомнить, даже интересно будет… Только жалко. Ведь это единственный раз!»

Да, наше поколение вела идея служения людям. Она была маяком, смыслом нашего существования. Партийная пропаганда использовала, правда, ее в своих целях, и здесь крылся обман, присутствовала большая доля демагогии. Но вот теперь нет этого обмана. Но нет и маяка. Идеи нет. И это очень плохо. Человек должен иметь некую высшую цель своего существования на земле: не ради же «мерседесов», сытого желудка и путешествий на Ямайку наделен он душой и стремлениями.

Мы упустили нашу молодежь. Корень проблемы в том, что мы перестали ее воспитывать, и как раз тогда, когда это особенно необходимо.

Давно известно, что человек воспитанный, с хорошей «детской», менее других способен на плохой поступок, тем более на преступление. Человек растет всю жизнь. Между разными ее периодами нет пограничных столбов. А потому и воспитывать человека, приобщать его к культуре надо всю жизнь.

Говоря о культуре, я имею в виду не столько интеллектуальное развитие человека, его начитанность, знания в области искусства, хотя и это имеет большое значение, сколько умение жить, не мешая другим, умение приносить пользу, не требуя за это лавровых венков, способность делать своими чужие радости и беды. Это и есть духовность, интеллигентность и человечность. Это и есть культура. И еще она заключается в следовании традициям, законам, вере.

А вот когда ничему не подчиняются, ничему не верят, ничего не любят… Культура прежде всего воспитывает не манеру поведения, хотя и ее, а «манеру жизни», восприятия мира как единого целого, в котором твое «я» – лишь часть. Но эта малая часть, это твое «я» – единица значимая и ответственная, не безразличная ни для тебя самого, ни для всего общества в целом. Только такое ощущение себя в мире образует личность с чувством собственного достоинства.

Когда я говорю об этом, о первостепенном значении культуры в воспитании человека, каждый раз впадаю в странное состояние – безусловной своей правоты и полного бессилия ее доказать. Мне трудно делать это, видимо, потому, что доказывать приходится аксиому.


Алексей Серебряков и Михаил Ульянов на съемках фильма «Последний побег». 1980 г.


Душа обязана трудиться и день, и ночь, и день, и ночь, сказал поэт. Призвание театра – быть помощником в этом труде. Но сегодня, как никогда прежде, он одинок на этом своем пути. Он борется один за свое выживание и борется отнюдь не с тенями.

Театру противостоит несокрушимая сила, именуемая телевидением. Монстр этот лишает воли, оболванивает: сиди себе и жуй мякину сериалов, купайся в бесконечных «мыльных операх», полощи чужое белье в разных ток-шоу, смотри и про то, и «про это»…

Нельзя, конечно, не признать огромного значения телевидения не только как самого массового и быстрого средства информации, но и как просветителя в различных областях науки и той же культуры. Для негородского жителя телевизор – единственное окно в мир. Время культпоходов в театр прошло безвозвратно, кинопрокат приказал долго жить, отечественный кинематограф «приказал» долго спорить о том, существует он или нет. Телевидение спасает людей где-нибудь в глубинке от полного одичания. Есть умные передачи, интересные фильмы, спектакли. И это хорошо, что многим теперь доступно общение с прекрасным. Плохо, что телевидение приучает зрителей к восприятию искусства как повседневности, между делом, среди бытовых забот. А к восприятию прекрасного человеку надо подготовиться, душевно настроиться на свидание с ним.

Казалось бы: ну, выруби ты этот ящик – и дело с концом! Но не могу: телевизор стал чем-то вроде наркотика – не посмотришь его день, и вроде напрасно этот день прожил. Меж тем как раз наоборот: зачастую именно время твоего сидения у телевизора прожито зря. Ты сам ничего не совершил, не прочитал ничего полезного и душу возвышающего, и жизнь прошла мимо тебя.

Телевидение может вдолбить в наши головы любую идею. Ты будешь противиться этому, сопротивляться, но она, эта идея, непременно настигнет тебя и пронзит.

Врач-психоневролог показал мне как-то одну женщину. Внешне вполне нормальная и рассуждает вроде здраво. На самом же деле она больная. Она уверяет всех, что с экрана телевизора исходит пучок лучей, и когда он попадает на нее, начинает нестерпимо болеть голова.