— Внимание! Записываем вывод по материалам занятия, — почти одновременно повысили голос преподаватели-»иксы».
Март пролез через отверстие в проволочном заборе, не глядя в сторону классов, размеренным шагом приблизился к административному корпусу. «Х-преподаватели свое дело знают, можно не сомневаться, что в данный момент каждый курсант записывает вывод и оглядываться не собирается.
Забравшись в кабинет, Директор выбрал шнур, прикрыл оконный фрагмент и, быстро раздевшись до трусов, протер покрытое обильной испариной тело смоченным в графине полотенцем. Затем насухо вытерся, хорошенько расчесался, спрыснул подмышки дезодорантом и, облачившись в повседневную одежду, прилег на диван, отгороженный от кабинета ширмой. Успокаивая взбудораженный организм, закрыл глаза и принялся дышать по системе, попеременно зажимая ноздри большим пальцем. Пять длинных выдохов через правую, до полного прилипания живота к позвоночнику — короткий вдох левой. Пять выдохов левой — вдох через правую. Организм расслабляется, кровь медленнее струится по венам… Сущность диверсанта медленно растворяется в полумраке просторного кабинета, отходит на второй план, уступая место имиджу законопослушного гражданина, имеющего хорошие манеры и положение в обществе. Пять выдохов — вдох…
Теперь у «Абордажа» один хозяин. Соучредителей было пятеро. За последние три года Март успешно выкупил пакеты у троих — ничего не понимая в охранном деле, они охотно продали свою долю за хорошие деньги и обещание всемерной помощи в решении любого рода проблем. С Черновым все оказалось сложнее. Бензиновый король ни разу не появился в «Абордаже» — дел было невпроворот по основному профилю, некогда игрушками заниматься. Бизнес его рос и расширялся, приходилось крутиться как черту, чтобы быть на уровне и преуспевать в жесткой конкурентной борьбе. Однако внешне хиреющий с годами двойник Розенбаума живости ума не утратил — он прекрасно понимал, какие перспективы имеет «Абордаж», и не собирался с ним расставаться. А Март желал единоличного лидерства. Он его заслужил, выстрадал, с нуля поднял и взрастил отечественную школу секьюрити, ничем не уступающую европейским кондициям — неоднократно наезжавшие коллеги из-за бугра изъянов в системе обучения не обнаружили и даже взяли на вооружение кое-что из методики. Рано или поздно этот негласный конфликт должен был разрешиться нетривиальным способом — все к тому шло. Развязку ускорила стихийно обуявшая Чернова сердечная привязанность, которая неожиданно для всех привела к пышной свадьбе со всеми вытекающими последствиями — медовым месяцем, круизом в южные широты и нездоровым желанием наплодить кучу наследников. Жениху молодому на ту пору стукнуло пятьдесят шесть лет, а невеста была чуток помоложе — имела от роду 22 годочка. Но! Девица происходила из состоятельной семьи, воспитывалась за рубежом, в России жить не желала и с ранних лет имела болезненное пристрастие к наличным деньгам, предпочитая их сиюминутный надежный хруст какой бы то ни было форме долговременных вложений, оправдывающих себя постепенно, небольшими процентами. В общем, пообщался Март с молодой леди, пригляделся и сделал вывод: если, не дай бог, вдруг что случится с дядей Вовой, вдовица его прекрасноликая распродаст все имущество за три дня и укатит с хорошими деньгами за бугор…
Ровно в 15.00 умненькая Сашенька приотворила дверь в кабинет и негромко поинтересовалась ровным голосом:
— Вы уже проснулись?
— Звонари? — догадался Март, нехотя выныривая из глубин насильственно созданного медитативного состояния.
— За последние пятнадцать минут — восемь абонентов, — Сашенька подошла к дивану и протянула Директору телефон. — Я всем говорю, что вы не велели беспокоить, а они страшно сердятся, немедленно общаться хотят. Вот этот, который сейчас на линии висит, в третий раз звонит.
— Спасибо, заинька, — Март жестом отпустил Сашеньку и приложил трубку к уху. — Да, я слушаю.
— Так ты действительно в кабинете? — звонил префект округа — лучший друг и компаньон Черного. Судя по тону, он был немало обескуражен, получив Марта на провод — не ожидал, бедолага! — Чего ты там у себя развел?!
— У меня не конный завод, Палыч, — сочно зевнув, сообщил Март. — Не питомник. Что я могу у себя тут разводить? Секьюрити-мутантов?
— Да спишь ты, видишь ли!!! — взбешенно заорал префект. — Беспокоить нельзя, бляха-муха! Я твоих сучек удавлю собственными руками, как только доберусь! Они чего себе позволяют?! Совсем зажрались — непонятно, кто звонит, или где?! Они…
— С часу до трех — обед, — жестко оборвал бывшего явно не в себе собеседника Директор. — В соответствии с регламентом служебного времени. У персонала и администрации. Кроме преподавательского состава — у них рабочий день на час короче. И так — вот уже последние пять лет. Секретарши имеют распоряжение: всех, кто будет беспокоить в это время, посылать в задницу, не исключая президента и даже самого Пашу Тюрина.
— Это кто — Тюрин? — просипел сбитый с толку префект — голос у него был такой, что вот-вот сейчас заплачет — то ли от досады, то ли от обиды, то ли сразу вместе от всего.
