— А бабка куда делась? — нарушил молчание Бурьян. Голос его звучал так же сипло и надтреснуто, как у его приятеля.
— В ящера превратилась. Их же двое было!
— А я вроде видел — на небо улетела.
— А видел, так чего спрашиваешь? Ну, размазала она нас! Ну, стерва старая!
— Думаешь, уползли чудища? Можно спускаться?
— В кустах небось сидят, поджидают…
— Ах, поджидают? Плохо они знают лихую лесную братию! Мы еще посмотрим, кто кого… — Бурьян глянул вниз и закончил куда менее воинственно: — Кто кого пересидит!
Камышинка, новая гостья, оказалась милой, приветливой девушкой. Чуть всплакнув после расставания с Опекуном, она тут же осушила слезы и шустро обежала весь постоялый двор. Восхитилась козой Злыдней, окончательно скрепила дружбу с дворовым псом, с удовольствием понянчила маленькую Дагвенчи, рассказала Нурнашу сказку про богатыря Оммуката, который забросил на небо свой щит. А теперь не чинясь сидела в трапезной и вместе с Недотепкой весело чистила яблоки для пирога.
Барышню не смущало, что за соседним столом шумно гуляют четверо матросов с «Шустрой красотки», поднимают за удачное плавание кружки с кислым ягодным вином.
А для их капитана был откупорен кувшин наррабанского. Фержен, сидя отдельно от матросни, вдвоем с Кринашем наслаждался благородным напитком.
— Мы уж тебя и не ждали, — говорил Кринаш. — Думали, до весны ни одного корабля не увидим.
— Да, я чуть не застрял на зиму в столице. Самая горячая пора, за перевозку грузов цены растут, а я торчу у берега и чиню свою лоханку! Чтоб этих троллей так об утес шмякнуло, как мой бедный кораблик!
— Как же ты по такой погоде пойдешь через Пенные Клыки?
— А что мне Клыки? — Фержен раскраснелся от вина и сознания своей лихости. — Главное — чтобы верный глаз и рука твердая! А парни в команде такие подобрались, что за хорошие деньги дракону зубы пересчитают. Да чтоб нас задержала какая-то непогода?! Нет уж, зазимую в Шаугосе.
— Семья небось заждалась, — сочувственно обронила Дагерта, проходя мимо.
— Семья? — хмыкнул Фержен. — У меня-то? Я — бродяга, перелетный ветер. Сейчас вот вздумал угомониться, купил домик в Шаугосе. А семья… — Капитан поднялся, выглянул в маленькое, похожее на бойницу окно. — Тучи-то какие, а? Все небо обложили!
— К вечеру грянет гроза.
— Пожалуй, ночью… — Лицо Фержена вдруг стало мечтательным. — А знаешь, хозяин, в такую же грозовую ночку я чуть не обзавелся семьей!
Дагерта, уже шагнувшая за порог кухни, заинтересовалась, вернулась:
— Как это, господин мой?
— Я любил грайанскую девушку… давненько это было! Ее родители не пускали меня на порог, не то что дочку замуж… Их можно понять. Завидный жених: в карманах пусто, в башке ветер, ноги не хотят стоять на месте, глаза ухитряются смотреть во все стороны разом. Непоседа, шатун, чудак! А дочке я вроде был по сердцу. И сговорились мы с ней бежать. Вот на такую грозовую ночку и условились, какая сегодня ожидается. Я же говорю: молодой был, глупый. А она умнее оказалась: взяла да и передумала в последний миг… Эй, хозяюшка, ты чего пригорюнилась? Все к лучшему вышло. Девушка, по слухам, выскочила за богача, а я остался вольной птицей. Куда хочу, туда лечу!
— Ясно-понятно, и залетел к нам на Тагизарну, — подхватил Кринаш. — И стало у нас больше одним смелым капитаном, которому и тролли нипочем, и непогода.
— Это так, — без ложной скромности признал Фержен. — Ставлю золотой против медяка, что этой осенью к твоей пристани не причалит больше ни один корабль.
— Можешь биться об заклад, хозяин, — послышался от двери веселый голос Верзилы. — Лови гостя на слове! Сверху по течению идет корабль!..
Первым по сходням сбежал на причал высокий, стройный молодой человек в нарядном бархатном камзоле. Не обращая внимания на встречающих, он обернулся и поймал в объятия хрупкое, изящное существо — облачко легких светлых волос, задорно вздернутый носик и сияние синих глаз. Не без сожаления выпустив прелестную добычу, молодой человек вновь повернулся к сходням, чтобы помочь сойти на берег еще одной путнице.
Две гостьи встали рядышком — и всем бросилось в глаза их сходство. Родственницы, явно родственницы! Обе невысокие, светлые, розовощекие, с покатыми плечиками и тонким станом. У обеих алые губки и длинные темные ресницы, которые даже не собираются прятать веселые дерзкие глаза. Обеим очень идут платья нежных, пастельных тонов и мягкие плащи из дорогой шерстяной ткани.
При взгляде на милых незнакомок можно было подумать — сестры. Но Кринаш этой ошибки не совершил. Если младшая глядела на мир с веселым нетерпением (какие еще восхитительные сюрпризы он ей готовит?), то спокойный, властный взгляд старшей говорил об умении видеть этот мир насквозь (а при случае — заставить его подчиниться).
Хозяин почтительно поклонился старшей путнице:
— Добро пожаловать в «Посох чародея»! Надеюсь, дорога не очень утомила госпожу и ее милую дочь.
