Честно пытаюсь спать, но солнце, пробивающееся в окно, тиканье часов и тишина за стеной мне мешают. Я думаю, очень много думаю о том, что Ян заканчивает университет и, вполне может быть, куда-то уедет. Я ведь ничего не знаю о его планах, я вообще, как оказалось, мало что о нем знаю. По крайней мере, то, что он открыто может признать свое «хочу», точно было для меня новостью.
А что, если я упускаю шанс? Когда-то считала иначе, но сейчас я не из тех, кто верит, что обязательно выйдет замуж за первую любовь. И даже за вторую. Глядя на то, как все со всеми спят — в универе, в клубе и в элитном загородном поселке, я давно перестала считать, что секс обязательно к чему-то приведет. Иногда секс просто был… сексом. Кто-то получал удовольствие от выпивки, кто-то смотрел сериалы или качался, а кто-то увлекался этим. Почему я не могу? И почему так страшно решиться, если я этого и правда хочу?
Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о том, что не сделал, так ведь?
Или не так. Потому что, представив, как после всего Бессонов не посмотрит в мою сторону, я чувствую такую пустоту, от которой мне становится физически плохо.
Следующие полтора часа, чтобы отвлечься, я занимаюсь переводом глав про детектива Драйка для сайта. Сама я уже прочитала их в оригинале, и теперь мне грустно, что герои, явно испытывающие сильные чувства, так долго идут друг к другу — шаг вперед и десять назад. Откладываю книгу, чтобы окончательно не раскиснуть и открываю соцсети, где натыкаюсь на конкурс от издательства, с которым я мечтала работать. Условия довольно простые — перевести один из десяти указанных отрывков и дать ссылки на готовые переводные работы, если таковые имеются. И на энтузиазме я справляюсь с текстом за полчаса, но письмо не отсылаю. Меня всегда что-то останавливает, например, сейчас — воспоминания о том, как мы с той же Викой классе в девятом начинали переводить фанфики по «Сумеркам». Мы залпом читали десятки историй и спорили, какую возьмем следующей, пищали от сцен «НЦ»* (NC-17 (no children under 17) или эквивалент контента 18+, только для взрослых, в мире фанфикшена. В таких историях может быть графическое описание секса, насилие, грубый мат) и всяких диких пейрингов вроде Беллы и Джаспера или Беллы и Карлайла. Хорошее было время. Иногда мне кажется, что я даже скучаю по Вике, но потом вспоминаю лицо Медведевой в толпе за спиной у Лазаревой, и становится тошно. Если я так сильно ошибаюсь в людях, стоит ли рисковать с Яном? Бабочки в животе бунтуют и уверяют, что стоит, и я поднимаюсь с кровати с мыслью, что после прилюдного вручения звания шлюхи года, мне уже нечего терять.
Наспех приняв душ, я надеваю черное простое белье, смываю косметику, которую не смыла после клуба, и чищу зубы. Расчесываю влажные волосы, брызгаю подмышки дезодорантом без запаха и ныряю в широкое платье, которое напоминает баскетбольную форму. Не смотрю в зеркало, чтобы не передумать, в коридоре поднимаю голову, глядя на чердак, но быстро отметаю мысль — это уже слишком. У себя я забираюсь наверх с помощью лестницы, но понятия не имею, как все устроено у Бессонова. Тихо иду через первый этаж и радуюсь, когда не встречаю маму. Выскальзываю из дома и бегом мчусь к соседнему, будто шпион, которого под угрозой смерти не должны застать на месте. Для приличия стучу в дверь, но, если ничего не изменилось, знаю, что у них всегда открыто, и, когда никто, конечно же, не отвечает, дергаю ручку вниз. И здравствуй, страна чудес.
Я ступаю очень тихо, на цыпочках. Спятила ли я? Не знаю, возможно. Добровольно явиться в логово Бессонова — это как спрыгнуть с тарзанки. Поначалу кажется крутой идеей, но когда летишь с обрыва вниз, уже так не думаешь. Хочу ли я уйти? Определенно нет.
