Старшее чудовище суетится вокруг своего чешуйчатого ребенка: шипит, обнюхивает, выбитый глаз языком трогает… ну конечно, мать!..
Тем временем Сизый торопливо приговаривал:
— Ну, все, уже все, мой хороший… Тебя хотели убить, а ты жив, ты сильный, ты выносливый, я тобой горжусь. Дорастешь до настоящего имени — станешь Двуглазым! Все будут говорить: герой, воин…
Эйнес не понимал ни слова — и понимал все.
— Эй, вы, — сказал он нетерпеливо, — вы как хотите, а я пошел!..
И тут на скомканный, затоптанный в грязь полог из шкур упала гигантская тень…
Тот, кто высился у входа в пещеру, не был зеленым юнцом!
Приплюснутая башка в неровных клочьях волос была словно вбита в покатые, сутулые плечи, бугрящиеся грозной мощью мышц. Маленькие глазки источали ненависть, желтые полустертые клыки щерились в злобном предвкушении драки. Корявые лапищи стискивали суковатую дубину, волосатые ноги были согнуты для прыжка.
Ящер взвился на задние лапы, закрыв собой детеныша. Человек быстро нагнулся, подхватил лежащий у ног меч в ножнах.
Тролль хрипло зарычал и взметнул дубину над головой.
И ни мечом, ни клыками не остановить бы чудовищный удар, если бы дубина, описав дугу, не врезалась в низкий свод пещеры. Удар был так силен, что палица едва не вырвалась из лапы, даже дернула своего хозяина назад.
Человек воспользовался этим мгновением, чтобы выхватить меч из ножен.
«Удар Керутана… Под второе… где оно, это ребро?!»
Клинок устремился снизу вверх, в живой панцирь из твердых мышц и плотной шкуры…
То, что не раз проделывал великий воин Керутан, не удалось Эйнесу. Меч лишь оставил темную полосу на шкуре.
От боли тролль разжал руку, дубина с грохотом упала к ногам великана. Не поднимая ее, тролль шагнул вперед и сграбастал человека. Эйнес пытался освободиться, но с таким же успехом можно было бы рваться из медвежьего капкана.
Еще миг — и человек был бы разорван пополам…
И тут на кисти великана сомкнулись клыки ящера!
Взвыв и выронив из левой руки беспомощного Эйнеса, тролль взмахнул правой ручищей с такой силой, что оторвал ящера от пола. Сейчас гигант шмякнет Сизого о стену пещеры…
Но в бой вступил маленький ящерок!
Учитель говорил ему, что брюхо — уязвимое место многих тварей. Вот он и прыгнул, целясь клыками в живот врага. Но ослабевшие лапки подвели, прыжок вышел неудачным. И Первый Ученик повис, вцепившись зубами в набедренную повязку тролля.
Вернее, в то, что эта повязка скрывала…
Тролль завизжал, как та самка, что недавно получила рыбиной по физиономии. И, забыв обо всем на свете, нагнулся к мелкой кусачей твари, которая причинила ему такую боль.
Плоская широкая харя оказалась в опасной близости от Эйнеса — и тот с коротким проклятием всадил меч троллю в глаз. Он бил двумя руками, изо всей силы, клинок глубоко ушел в глазницу. Из-под острой кромки на руки человеку хлынула темная кровь великана. Вопль тролля заметался по пещере, хлынул наружу, заставив в панике взвиться в воздух прибрежных птиц.
На полу пещеры забился бесформенный ком: тролль, человек и два ящера сцепились в беспорядочной схватке.
Наконец Эйнесу удалось выбраться из-под бока великана, содрогающегося в предсмертных конвульсиях.
— Уходим! — хрипло выдохнул он, захромав к выходу и даже не оглянувшись на соратников.
А те уже спешили следом. Выскользнули из пещеры — и устремились к реке, не простившись с человеком. Впрочем, он и не ждал от них прощальных слов…
Вернувшаяся вскоре троица молодых троллей обнаружила в пещере труп родича с мечом в глазнице. Троица, пылая гневом, напала на след Эйнеса и Недотепки и пустилась было по нему, но прекратила погоню, сообразив, что беглецы уходят в сторону постоялого двора. Тролли помнили, что такое катапульта.
— Наемник я, хозяюшка! Сам знаю, что здесь не время и не место работу искать… Но мне сказали, что у вас остановился богатый грайанец с одним-единственным охранником — это по здешним-то краям! Да еще, говорят, и с малышом! Мне бы потолковать с господином — не возьмет ли и меня в охрану? Могу до Джангаша, могу дальше… и цену не заломлю!
Дагерта, держа на локте корзину с бельем для стирки, окинула суровым взглядом незнакомца, стоящего у калитки.
— Говорят, да? Гость в «Посох чародея» на ночь глядя приехал, а утром про него уже говорят? И где это говорят, хотелось бы знать?
— В деревне говорят, — спокойно выдержал ее взгляд молодой наемник с русой бородкой и аккуратными усами. — И в «Жареном петухе» говорят. Я туда добрел уже в сумерках, не хотел по темноте идти в «Посох чародея» — вот и пришлось в той дыре заночевать…
— Не знаю уж, как Тиршиал… — чуть оттаяла хозяйка. — Сейчас у его слуги спросим. — И крикнула, обернувшись к дому: — Доченька, позови там Хшеу, пусть сюда идет…
Из дома донесся девичий голос:
— Хшеу, вайна ину дха, калга да! Горту, горту!
— Ух ты! — удивилась хозяйка. — Что это она?