Старшая заулыбалась, а младшая забила в ладоши, оглянулась на своего спутника:
— Ну вот, говорила же я! Говорила, что бабулечку все за мою маму принимают!
Бабулечку?!
Кринаш быстро пересмотрел свое мнение об этой семье. Она еще богаче, чем кажется с первого взгляда. Женщина имеет взрослую внучку — и сохраняет безупречно гладкое, без единой морщинки лицо. Тут не обойтись без рабынь, знающих все тайны женской красоты. Такая ухоженная внешность — дорогое удовольствие.
Он не ждал, что путники назовут себя. Но старшая приветливо сказала молодому человеку в бархатном камзоле:
— Что ж ты молчишь? Ты у нас теперь глава семьи, тебе нас всех и представлять.
Тот на миг смутился, но тут же приосанился и важно сообщил:
— Мое имя — Зарлек Береговой Стебель из Рода Шаурши. Я служу в грайанском торговом доме «Заморские пряности» и вместе с моей женой Ауриви еду в Джангаш — открыть и там наше отделение. Нас сопровождает почтеннейшая Науфина Ласковая Ягода, невестка владельца компании, господина Сауфеста.
Дагерта тихо ойкнула и поспешила в дом — проверить, все ли в порядке в лучших комнатах.
Кринаш низко поклонился. Весть о богатстве старого Сауфеста давно уже с ветром перелетела через Лунные горы. Этот человек не боялся конкурировать с Морскими Кланами. А теперь, похоже, добрался до Силурана.
Невестка… Кринаш слышал, что в «Заморских пряностях» женщины участвуют в делах наравне с мужьями и братьями. И единственный человек, с которым считается Сауфест, — его невестка, вдова погибшего в чужих землях сына, которая ведет счетные книги…
Эти мысли не заняли у Кринаша больше времени, чем требуется для почтительного поклона. А затем он радушно пригласил гостей в дом. Зарлек, нежно придерживая юную супругу за локоток, проследовал в калитку. Молодожены, можно спорить на золотой! Повезло парню: женился на правнучке самого Сауфеста, да еще такой красотке! Как забавно она старается держаться с солидностью взрослой дамы!
Науфина шла следом за молодой четой. Госпожу сопровождала служанка-наррабанка со злым костлявым лицом.
У крыльца гостей встретила Дагерта:
— Прошу, прошу! Комнаты готовы, обед скоро подам, сейчас пирог ставлю!
Старшая из женщин, милостиво кивнув хозяйке, начала подниматься на крыльцо. Ауриви задержалась, заинтересовалась:
— С чем пирог, хозяюшка?
— С яблоками, ясная госпожа, да еще с малинкой сушеной.
— А корица? Корицу ты кладешь?
Растерянная Дагерта забормотала, что корицу в еду сроду не клала, даже пробовать не приходилось, хотя слыхала, конечно, слыхала…
Юная госпожа весело заявила, что еда без приправ — что кошелек без денег или соловей без голоса. Сейчас служанка распакует сумку с образцами — и она, Ауриви Ароматный Ландыш, поможет готовить обед. Найдется для нее фартук?
Дагерта была очарована тем, как приветливо и мило держится богатая гостья. А Кринаш расслышал, как Зарлек негромко сказал «бабулечке»:
— Она прелесть! Похожа на котенка, который пробует когти на клубке ниток. Учится ловить мышей.
Науфина ответила:
— Не учится, а уже ловит. С постоялых дворов по миру растекаются слухи. О «Заморских пряностях» будут чаще говорить, а за это не жаль щепотки корицы. — И повысила голос: — Девочка моя, пойдем!
Когда путницы вошли в трапезную, там смолк хмельной гул. Матросы и капитан «Шустрой красотки» на пристань не вышли из самолюбия: мол, плевать, кто там плавает по Тагизарне так же поздно, как мы! Но появление двух красавиц заставило всех замолчать. Под восхищенными взглядами гостьи скромно пересекли трапезную и ступили уже на лестницу, как вдруг услышали грохот отлетевшей скамьи и неистовый крик:
— Науфина!
Женщины обернулись.
Краснолицый плотный человек в потертой кожаной куртке простер перед собой руку, словно пытаясь задержать исчезающее видение.
Ауриви, испуганно пискнув, отступила на шаг. Ее муж, наоборот, шагнул к дерзкому незнакомцу:
— Да как ты смеешь!..
Науфина властным жестом остановила Зарлека. Подошла почти вплотную к человеку, окликнувшему ее по имени. Взглянула в глаза. Одним изумленным взмахом ресниц отбросила прочь почти сорок лет.
— Фержен!
— Когда стихли звуки волшебной песни, Великая Мать огляделась — и увидела созданный ею мир. Он был прекрасен: мелкие болотца, до дна прогретые солнечными лучами, и глубокие протоки меж ними, полные рыбы; коряги, выступающие из пышных облаков тины, и заросли, где неведомая живность шуршала так аппетитно, что Великая Мать жадно клацнула клыками. И поняла она, зачем пела Песню Творения: эти края должны быть населены! Но самке, даже самой могучей и мудрой, не дано в одиночестве дарить миру детей. Поэтому Великая создала самцов: первого — из ночного мрака, второго — из воды и болотной тины, третьего — из камня, четвертого — из ветра. Так возникла первая семья. Самцы подарили Великой Матери свою любовь и силу, и отложила она первую кладку. С тех пор и повелось, что семья — это самка и четыре самца…