Я бывала в доме Бессоновых раньше. У Наташи в гостях, не у Яна, чаще всего днем, когда у того были тренировки. И сейчас вижу, насколько здесь без нее по-другому. Не хуже, нет, конечно, но совсем по-другому. Наташа всегда много готовила, и ее кухня походила на место полномасштабной битвы мукой, вареньем, чем угодно. Горы посуды обычно стояли до вечера, и только за час до прихода Яна она начинала мыть и натирать все, потому что тот замечал даже разводы от тряпки на фасаде мебели. Дом всегда украшали свежие (и ужасно пахучие) букеты — если не из ее сада, то обязательно от каких-нибудь соседей. Наташу многие любили и знали о ее страсти к цветам. Календарь в зале со словом дня был всегда открыт на актуальном числе, а телевизор что-то вечно шептал фоном. Сейчас же во всем доме пусто, идеально чисто до блеска и пронзительно тихо.
На свой страх и риск я поднимаюсь на второй этаж. Одна ступень, две, три, и я уже стою на втором этаже и точно понимаю, куда мне идти, из-за схожей планировки.
Ты знаешь, где меня искать, — нашептывает голос Бессонова в голове, и я делаю шаг к нему. А затем визжу, когда на талию ложатся чьи-то руки, и земля уходит из-под ног.
— Пришла, — подкинув меня вверх, шепчет Ян мягко, а прижимает к себе спиной, напротив, сильнее. Так, будто с удовольствием сломал бы мне пару ребер. Возвращает меня на пол, и, коснувшись носками паркета, я понимаю, что теперь мне никуда от него не деться. И даже если буду умолять, он вряд ли отпустит. Слишком крепко его руки сдавливают мою грудь, а губы впиваются в нежную кожу на шее.
— Пришла, — теперь сдаюсь я, на короткий миг представив, что он и не хочет меня отпускать.
От Бессонова пахнет мятным гелем для душа, а когда я оборачиваюсь и нахожу его губы, чувствую свежесть на языке. Пальцами тяну мокрые, чуть завитые на концах волосы, потому что обожаю, когда они отражают его настоящего — рвано торчат в стороны, а не зачесаны гелем назад, будто он тот самый типичный идеальный парень с обложки. Он не такой. Он колючий, ядовитый, язвительный и, если так можно сказать, даже немного острый, как клинок, касания которого навсегда оставляют следы. Я бы часами любовалась его родинками на плечах и груди, но вместо этого закрываю глаза и позволяю себя вести.
Он толкает меня к стене и, сжав бедра, подкидывает вверх. Я висну на нем и улыбаюсь ему в рот. Ян смеется, когда, пошатнувшись в сторону, с размаху цепляет плечом дверной косяк. Мы ныряем в темноту его комнаты, где окна наглухо закрыты плотными шторами. Я вижу только на ощупь, пока он, щелкнув выключателем, не зажигает подсветку, вместе с которой вокруг нас разливается приятная мелодия. Но когда я ее узнаю…
— Отпусти, — я отталкиваюсь от Бессонова и дергаю ногами, чтобы вернул меня на пол. — Отпусти, говорю.
Эти движения резкие и необдуманные. Я не могу контролировать их. Ян не сразу понимает, чего хочу, смотрит на меня затуманенным взглядом.
— Что? — Его губы влажные от моих поцелуев, но я не хочу думать об этом, когда в висках стучит: «Ты такая же, как все. Ты такая же, как они. Ты ничего не значишь».
— Отпусти! — повторяю я, всхлипнув один раз, другой, и не сразу осознаю, что он уже не трогает меня. Хмурится, лоб разрезает несколько злых морщин, на щеках ярко обозначаются скулы. А когда я опускаю глаза вниз, чтобы спрятать слезы, то вижу, как он возбужден. — Выключи, — прошу я.
