— Что? — Кокошин сделал вид, что не понял. — Ритаточек, а к нам госпожа следователь пришла! Помнишь, которая Витеньку нашего подобрала!
Рита выбежала тут же. И сразу заорала на весь коридор:
— Не смейте его трогать, товарищи милиционеры! Он ни в чем не виноват! Этот гад сам на него с кулаками полез, сам! Говорила я тебе, придурок, чтоб не связывался с ним?! Говорила?!
Она повернулась к Никите и начала хлестать его по шее. А он стоял и продолжал глупо улыбаться.
— Собирайтесь, Кокошин. — Дежкина вздохнула и посмотрела на часы. Время было уже половина десятого.
— А может, не надо? — тихо спросил Никита. — Я ведь… от всего сердца. И потом, Витьку не на кого будет оставить. Она ведь, сами видите, какая истеричка.
— Это кто — истеричка?! — взорвалась опять Риточка, нимало не смущаясь того, что она в одном халате нараспашку. — Это я истеричка?! Товарищи милиционеры, заберите этого бандита! Он и мне житья не дает, и над ребенком бедным издевается. И Смирнова этого он побил, я точно знаю!
— Замолчи, дура! — Никита вдруг развернулся и влепил ей такую затрещину, что она только взвизгнула и улетела куда-то в глубь квартиры.
— А ну тихо! — Стражи порядка встрепенулись и, как по команде, накинулись на Кокошина.
— Тетя Куава! — из комнаты вдруг выскочил Витя и с разбегу запрыгнул ей на шею. — Как деуа? Ты к нам в гости пуиехауа?
— Отпустите, больно. Ребенок же смотрит, — скрипел зубами на полу Никита.
— Папа, ты чего? — испугался Витька. — Они тебя обижают?
— Нет, сынок, мы просто балуемся. Просто балуемся. — Кокошин поднялся на ноги. — Ну все, все. Уже одеваюсь.
— И я, и я! — Витька спрыгнул с Клавиной шеи и бросился за курточкой.
— Вы хоть скажите, надолго меня? — поинтересовался Никита, зло глядя на Дежкину. — А то мне послезавтра в рейс.
— Года через три поедешь. Ведите его в машину.
— Что?.. — Кокошин замер с башмаком в руке. — А как же?.. Ах ты ж, сука! — заорал он вдруг и бросился на Дежкину.
Клава вовремя отскочила к стене, а то бы и она вернулась домой со сливой вместо лица. Милиционеры опять скрутили его и потащили вниз по лестнице.
— Паскуда! Стерва! Да я тебя угроблю, когда встречу! Лучше мне на глаза не попадайся, падла! По стенке размажу!
Когда его тащили по лестнице, он все еще продолжал кричать.
Клава тихонько вошла в квартиру. Витька возился где-то в комнате, а из ванной доносился шум льющейся воды. Наверное Ритаточек зализывает раны.
— Рита. — Клава постучалась в дверь. — С вами все в порядке?
— Гад такой, синяк мне поставил! — всхлипывая, простонала она.
— Выйдите на минуту, я должна с вами поговорить.
— Чего тебе нужно?! Сначала мужика в милицию забирает, а потом ей еще и поговорить. Мотай отсюда! — заревела она и швырнула в дверь чем-то тяжелым.
— Рита, я насчет Вити, — тихо сказала Клава.
Рыдания тут же прекратились, и дверь тихонько открылась.
— Чего? — Лицо у женщины было мокрое. Тушь потекла, а на скуле краснела огромная ссадина. — Я с ним возиться не буду. Пусть его бабка забирает. Или этот, Смирнов.
— Я его заберу, — сказала Клавдия.
— А, ага… Ладно… Скажите, что ему будет? — жалобно спросила Рита, вытирая полотенцем косметику.
— С Витькой? — Клава пожала плечами. — Ничего с ним не будет. Поживет у меня…
— Да не с Витькой. С Никитой.
— Не знаю. — Клава опустила глаза. — Года три могут припаять. Нанесение тяжких телесных повреждений.
— А условно никак не получится?
— Это суду решать. — Клава посмотрела на часы. — Так я Витьку заберу.
— Берите. — Женщина махнула рукой и пошла обратно в ванную.
— Лена, а кто к тебе в гости пуишеу! — Витька, скидывая на ходу башмачки, бросился в Ленкину комнату.
— Оба-на! Привет, Витян! — Макс перехватил его на пути, искоса виновато поглядывая на мать. — Как дела?
— У пуокууоуа деуа. А у меня деуишки! — Витька радостно засмеялся.
Клава скинула туфли, плащ и устало поплелась к телефону, листая записную книжку.
— Ой, привет, Витек, — осторожно выглянула из своей комнаты дочь. — Это мне?! Спасибо большое. Только отдай Максу, а то он тебе голову отвернет.
— На аппарате! — ответила Ирина Юрьевна.
— Здравствуйте. Это вас Клавдия Васильевна беспокоит, из прокуратуры.
— A-а, это вы? — обрадовалась старуха. — Ну что, поймали убийцу?
— Нет, я не по этому поводу звоню. — Клава нащупала пульт и включили телевизор. По НТВ как раз шли новости. — Вашего сына арестовали.
— Как? Почему? — испуганно затараторила Ирина Юрьевна. — Он не убивал. Я точно знаю, он не убивал. Он тогда в рейсе был, у него и свидетели есть.
— Он Смирнова избил, — перебила Клава, сделав звук немного потише. — Сломал три ребра, все лицо разбил. Я к нему сегодня «скорую» вызывала.