— Да так, прапорщик один, кореш мой, — легкомысленно сообщил Март и, тут же посерьезнев, поинтересовался:
— А что у тебя с голосом, Палыч? Случилось что?
— Чернова… взорвали, — префект всхлипнул. — Вместе с машиной… Вот только что, он на обеде был. Я думал… — тут он слезливо заперхал и с полминуты выдавал сырые носоглоточные рулады — судя по всему, приводил организм в порядок посредством какой-то жидкости и носового платка.
«Ты думал, что это я постарался, — мысленно продолжил Март. — И, как только узнал, сразу принялся названивать. А я на месте. Хрен вам по всей морде, друг дорогой…»
— Господи, что творится-то… — пробормотал Директор враз севшим голосом. — Господи… Да что за подонки-то, а… Я это… Я еду, Палыч. Сейчас еду. Куда ехать-то?
— Да куда-куда… Да черт его знает, куда! — Префект наконец просморкался и тяжко вздохнул. — На месте работает уже куча народу. И ФСБ, и РУБОП, и милиция, и его служба безопасности… Стелла в Сан-Ремо, три дня назад укатила (префект имел в виду молодую вдову)… Куда ехать-то? Ну, приезжай ко мне, потолкуем — что да откуда. Да, давай ко мне — так лучше будет. Я сейчас всех соберу, типа, оперативный штаб, помаракуем вместе, откуда бы оно могло так получиться. А ты это… У тебя там твоих секьюрити такие ушлые хлопцы обучают… ну, которые все могут. Ну, ты понимаешь, о чем я? У тебя там есть всякие опытные специалисты, так вот, многие будут подозревать… Понимаешь?
— И что мне с ними сделать? — насторожился Март. — Уволить всех? Или расстрелять перед учебным корпусом?
— Я к тебе своих парней пришлю, — префект не обратил внимания на конструктивное предложение собеседника и грубо гнул свою линию. — Они проверят твоих мастеров, кто где был в это время, когда случилось. Так ты препятствия не чини. Хорошо? Это для тебя же лучше — чтобы никто не думал на твоих. Хорошо?
«А заодно выяснят, действительно ли Директор находился на месте, и вообще, чем он занимался последние семьдесят два часа, — про себя подытожил Март. — Ты, Палыч, прямолинеен, как паровозный тендер! Нельзя так! Нужно доверять людям…»
— О чем разговор! — вслух сказал Директор. — Пусть приезжают, работают — дело-то общее.
— Ну и ладно. А я всех соберу тут, — префект, не прощаясь, отключился.
— Стакан сока и машину к подъезду, — распорядился Март, выглядывая в приемную. — Сок сейчас, машину — через десять минут. Надо разобраться, кто там еще желал со мной пообщаться за последние пятнадцать минут…
…Одолев дневные страсти и тревоги, ближе к вечеру — часиков этак после семи, Директор удрал из Москвы. Комфортабельный «Понтиак» мчался по Дмитровскому шоссе, Март сидел на заднем сиденье, бездумно смотрел в окно и прислушивался к себе: ждал, когда же выветрятся все тревоги и наносные вредные поля, прилипшие за день к его могучему организму, и наступит предвкушение праздника, столь желанного и неожиданного в этот сумасшедший день.
Муки совести бывшего разведчика не посещали. С этой переменной, являющейся непреложной частичкой духовного мира любого индивида, Март давно определился: ни он, ни его «иксы» никогда не трогали чистых и светлых агнцев, невинных перед господом богом и законом — то бишь простых смертных из разряда среднестатистического обывателя. Во-первых, их никто заказывать не станет — агнцев. Убивают в основном из-за больших денег, политики либо каких-либо конфликтных расхождений на почве деловых интересов — а это, в конечном итоге, опять большие деньги. Во-вторых, если кто-то даже и закажет такого агнца — без явных мотивов, а просто так, от великой дури, исполнять его будут другие люди. Март с маньяками дел иметь не желает. За свою бытность в роли теневого вершителя судеб Директор трижды отказывался от таких немотивированных вроде бы заказов — во всех трех случаях это были малоизвестные молодые журналисты, внешне ничем пока что не примечательные, но явно перешедшие дорогу кому-то из сильных мира сего.
Чернов не выпадал из разряда особей, ликвидацией которых занимался Март и его команда. Владимир Николаевич — мир его праху — был большой сволочью. На его совести как минимум полтора десятка смертей, которыми бензиновый король не дрогнувшей рукой одаривал твердолобых конкурентов, не желавших гибко менять свой персональный курс в соответствии с веяниями времени. Разумеется, сам лично он никого не убивал. Но это ничего не меняет. Он заказывал. А это то же самое, как если бы самому всадить жертве пулю в голову…
Липкая паутина насыщенного событиями дурного дня отпустила самопроизвольно, как только миновали Озерецкое. Под пожарным заревом заката выскочила навстречу могучая стена вечнозеленого хвойного царства, окаймлявшая блестевшие тусклым серебром озера, смолистый тягучий аромат сбил махом все городские треволнения и надежно засосал в себя Директора вместе с «Понтиаком» и водилой. Обогнули по лесной дорожке Долгое и уже в потемках въехали в лесную усадьбу Нестерова. А тут уже шумство веселое, радостный гвалт крепких мужиков, жирный запах шашлыка и все пр