Про себя считаю полосы на паркете, только бы не слышать чертову «Far away» от «Nickelback», под которую он трахал десятки других таких же, как я, глупых дур. Это все ошибка, ужасная ошибка, я не смогу, не выдержу. Думала потяну, в глубине души верила, что именно у меня с ним все будет по-другому, но… Боже, как же это нелепо, тупо и безмозгло!
— Выклю… чи-и! — как ни стараюсь, голос срывается. Я закрываю уши, оседаю на пол и, уперевшись локтями в бедра, не сдерживаясь, сдавленно рыдаю.
Наверное, это могло бы длиться бесконечность, потому что именно сейчас разбиваются мечты. Все, на что надеялась, оказывается недостижимым. Я не переделаю себя, не изменю сути того, кто я. Навсегда останусь соседской девчонкой, которую он ненавидит из-за отца, но которую не прочь поиметь — в отместку ли, чтобы поставить зарубку на кровати или ради эксперимента. Пожалуй, я бы даже смогла плакать, пока не умру от обезвоживания — слишком долго держала все в себе. Плотину прорвало, и я не знаю, как это остановить.
— Тише, тише, я выключил, слышишь? Ничего нет, посмотри на меня. Посмотри.
Чтобы осознать, как в комнате тихо, мне нужна не одна минута, потому что за грохотом обезумевшего от боли сердца я не слышу ровным счетом ничего. Вытираю запястьем глаза и нос, тру ладонями лицо и заправляю волосы за уши, прежде чем посмотреть на Бессонова. Молюсь про себя, чтобы он просто промолчал и позволил мне уйти, большего позора я не вынесу. Я готовлюсь столкнуться с холодным презрением в его глазах, надменным вопросом или даже яростью, но от его взгляда мне становится… тепло?
Он ждет пару-тройку секунд, внимательно изучая мое лицо, прежде чем выдохнуть и подползти на коленях ко мне.
— Ты меня напугала, — Ян стискивает меня в объятиях и целует куда-то в висок, гладит по спине и слегка раскачивает, как будто успокаивает маленького ребенка. — Вот что бывает, когда решаешь взвалить слишком много на хрупкие плечи.
Это звучит не с укором, я чувствую, как он улыбается мне в волосы. Не осуждает, а радуется, словно мой повод для слез — сущий пустяк, и это не я только что несколько раз мысленно умерла. Ян садится передо мной и отдирает от себя силой. Обнимает ладонями лицо и, приподняв брови, заглядывает в глаза. Я бы даже подумала с нежностью, если бы он был на нее способен.
— Объяснишь?
Хочу притвориться немой, но, уверена, в таком случае он заставит меня писать на листке.
— Я часто слышала эту песню за стенкой. Когда ты… — Сжимаю зубы, потому что не могу сказать так, как это сложилось в моей голове, не хватает смелости. — Когда у тебя бывали гости. — Одна его бровь ползет вверх, будто он без слов задает вопрос, и я добавляю: — Девушки.
А после вздрагиваю от громкого смеха, которым закатывается Бессонов.
— Ты правда считаешь, что я из тех, кто будет заниматься сексом под сопливую мелодию? Мне кажется, ты должна была понять, что я из себя представляю за пару наших рандеву. — А вот это уже упрек в его голосе, но он быстро продолжает, пока я не успела придумать что-то еще. — Подсветка соединена с колонкой, которая всегда начинает воспроизведение с этой песни. Хер его знает почему, заколдованная она. Подсветку я включаю раз в полгода. И это никак не связано с моим намерением кого-то трахнуть, у тебя явно бурная фантазия. Последний раз я врубал и зацикливал этот трек, когда не мог уснуть. Если бы я и страдал такой херней, то выбрал бы «Вальгаллу» от «Led Zeppelin». Это хотя бы прикольно.