— Это по-наррабански, — пожал плечами наемник. — Мол, тебя хозяйка кличет, иди скорее…
— Это я и без тебя поняла. Вот только не знала раньше, что она по-наррабански болтать умеет, да еще так бойко!..
На крыльцо вышел старый приказчик, и наемник почтительно изложил ему свою просьбу.
— Хозяин обедает, — подозрительно сощурился Хшеу. — Хочешь — подожди… а только не думаю я, что мой господин возьмет в охрану незнакомого человека. Уж не обижайся, а места здесь нехорошие, разбойничьи…
— Я все-таки подожду. Если хозяйка позволит — вот здесь посижу, под навесом.
— Да ты в дом ступай, перекуси, — предложила Дагерта.
— Я уж лучше здесь… Вон какое солнышко славное — много ли таких деньков осталось?
Пожав плечами, Дагерта ушла по своим делам. Хшеу тоже скрылся в доме. Наемник сел на скамью под навесом и принялся терпеливо ждать.
И словно не замечал, что вокруг него кругами ходят Нурнаш и Алнат.
Мальчишки только-только успели познакомиться, но сразу подружились, несмотря на разницу в возрасте. Уже облазали весь постоялый двор — и теперь слонялись возле незнакомца, привлеченные видом бывалого воина.
Алнат не рискнул бы заговорить с чужим человеком, но Нурнаш, выросший на постоялом дворе и привыкший к череде новых лиц, в два счета свел знакомство с наемником. Вскоре оба мальчугана уже с восторгом слушали, как новый друг рассказывает про стычку с разбойниками.
Воин держался без обычного взрослого зазнайства, разговаривал с мальчиками приветливо и на равных. Алнат сразу же поведал ему свою тайну: когда он вырастет, обязательно станет наемником! И у него будет такой же грозный меч, как у господина!
Нурнаш до этого дня был уверен, что когда-нибудь станет хозяином постоялого двора. Вот этого самого… Но ему не хотелось ни в чем уступить Алнату — и он сообщил, что тоже будет наемником. А его отец был когда-то десятником! И спас короля Нуртора, вот!
Новый знакомый отнесся к этому заявлению уважительно, но засомневался в том, что мальчикам удастся стать наемниками. Для этого нужна большая смелость, а она воспитывается с детства.
— Вот мы, — ударился наемник в воспоминания, — чего только в детстве не вытворяли! Был за деревней жертвенник, в Темные Времена поставлен — не Безликим, а какой-то древней богине. В старину в эту чашу лили кровь… Говорили в деревне, что иногда по ночам к жертвеннику прилетают демоны — кровь пить. И гневаются, что чаша сухая…
Мальчишки восторженно затаили дыхание.
Черный пес, дремавший на солнышке, открыл глаза и повернул массивную кудлатую голову на голос незнакомца.
— Мы, когда по грибы ходили, клали в чашу меченые желуди или кусочки бересты со значками. А ночью по очереди бегали — приносили эти желуди…
— В одиночку? — ахнул Алнат.
— Только так.
Пес негромко зарычал.
— А демоны? — прошептал Нурнаш.
— Они туда не каждую ночь прилетали… нам везло!
Малыши переглянулись. Глаза их сияли.
— Зато теперь, — продолжал незнакомец, — все ребята из нашей деревни стали наемниками. Герои, храбрецы! Двое в десятники вышли!
Рычание стало громче, злее.
— У нас тоже есть жертвенник, — вспомнил Нурнаш. — Вниз по реке…
— Я слышал, — кивнул наемник. — Там коса, а на ней — каменная чаша. Ту косу так и называют — Жертвенная… Но до нее слишком далеко!
Мальчишки с готовностью закивали. Хоть они и храбрились, но мысль, чтобы придется бежать в глухую полночь на встречу с демонами их совсем не радовала.
— Ну вам-то проще! Вам и ночь не нужна, и демоны ни к чему. Места у вас тут недобрые. Днем без взрослых за ворота выйти — уже нужно истинное мужество. Если б мы с дружками здесь жили — знаете, что б мы делали?
— Что? — со взрослым вызовом спросил Алнат.
— Выше по реке, на самой опушке, стоит дуб. Высокий такой, издали виден…
— Знаю, — важно кивнул Нурнаш.
В этот миг на крыльцо вышел Раушарни. Старый актер со вкусом потянулся, одобрительно глянул на просветлевшее небо и окинул взглядом двор. Что-то заинтересовало его в маленькой группке: воин и двое малышей. Артист прищурился, склонив голову набок, озабоченно нахмурился и скрылся в доме. Наемник проводил его взглядом и сказал:
— Мы с дружками не побоялись бы до того дуба сбегать и вернуться. Одни, без старших…
Пес залился грозным лаем.
Тиршиал, погруженный в невеселые мысли, без аппетита жевал лепешку с ветчиной, когда Раушарни, войдя в зал, обратился к нему с вопросом:
— Почтенный, а что за тип с наклеенными усами болтает во дворе с твоим сынишкой?
Тиршиал поперхнулся:
— Какой еще тип? Что значит — «с наклеенными усами»?
— То и значит, — пожал плечами Раушарни. — Борода, может, и своя, а вот усы определенно наклеены. Хорошая, между прочим, работа. И я бы, может, не раскусил, не проведи всю жизнь на сцене, где смешались прихотливо реальность и фантазии полет…
Тиршиал не дослушал очередную цитату из пьесы. Хлопнув дверью, он вылетел на крыльцо.