— Как это «не способен ослушаться»?
— Вот так, — указал в сторону пустой патрульной машины нуар. — А теперь ответь мне, Дамира, способна ли ты помочь мне в исполнении моей миссии, или эта ноша непосильна для твоего разума?
— Как раз для моего разума эта задача посильна, — даже немного обиделась женщина. — Я археолог, закончила аспирантуру и знаю исторических фактов поболее, чем свалено в интернете или записано в сказаниях. Если я не смогу найти нужной тебе информации, значит, ее нет вообще.
— И ты клянешься мне помочь?
— Ты мне, я тебе. Так будет по-честному.
— Да, — согласно кивнул нуар. — Так ты клянешься помочь мне исполнить миссию?
— О, господи, во что я ввязалась, — на миг зажмурила глаза Дамира, все еще в каком-то далеком уголке души надеясь проснуться. Ведь это была самая жуткая авантюра, в которую только она могла ввязаться.
Но другим краешком души младший научный сотрудник Иманова понимала, что, если это не розыгрыш, не чья-то затянувшаяся шутка, то второго такого шанса на славу и карьеру она уже не получит. Шутка ли — расспросить о прошлом человека, реально жившего невесть когда и проспавшего десятки веков в анабиозе! Да просто — найти его и предъявить научному сообществу! Тут действительно было ради чего рискнуть.
Она раскрыла глаза и кивнула, невольно сглотнув:
— Да, я согласна. Клянусь.
В это самое время, наконец-то преодолев длинную полосу препятствий, на карте называемую «лесовозной дорогой», на стоянку археологической экспедиции въехал мотоцикл «Урал» с затянутой брезентом коляской. Пригладив коротко стриженную голову, молодой сержант прошел меж тихих пустых палаток, провел ладонью над погасшим очагом, отвернул к пещере, перед которой лежала овальная гранитная плита, заглянул внутрь и тяжко вздохнул:
— Вот, блин! Лучше бы он был ложным!
Вытянув шею, он пригляделся к телам, отмахнулся, вернулся к мотоциклу и снял трубку рации:
— Сергеешна, это Стасов, как слышишь?
— Слышу! Доехал?
— Да, я на месте. Сигнал подтвердился. Вызывай из области бригаду. Я пока вокруг осмотрюсь. Ну, и зверье отгоню, коли на запах крови забредет.
Глава четвертая
Чудесной особенностью Ростова-на-Дону оказался обширный речной порт, начинавшийся всего в трех кварталах от подворотни, в которую нырнул Вывей, уходя с места схватки. А поскольку, заметая следы, первые два квартала он проскочил всего за минуту, то поиски надежного убежища на ближайшие недели заняли у волка всего несколько часов. За глухим высоким забором, за которым постоянно грохотали железнодорожные вагоны, гудели краны и транспортеры, где пахло углем, мазутом и горелой пылью, не нужно было опасаться случайных прохожих, собак, гуляющих с хозяевами, и санэпидстанции. Псины здесь попадались только бездомные — а они матерого волка ничуть не беспокоили.
Вывей отдыхал. Он отъедался парным мясом, он утолял азарт охотника, он отсыпался среди густого бурьяна, спал на солнце, выл на луну, с наслаждением пил воду из грязных луж и валялся в самых пыльных развалинах, на время избавившись от диктата паркета, соседей, хлорированной воды и пересохшего собачьего корма из вонючих пластиковых мешков. Речной порт Ростова оказался самым прекрасным местом, которое только видел Вывей с тех пор, как покинул родительское логово. Тут было немножко шумно и вонюче — но здесь его никто не замечал, ровно в самом густом и диком лесу.
Увы, счастье не бывает вечным. В один из дней он услышал зов. Зов столь сильный и необоримый, что без раздумий поднялся, бегом промчался через бурьян к забору, с разбега нырнул в пробоину под кирпичной кладкой, выскочил по ту сторону на тротуар и с восторгом притерся к ноге высокой, тощей и плоской девицы с большущим губастым ртом, длинными красными кудрями и коричневыми от загара руками. Одета незнакомка была в белую блузу и длинную цветастую юбку из легкого полупрозрачного сатина и пахла… Она пахла раем!!!
— Фу-у-у, какой ты грязный! — брезгливо поморщилась незнакомка, и Вывей едва не застонал, млея от звуков ее голоса. — Больше так не делай, не то душу высосу. Пожалуй, сперва тебя нужно помыть, а уже потом все остальное. Пошли, поищем выход к реке.
— Наехало тут нищеты бездомной, — пройдя совсем рядом, буркнула какая-то горожанка, глядя в другую сторону.
Сказочная незнакомка вздрогнула, повернула голову ей вслед, чуть выждала, потом вдруг оскалилась и зашипела. У горожанки нога зацепилась носком туфельки за другую, она вскрикнула, взмахнув руками, и во весь рост растянулась на пыльном горячем асфальте.
— Нет, не пойдем. Дело важнее всего, — передумала незнакомка, присела перед Вывеем на колени, крепко взяла его за щеки и внезапно горячо и сильно дунула в нос…
…Варнак вздрогнул от неожиданности, дернулся и приподнялся в постели, тяжело дыша и глядя в белый потолок. Рядом что-то испуганно запищало, что-то взвыло на низкой утробной ноте, потом часто-часто запикало. Вдалеке послышался нежный двухтональный сигнал, который сменился торопливыми шагами. Через несколько секунд распахнулась дверь, в палату заскочила медсестра лет тридцати, ободряюще улыбнулась:
— Ну, теперь точно все самое страшное позади. Теперь отдыхать! Обязательно отдыхать! — И она умело вонзила ему в плечо иглу одноразового шприца…
Когда Еремей пришел в себя снова, комнату наполнял знакомый аромат сирени, хорошо перемешанной с запахом оружейной смазки, пота и зубной пасты.
