— А почему вас у мамы было шестеро?
Тяжелый хвост взвился для удара, но замер, не коснувшись узенького хребта малыша. Конечно, перебивать учителя невежливо, но как познавать жизнь, не задавая вопросов?
— Наш народ переживает тяжелые времена. Черное колдовство смяло в ком наш мир и несколько соседних. Для тебя-то это привычно — движение складок, когда можно шагнуть в сторону и вместо родного болота оказаться в пустыне или посреди морских волн. Тебе забава, а каково самке, которая только что отложила яйца, лежит без сил и чувствует, как надвигается складка! А яйца ведь мягкие, их нельзя передвигать с места на место…
Сизый поймал себя на том, что разболтался. Может, ему надо было стать сказителем, а не следопытом? Досадливо закончил:
— Словом, самок мало, а каждому хочется, чтобы у него был ученик… Ты лучше смотри в три глаза!
Внизу, на дороге, люди чинили повозку. Один подвел под нее длинную палку, другой прилаживал колесо. Рядом лежали снятые с повозки тюки и паслось ездовое животное. От Короткого Хвоста ящеры знали, что оно называется лошадью.
Можно обойти людей, пересечь дорогу севернее. Но лучше идти знакомыми местами. Брести наугад по чужой территории — что ползти по лесному пожарищу: обязательно попадешь пузом на тлеющие под золой угли. Люди опасны, очень опасны! Уж как старательно они с Учеником зарылись утром в листву — а люди их все равно заметили. И сразу напали. Еле удалось удрать. Может, и эти только делают вид, что чинят повозку… а сами ка-ак набросятся!..
Пока зоркие красные глаза подмечают каждое движение врага, мысли заняты совсем другим. При малейшей опасности Сизый вернется в мокрый чужой кустарник, а пока можно плавно скользнуть в воспоминания о своем первом брачном сезоне.
Каким счастьем было учуять на замшелых корягах пахучие метки и услышать вдали гортанный рев самки, скликающей семью! Как заиграли мускулы под чешуйчатой кожей, как начал извиваться хвост, как упруго, толчками забились все три сердца!
Он нашел ее, эту незнакомку с манящим голосом, и приготовился к бою, обнаружив вокруг нее еще пятерых самцов. Но добрая умница, собравшая их, сказала: «Угодья богатые, дичи хватит. Оставайтесь все шестеро. Разрешаю придумать мне новое имя!»
Без споров они нарекли свою самку Желанной. Она была прекрасна: крупная, мускулистая, с широко поставленными глазами и зеленовато-коричневой, как тина, чешуей. У многих самок клыки маленькие, самцам приходится разрывать для них дичь на части. А в пасти у Желанной красовались такие клычищи, что можно дракону глотку перехватить! Но самцы все равно разрывали для нее мясо, выхвалялись перед ней силой, ловкостью, добычливостью.
Она была самкой, повелительницей, центром мироздания. Ей отдавали силу и любовь, на потеху ей затевали шуточные поединки, для нее со дна болота добывали лакомые корневища лиан-кровохлебок и от полноты чувств грозно рычали даже на безобидных каменных улиток: нечего ползать там, где гуляет наша красавица!
Это было чудесное время. Иногда в их охотничьи угодья забредали чужаки и смиренно просили позволения передохнуть. Тогда семья собиралась вокруг гостя и слушала новости из чужих краев или предания древних времен — Желанная была неплохой сказительницей и не упускала случая пополнить свои запасы легенд.
Однажды к ним сунулся дракон — и получил такой лихой отпор, что семья крепко себя зауважала. Желанная сказала: «Герои вы мои, бойцы, защитники!» Всего несколько слов — а при воспоминании по телу проходит сладкая тягучая судорога.
Им было так хорошо, что они начали сговариваться провести вместе следующий брачный сезон. Но Плоский Гребень, старший из них (он воспитал уже двух учеников) хмуро посоветовал не загадывать наперед. У самцов вся дружба — до дележки детенышей.
Прав оказался Плоский Гребень! Каким для них было ударом, когда Желанная отложила всего лишь три яйца!
Самцы, удалились в холмы, оставив Желанную охранять кладку. Время от времени кто-нибудь подбирался к яростно шипящей самке, бросал ей тушку только что убитого зверька и поспешно удалялся. И бродил, бродил вокруг логова, высматривая, не появятся ли враги…
Когда вылупились малыши, Желанная крикнула издали, что все дети живы и среди них даже есть самочка. Это хорошо, самок осталось мало.
Крадучись, как к добыче, подбирались самцы к логову, подглядывали, как играют на мелководье крошечные угольно-черные ящерки. С надеждой повторяли имена, что дала детям мать: Шустрый, Глазастик, Юркая. Растроганно вспоминали свое детство, первое имя, материнские уроки жизни.
Время стало бесконечным, неподвижным. Самцы продолжали охотиться вместе, но это была уже не семья, а стая. Дружба кончилась.
Наконец настал день, когда Желанная громко известила мир о том, что готова расстаться с детьми. И шестеро врагов спустились с гор в болото, бросая друг на друга злобные взгляды и прикидывая свои шансы в предстоящей драке.
Тут на бывшую семью обрушилась нежданная беда. Из зарослей крапивняка выполз еще один ящер. Седьмой. Белый чуть ли не до прозрачности, клыки от времени сточены почти до половины, один глаз давно кем-то выдран. Но хорохорился, словно он великий боец, не хуже Большелапого или Драконоубийцы. И заявил, что хочет взять ученика.
