— Что, уже? — Ленка встала и накинула халат. — А когда вернешься?
— Наверно, поздно. — Клава уже повернулась к двери, но остановилась. — Ты молодец, Ленок, очень вкусный ужин приготовила.
— Правда? — Дочь радостно заулыбалась.
— Правда. Только мясо немножко пережарила, но совсем чуть-чуть. Его надо не дольше минуты держать после того, как перевернешь, тогда сочное получится. Ничего, научишься.
— Постараюсь.
— Я там курицу достала размораживаться. Попробуй потушить со сметаной, когда из школы вернешься. Рецепт я тебе написала, на кухонном столе лежит.
— Ой, мам, а я не смогу.
— Сможешь. — Клава погладила ее по голове. — Ты уже взрослая. А то мне трудно все делать… одной. Поможешь?
Ленка опустила голову.
— Конечно, помогу.
Народу на улицах уйма. Шли сплошным серым потоком. Мужчины, женщины, дети. Молодые и старые, богатые и не очень, интеллигенты и простые работяги — все слились в этой толпе. Клава плыла в этом течении, и ей вдруг стало страшно. Лица, лица, лица… Непроницаемые, как маска. Но каждый думает о своем. У каждого свои проблемы, свои мысли, свои дела. У каждого своя жизнь, которая скрывается за этой маской. Ты идешь, сидишь, стоишь рядом с человеком, который может оказаться нормальным добропорядочным служащим какой-нибудь конторы, а может под вечер взять нож, выйти на улицу и… Любой из них может оказаться тем самым сумасшедшим убийцей.
Патищева, как только увидела Клаву, сразу свернула за угол. И Семенов не стал приставать. Только улыбнулся как-то преувеличенно жизнерадостно и кивнул головой. Уже знают. Уже, наверное, все знают И сочувствуют. Такое дело если достанется — пиши пропало.
У кабинета Малютова стояла очередь. Дежкина присела было на стул, но все сразу расступились.
— Идите, Клавдия Васильевна. Мы подождем.
Всегда называли просто Дежкина.
Малютов, когда она вошла, даже встал навстречу.
— Так-так-так… Ну что? Как дела? Ты, главное, не волнуйся, — забормотал скороговоркой, с надеждой заглядывая в глаза. — Есть что-нибудь новенькое? Бригада уже у тебя в кабинете. И обязательно держи в курсе. Слышишь, обязательно! Чуть что — сразу ко мне. Машина за тобой прикреплена постоянно, в лаборатории, в архиве все запросы вне очереди, в срочном порядке. Остальные дела побоку. Даже Худовского.
Ну вот. Началось.
— Хорошо. — Дежкина кивнула.
— Еще что-то?
— Да. — Клава протянула ему листок бумаги. — Подпишите.
Малютов взял и стал читать.
— Ох, опять ты! Да рано! Пусть пока посидит. Дня три-четыре у тебя еще есть. Неизвестно, как оно обернется… Он же почти сознался, да?
Клавдия вспомнила методы, которые перечислял Чубаристов.
— Нет. Ни в чем не сознался, — сказала она. — Он не виноват — ежу понятно. Пусть домой идет.
— Ну смотри сама. — Малютов пожал плечами и черкнул на бумажке.
— Спасибо. — Клава взяла листок и направилась к выходу.
— Клавдия… — вдруг тихо сказал прокурор.
— А? — обернулась она.
— Может, толканем в генералку, а? — так же тихо сказал Малютов. — Баба с воза…
Он протягивал ей соломинку. И Клавдии уже хотелось за нее уцепиться. Когда все вокруг говорят — ты пьяный, пойди и проспись. Что это она, действительно, в народную героиню играет? Не такие зубры ломались на «сериалах». Чего ей нужно? Славы? Так ее, скорее всего не будет. Трудностей? Она их имеет на полную катушку. Сознания собственной значимости? Клавдия не горда.
— Нет, Игорь Иванович, не отдадим, — сказала Клавдия.
Ей не нужно было ни славы, ни трудностей, ни значимости, ей нужно было сейчас так загрузить себя работой, чтобы разреветься было некогда.
— Ну, смотри, — вздохнул Малютов. — Только держи в курсе, слышишь? Обязательно держи в курсе!
Когда он вышел, Клава ждала его на улице.
— Доброе утро, Сергей Владимирович. Вас подвезти?
— Не надо, — буркнул он и остановился, переваливаясь с пятки на носок и как-то затравленно озиралась. — Что, уже поймали?
Клава отрицательно покачала головой.
— А чего ж тогда?.. — Смирнов осекся. — Как там Витька? Он у вас?
— У отца, — тихо ответила Клава. — Вы нас простите, Сергей Владимирович…
— Нет, все правильно. И даже мало мне… — Вдруг наклонился к самому лицу Клавдии Смирнов. — Потому что я, Клавдия Васильевна, действительно хотел… — Он дернул головой, словно отгоняя свои подлые мысли. — Я — гад, Клавдия Васильевна. Вы даже не знаете, какой я гад… Я действительно соседу говорил про квартиру. Потому что грязной мыслишкой баловался, как я Нину убью, как спрячу труп, а потом… Вы все правильно поняли. И даже закопал ее потому, что сразу понял — это кто-то мои подлые идеи в жизнь воплотил, как говорили раньше Вот я какой гад, Клавдия Васильевна. Да чего уж там! Никогда теперь не отмоюсь. — Он махнул рукой и поглядел на небо, смешно сощурившись. — Ты смотри, уже ведь весна совсем.