— У меня дежа-вю… — простонал он, не открывая глаз.
— А-а-а, значит, не меня одного обуревает это чувство, — обрадовался полковник Широков. — Должен сказать, Варнак, ты живуч, как кошка. В сквере на Садовой улице тебя даже признали мертвым, однако при подъезде к госпиталю фельдшер все же заметил признаки слабого дыхания и нащупал пульс. И только благодаря этому ты попал не в морг, а в палату для особо охраняемых коматозников. Но даже в коме тебе тихо не лежалось, решил вчера девочку напугать.
— Это разве не Ростов? — скривился Еремей, приоткрывая глаза. — Чего вы тут делаете, Сергей Васильевич?
— А ты забыл? Так я тебе напомню, — широко ухмыльнулся фээсбэшник, доставая из кармана машинописный листок и разворачивая. — В результате взрыва, спровоцированного гражданином Варнаком, было разрушено зеленых насаждений: деревьев тридцатилетних шесть штук, кустов декоративных тридцать погонных метров, повреждено покрытие с травой газонной на площади ноль восемь га. Кроме того, повреждено мусорных бачков два и выбиты стекла в восьмидесяти четырех квартирах. Таким образом, общий ущерб от действий гражданина Варнака составляет один миллион восемьсот шесть тысяч рублей двадцать семь копеек, что превышает предел административной ответственности и подпадает под статью семь-семь уголовного кодекса.
— Про двадцать семь копеек умилило особо.
— Зря умиляешься. Ты валяешься здесь, а не в тюремной больнице, исключительно потому, что до сих пор числишься пребывающим в глубокой коме. И вроде бы даже безнадежным. Без этой, как ее… ЭКГ-активности[6] коры головного мозга. Но я могу и перепутать.
— И за что на этот раз? Я же обезвредил террориста и заминированную машину.
— Еще как обезвредил! — зловеще захохотал полковник. — На глазах полусотни свидетелей, из которых четверо вообще наблюдали все от начала до конца! И теперь, Ерема, все МВД в радиусе двухсот километров отчаянно хочет знать: а как ты догадался, гастролер московский, что нужно обезвреживать именно этого недоеденного эл-ка-эн и его драную повозку? Так шта-а, пытать тебя здесь намерены куда сильнее самого подрывника. Ибо он мелкая сошка и явно ничего не знает.
— От него тротилом пахло.
— Не морочь мне голову, тротил не пахнет.
— А как его, по-вашему, собаки находят?
— Но ты же не собака! — скомкал бумажку Широков и кинул под кровать. Судя по тому, как метился — внизу стояла мусорная корзина. — Ладно, так и быть. Снизойду к твоим мольбам и спасу тебя, бедолагу, пока не налетели цепные псы Нургалиева. Слушай, и запоминай…
Полковник достал другую бумагу, откинулся на спинку стула и неторопливо зачитал:
— Я, оперативный работник управления, псевдоним Вепс, выполняя задание полковника Широкова по обеспечению безопасности сотрудника ЦЕРНа Кристофера Истланда, заметил в машине марки «ВАЗ-2106» белого цвета гражданина, по описанию похожего на террориста, о котором мне стало известно из агентурных сведении, предоставленных полковником Широковым. Приняв меры к проверке документов неизвестного, я столкнулся с активным сопротивлением и заметил следы нештатной проводки, смонтированной на кузове. Все вышеизложенное привело меня к пониманию того, что я обнаружил автомобиль, подготовленный к взрыву. Завладев автомобилем, я отогнал его в безлюдное место и покинул салон. Дальнейших событий не помню, поскольку пострадал от случившегося взрыва. С моих слов записано верно. Дата, подпись. Все понял? Это — твое донесение мне, и сейчас я поеду затыкать им рот здешним пинкертонам, на все вопросы отвечая только то, что это служебная или секретная информация. Да еще с присущей мне наглостью потребую приставить к тебе охрану, вещи твои заберу и через месяц, когда врачи разрешат, вывезу в Питер. В охране они, понятно, откажут и будут безмерно гордиться своей независимостью. Но к тебе больше и близко не подойдут.
— Я на вас не работаю и работать никогда не стану! — покачал головой Варнак.
— Еремей, ты совсем забыл, — ухмыльнулся полковник. — Твоего согласия никто никогда не спрашивал. Контузия, да? Ничего, теперь поправишься. Доктор сказал, к концу лета опять будешь мне нервы мотать. В смысле, окрепнешь достаточно, чтобы снова через день из драки в поножовщину перескакивать. Только успевай от статей уголовных отмазывать.
— Ну, так и не отмазывайте.
— Не знаю, не знаю. Привык уже к такой жизни. Я тебя по старой памяти выручаю — ты мне по старой памяти позваниваешь, когда жареный петух клюет. Тебе свобода — мне премия и благодарность президента «с занесением». Ты, конечно, только в последний год главной моей головной болью оказался — но ведь и звездочка на погон тоже через тебя упала. Так что, так и быть. Разрешаю и дальше в моей агентуре числиться. Можешь не благодарить.