Ну, не хамство, а? Он самку весь брачный сезон кормил? Врагов от нее отгонял? Прочие семейные обязанности исполнял? Хотя какие от него, старого бронекрыса, «прочие обязанности»? А теперь притащился на готовенькое! Ученика ему подавай!
Самцы рассвирепели. Драки за детенышей редко кончаются гибелью, но все же пришлый доходяга крепко рисковал.
Но вмешалась Желанная. Она заявила, что этот мудрый ящер — ее учитель. Первый закон ученика — быть готовым умереть ради учителя. Так что драки не будет, пока она жива. Ну-ка, есть ли в семье выродок, который посмеет разинуть пасть на самку?!
Выродка не нашлось. Сбившись в кучу и гневно шипя, самцы беспомощно глядели, как Желанная подталкивает к старому негодяю перепуганную малышку Юркую. Наглец ритуальным жестом забрал головенку ящерки себе в пасть: мол, ты в моей воле, захочу — откушу башку! А потом, выпустив притихшую кроху, произнес положенные слова: «Я не хочу знать, как называла тебя мать. Отныне для меня ты — Одиннадцатая Ученица!»
Потрясенные самцы перестали шипеть. Ого! У старика в прошлом — десять взращенных учеников! Но Сизый все-таки подумал: «Ах ты, жадная старая коряга, пора бы тебе уняться, уступить молодым…»
Старик невозмутимо уплыл по протоке. За ним, бойко работая лапками и хвостом, следовала маленькая самочка. А на мелководье развернулся бой за оставшихся детенышей.
Сизый был великолепен! Он ревел, как дракон, и валил врагов в тину, а прижавшиеся друг к другу малыши смотрели на него со страхом и восхищением. А потом он навис над крохами, как над добычей, распахнув пасть и сверкая глазами, а Желанная поспешно посоветовала: «Возьми Шустрого, ты вырастишь из него отличного следопыта…»
— Люди уехали, — пискнул Первый Ученик.
— Вижу. Держись за мной и не отставай.
— А куда мы идем?
— К норе, где человек по имени Хват хранил ящик с добычей… помнишь, Ловец Ветра объяснял, что такое «ящик»? Сейчас там просто пустая яма, но Короткий Хвост просит ее осмотреть. Ты же знаешь, какой у меня нюх! Могу учуять след птицы в воздухе, рыбы в воде. Сейчас учитель покажет тебе работу настоящего следопыта.
— Старая, да? Старая? Ну, что так смотришь?
— Любуюсь… — Голос Фержена был непривычно тихим.
За дверью Ауриви гневно сжала кулачки. Ей хотелось ворваться в комнату и потребовать, чтобы краснолицый мужлан убрался прочь. Но останавливал страх перед бабушкой. Науфина только выглядела кротким воздушным созданием. Сауфест сказал о ней однажды: «Кобра в веночке из фиалок!»
— Любуешься? — Науфина невесело засмеялась. — О, здесь есть на что полюбоваться! Одно платье чего стоит! Шил сам Афнат из Тайверана, все заказы ради меня отложил. Кружева старинные, эстамирской работы — это в дорогу-то! Туфельки — не поверишь, ценой почти как верховая лошадь! Что еще? Ах да, лицо! Чуть не забыла! Шедевр наррабанки Тайхары — уж такие травяные маски делает, такую воду для умывания…
— Что ты злишься? — перебил ее Фержен. — Науфина — она и есть Науфина, во что ее ни одень. У тебя раньше из глаз два солнышка светили — и сейчас светят. А что до нарядов — кому они и к лицу, как не моей девочке! Послала тебе судьба богатство, так и…
— Богатство! — горьким эхом откликнулась женщина. — Наверное, все эти годы корил меня за то, что променяла тебя на богатого жениха!
— Нет, что ты, я не…
— Не надо лгать! — Голос женщины стал глубоким и страстным. — Фержен, я позарилась не на деньги! Безликими клянусь, не на тряпки я променяла твою любовь, не на побрякушки!
Она замолчала. Мужчина ждал. За дверью внучка холодно просчитывала: может, пора впорхнуть с милым щебетанием о том, что обед почти готов и пирог будет такая прелесть!.. Но молодой женщине было интересно, что ответит бабушка своему потрепанному кавалеру.
— Я много слышала о «Заморских пряностях». Говорили, что все, кто служит в этом торговом доме, — одна семья, сплоченная, как… как пиратская команда! Они и начинали с морского разбоя, еще в Огненные Времена. Мужчины этой семьи пересекают моря, сражаются с пиратами и дикими племенами, держат в кулаке отчаянных наемных головорезов, строят склады, огромные, как дворцы, и кипящие жизнью, как развороченные муравейники. У них общая цель — ну, пусть нажива, зато эта цель не дает закиснуть душе. А женщины не убивают время вышиванием, поджидая из похода своих повелителей. Женщины — душа и мозг торгового дома! Если мужчины — воины, то женщины — полководцы! Определить стратегию торговли — это наше! Расхвалить товар крупным закупщикам — это наше! Привлечь нужных людей на сторону «Заморских пряностей» — это тоже мы! А главное — мы ведем счетные книги. А для меня с детства цифры были как живые… так и ластились к пальцам, когда я вела подсчеты. Не богатство разлучило нас, милый, хотя жених говорил как раз о богатстве. Нет, я польстилась на заманчивое дело для рук и души! Сначала меня в семье не воспринимали всерьез — так, пирожное с кремом, изящное украшение для дома. Ошибались они, очень ошибались! Как я оттеснила свекровь от счетных книг — это была эпопея!