— Да. Весна. — Дежкина открыла дверцу машины. — Так вас подвезти?
— Нет, спасибо. — Он пожал плечами. — Пешочком охота. В последнее время больше пяти метров пешком не удавалось.
— Ну тогда…
— Пока. — Он махнул рукой и быстро зашагал вниз по улице.
Клава долго смотрела на его сгорбленную спину. И вдруг представила себя на месте этого человека. Человека, у которого никого и ничего нет. Была работа, была любимая женщина, ее сын, был дом, была спокойная совесть. И все. Интересно, куда он теперь пойдет? Наверно, в Матвеевское. Придет, побродит по квартире, купит бутылку водки и напьется до обморока. Будь Клава на его месте, она бы именно так и поступила.
Спина нырнула за угол, и Клава села в машину.
— Куда? — спросил водитель, заводя мотор.
— В прокуратуру.
Водитель вырулил на дорогу.
«Только бы руки на себя не наложил, — подумала Клавдия. — Для него это был бы самый легкий выход».
— Нет! — вдруг закричала она водителю. — За ним. Давай за ним. Быстрее!
От неожиданности тот так крутанул руль, что чуть не выскочил на тротуар. Из-под колес выпорхнули две старушки и что-то громко защебетали, блестя вставными челюстями.
— Быстрее, быстрее, а то потеряем! — кричала Клава и все толкала его в спину.
— Не потеряем. Только не пихайтесь так.
Смирнов не успел далеко уйти. Сидел на бордюре и смачно затягивался сигаретой. Когда завизжали тормоза и Дежкина выскочила на улицу, посмотрел на нее с испугом.
— Что? — Он даже привстал.
— Нет, успокойтесь. Я вас только прошу — никаких глупостей. Вы же сильный человек, да?
— Я трус, — сказал он. — Я ничего с собой не сделаю.
— Ну и слава Богу. — Клавдия тяжело дышала, как будто преодолела весь путь не на машине, а пешком. — И хорошо. Вы не трус. С этим жить непросто.
— Да, — сказал он, опустив глаза.
— И еще. Сергей Владимирович, я у вас хотела спросить что-то.
— Что? — Он встал и взглянул ей прямо в глаза.
— Скажите, — Клава отвернулась и смотрела куда-то в сторону, — в тот день… Вернее, в тот вечер, вы не помните, у нее ничего не было… Во рту?
— У кого?
— Постарайтесь вспомнить. Это очень важно. Очень. Какой-нибудь бумаги. Не помните?
Сергей болезненно наморщил лоб. То ли старался вспомнить, то ли старался не вспоминать. Скорее, второе.
— Ну, не помните? — спросила Дежкина.
— Что-то вроде… Нет, не помню. — Он замотал головой. — Точно не помню.
— А если не точно? — застонала она.
— Знаете, — забормотал он, стараясь теперь не встречаться с ней взглядом, — там темно было. И потом, у нее кровь шла изо рта. Сначала мне показалось, что там что-то есть, но потом, когда я ее перетащил… Уже нет.
— Может, выпало?
— Не знаю. — Смирнов пожал плечами. — Может, и выпало. А может, и нет…
— Теперь в прокуратуру, — выдохнула она, захлопнув дверь машины. — И побыстрее.
Они все сидели в кабинете. Игорь, Беркович и еще какой-то мужчина на ее месте. И все молчали.
— Здравствуйте! — Клава влетела как метеор и подскочила к Берковичу. — Так, сразу бери тачку, поднимай народ — и в Матвеевское.
— Зачем? — Криминалист вскочил и стал одеваться.
— Я сейчас со Смирновым говорила. Он сказал, что, кажется, у Кокошиной во рту тоже что-то было. Возможно, выпало, когда он ее перетаскивал. Так что пусть прочешут мне весь этот пустырь.
— Так ведь прочесывали.
— Да, прочесывали. Но искали нож, а не листок бумаги. Вперед.
— Сделаем. — Беркович выскочил.
Теперь Клава разделась спокойно. Аккуратно повесила пальто на вешалку и остановилась перед своим столом. Мужчина не двигался. Сидел, откинувшись на спинку кресла, и что-то вырезал маленькими маникюрными ножничками.
— Простите, но это мое место, — вежливо сказала она.
— Сейчас-сейчас. — Он закивал, продолжая вырезать.
Мужчина почему-то начал ее злить. То ли потому, что как-то странно на нее смотрит, то ли потому, что продолжает резать ножничками, то ли потому, что не встает с ее места.
— А вы, собственно, кто? Можно узнать?
— А я ваш новый коллега, — протяжно пропел он, внимательно следя за ножничками. — Это дело мне поручено вести вместе с вами.
— Может, тогда познакомимся?
— Познакомимся, обязательно познакомимся. — Он еще раз взглянул на нее и отрезал последний кусочек бумажки. — Я психолог. А зовут меня Коля. Если официально, то Николай Николаевич Кленов. Вот теперь все. Это вам. — Он встал и протянул Клаве кусочек бумажки, который вырезал.
Клава взяла, и лицо ее расплылось от веселого удивления. Она держала в руке свой собственный силуэт, вырезанный из блестящей черной бумажки. Такие вырезали в парках немые лет десять назад.
— Вы мне льстите, — сказала Клавдия, садясь на свое место. — Такой красавицей я никогда не была.
— А как же вы тогда догадались, что это ваш портрет? — улыбнулся Кленов. — Знаете, как это называется? Синдром недооценки собственной внешности, а отсюда…