— Не может быть! — строго заявила старуха. — Я прекрасно знаю своего сына. Мой мальчик никак не мог этого сделать, уверяю вас. Это какая-то ошибка.
Как часто Клава слышала эти слова. Каждая мать говорила это про свое чадо. Не дай Бог, чтобы ей когда-нибудь пришлось говорить такое про Макса. Именно этого она вчера и испугалась.
— Короче, Витя опять у меня. Когда вам будет удобно, сможете его забрать! Мой номер у вас есть, — раздраженно сказала Клава и положила трубку.
— …И последняя, к сожалению, печальная новость, — сказал диктор. — Сегодня в час дня в Нью-Йорке было совершено покушение на трех наших соотечественников. Тренер олимпийской сборной по стрельбе из винтовки Дмитрий Бунич, а так же спортсмены этой сборной Илья Жалобин и Ахмед Аликулов, садясь в арендованный ими автомобиль, подорвались на заложенном в него взрывном устройстве. Дмитрий Бунич скончался на месте, Ахмед Аликулов умер через три часа в реанимации, а за жизнь Ильи Жалобина врачи борются до сих пор. К сожалению, пока это вся информация. Подробный репортаж об этом событии смотрите в завтрашних наших выпусках.
— Ма, слышала?! — вышел Макс из своей комнаты. — Наших спортсменов в Штатах убили!
— Слышала. — Клава откинулась на спинку кресла и устало закрыла глаза. — Кто-нибудь, подогрейте нам с Витькой супа. А то я уже с ног падаю…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ
Странно, но Дежкина так и не могла привыкнуть к этому деловому гордому шествию, когда шагаешь по прокуратуре с ордером в кармане. Все расступаются перед тобой и смотрят с завистью. А ты рассекаешь коридор пополам с основательностью ледокола и смотришь на остальных свысока, дескать, мы тут важными делами занимаемся, а они все в кабинетах только бумажки перекладывают. Даже настырная Патищева не суется со своими взносами в такие моменты — интуицией чувствует, что сейчас ты — важный человек. Это уже в крови, в нашей красной советской крови — если у тебя есть бумажка, значит, ты важная птица. Хорошо бы завести в прокуратуре динамики и каждый раз, когда случается подобный выезд, крутить «Полет валькирий» Вагнера, как раньше на провинциальных вокзалах играли «Прощание славянки», когда с первого пути отходил скорый поезд в столицу.
И все заканчивается, как только машина сворачивает на первом перекрестке. Дальше ты становишься рядовым пассажиром в бесконечном потоке машин.
Игорь все-таки выбил ордер. Прибежал утром в кабинет — машет бумажкой. Не сам, конечно, Чапай помог. Теперь вся бригада, кроме Саши Самойлова, который так и погряз в своих свидетелях, сидела в «рафике» и возбужденно обсуждала предстоящее событие.
— А он кто? — спросил Игоря Беркович.
— Да дьячок один, — весело ответил парень.
— Хорошо, что не раввин…
У дверей квартиры Карева на этот раз никаких прихожан не было. Только какая-та старушка сидела на куче газет и скрюченными пальцами чистила крашеное яйцо. Даже не обратила внимания на милицию.
— Ну что, звоним? — участковый глянул на Дежкину.
— Ну если хочешь, можешь постучать. — Клава пожала плечами.
Милиционер позвонил. Игорь сразу вышел вперед и раскрыл зонтик.
— Ты что, псих? — удивился Беркович.
— Нет, это он псих. А я здесь уже бывал. — Игорь усмехнулся.
Дверь открылась, и на зонт обрушился поток воды.
— Вот видите. Я знаю, что делаю. — Порогин отошел в сторону.
Дьячок стоял на пороге и с любопытством рассматривал посетителей.
— Вам чего? — спросил он наконец.
— Гражданин Карев? — строго спросил участковый. — Геннадий Васильевич?
— Ага. — Карев кивнул.
— У нас ордер на обыск вашей квартиры, — официально заявил милиционер. — Лучше сразу сдайте, что у вас. Чистосердечное признание…
— Вы подозреваетесь в краже церковных ценностей, — вмешалась Клавдия. — Вы позволите?
— Ладно, проходите. — Дьячок как-то странно спокойно пожал плечами и уступил дорогу.
— Понятые, входите. — Беркович подтолкнул парочку пожилых людей. — Только не мешайте, ладно?
В квартиру ввалились всем скопом. Карев сразу забрался на диван и засел там, в уголке, с интересом наблюдая за всем происходящим.
— Ну и вонища тут, — заявил Беркович, зайдя в комнату. — Откройте кто-нибудь окна. Так, начинаем сначала с кухни. Потом ванная, коридор, и на сладкое — комнату. Записывать все, что видите. Каждую мелочь. Ничего не пропустить, ни одной чайной ложки. Разбежались.
Кленов бродил по комнате и разглядывал обстановку, то и дело бросая короткие взгляды на Карева.
— Ну что я говорил? Что я говорил? — каждую минуту шептал Порогин Клаве на ухо. — Это он. Это точно он.
Клава пока не могла сказать точно, он это или нет. Но одно было ясно — тут живет человек, у которого с мозгами явно не все в порядке. И причем на религиозной почве.
— Так, смотрите, что у нас тут! — в комнату влетел милиционер. В руках у него была кожаная плетка.
— Это ваша? — Беркович повернулся к Кареву.
— Моя, моя, чья ж еще? — закивал тот, как китайский болванчик.
— Зачем она вам?