Мы опять у начала времён!
Владимир Буев
Ночью полной с синицей возился.
Хоть журавль у кровати стоял.
Да, не в небе летал и не снился,
На меня и синицу косился,
От синицы меня отвлекал.
В январе этот финт приключился
(Люты стужи январские в ночь!)
Утром я к журавлю обратился –
Он сквозь щели в окно просочился,
Не желая синице помочь.
Но помог! Ведь когда на синицу
Я вниманье опять обратил,
Нет синицы! Однако ресница
На подушке осталась от птицы.
Так открытие я совершил.
Был поэт и философ доныне –
И в момент орнитологом стал.
Толку нету в пустой писанине,
А наука о птицах – твердыня,
Всем пернатым в ресницах сигнал.
Вот задумался крепко и репу
Я в январскую ночь зачесал.
Что хочу я: журавль чтобы с неба
Прилетел (не духовная скрепа!)
Иль синиц чтоб полк в руки попал?
О муках нечеловеческих
Михаил Гундарин
НОЧНЫЕ УЛИЦЫ
Возвращаясь под утро с разбитым лицом,
Сам себе я не раз представлялся ларцом,
Пострадавшим от грубого взлома,
Проигравшего войска последним гонцом,
Но не мужем-отцом, не глупцом-подлецом,
Где был я, там нет места другому.
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Где их крылья и в чём их победа?
Кто под ними живёт, тот уже не живёт,
Он – слоистая грязь, он – коричневый лёд,
А я тот, кто про это проведал.
Уголок-переулок ведёт под откос,
Под одну из изогнутых в танце берёз –
Лишь ползком эту плешь одолеешь.
Ну а если срастаются ухо и глаз,
Если в каждом подъезде не спит Фантомас,
Не спеши – всё равно не успеешь.
Есть такие квартиры за каждым углом –
поневоле простишься с нетвёрдым умом
попадая в холодные руки.
Есть такие кафе, где сияющий яд
нам предложат задёшево – вены вскипят,
но и это не главные муки.
Не хочу умирать, но мечтаю не быть,
Оборвать навсегда эту крепкую нить,
Что меня столько раз выводила
Из колючих кустов к освещённым домам,
Собирала в единое брошенный хлам.
Но иссякнет и ясная сила.
Травяной да этиловый правильный рай,
Поскорее в запретное дверь отворяй,
Я стою на высоком пороге,
Я плыву, не дыша, среди лунных морей,
Млечный путь пополняется каплей моей,
И смеются довольные боги.
Владимир Буев
О МУКАХ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ
Обожаю, когда мне ночами лицо
Разбивает десяток лихих молодцов.
Я тогда ощущаю блаженство.
Не махая руками, себя я бойцом
Представляю, по факту являясь творцом
И поэтом-певцом совершенства.
Я ларец, где таятся все боли земли.
Коль не хочешь признать, то подальше вали.
Закрывая глаза, вспоминаю,
Как фонарь городской осветил молодцов,
Всей гурьбой появившихся из-за кустов.
В этот миг как в нирвану впадаю.
Вот фонарь надо мной, и на мне фонари.
Как же круто лупасили, чёрт побери!
На лице моём света источник!
Я страдаю за всех, кто ночами пешком
Не гуляет, лежит на кровати ничком
(То есть спит – дескать, это подстрочник).
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Чтоб страдать, надо шляться под ними.
Пацаны там шальные, впадая в экстаз,
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз
Надают кулаками своими.
Пусть смеются довольные боги гурьбой –
Многобожия время ушло на покой.
А смеётся лишь тот, кто последним
Засмеётся, пожертвовав смело собой
И за род, пусть и грешный, страдая людской.
Селяви (не мечты и не бредни)!
Я страдаю за всех, потому не умру.
Вы ведь знаете, кто я – не просто гуру.
Вам заветная лира напомнит,
Как спущусь я на землю и всех накормлю,
Напою, исцелю, кой-кого оживлю.
…Мне б в подъезд свой войти, слишком тёмный.
Творения
Михаил Гундарин
РОЗЫ
Роза X
Легче выдумать слово, чем самый простой цветок.
В прошлой жизни такое бывало, а в этой – стоп.
Разговор не о снах, потому что какой в них прок?
Не сравнится с живой водою густой сироп.
Впрочем, как рассказал мне один аптечный ковбой,
полстандарта лекарства Х позволяет всем
выбирать для своих работ инструмент любой,
оперировать множеством сложных схем.
Ну так что же с того? Предположим огромный дом,
миллион освещённых окон, открытых вдруг.
Все они нам видны, только кто объяснит, в каком
превращаются в розу желание и испуг.
Владимир Буев
ТВОРЕНИЯ
Творение Х
Породить проще детку творцу, чем создать шедевр.
Раньше стряпал шедевры, бывало, на раз-два-три.
Совершишь наяву (или в снах) обходной манёвр –
и готово творенье, способное взять гран-при.
Если б только аптечный ковбой не испортил фон,
Если б этот наркоша смог промолчать тогда,
то имел бы я титул любой: пусть не наркобарон,
но маркизом в стихах стал бы я без труда.
Целый мир мне открыт. Только где же найти ключи
от замка, что всецело целый, но в нём секрет?
Там таятся поэзии тайны – мои харчи.
Отопру, и шедевры по новой польются в свет.
Михаил Гундарин
Роза Y
«Навсегда» начинается заново ровно в пять,
скорый поезд отходит, крепчает казённый чай.
Мы не знаем, да нам и не нужно знать,
отчего эта кровь так печальна и горяча.
Я раздвинул все лепестки, один за другим,
Обнажая развилку игрека, нежный ствол,
что дрожит под моей ладонью, но неуязвим
остаётся в конце концов, ледяной глагол.
Лёд и пламень ещё сплетутся в простом цветке
на обочине всех путей, что отвергли мы,
потерявшись… как два кольца на одной руке,
расплетясь наподобие бахромы…
Владимир Буев
Творение Y
«Навсегда» – это всё-таки не на часок-другой.
Это значит хотя бы на месяц, а может, год.
Мы в горячке, настрой у нас боевой.
Нас вперёд то труба, то горнист зовёт.
Мы легли и тут же творить принялись этюд.
Из этюда вдогонку явится полный успех.
Обхватив натуру руками, как свирепый спрут,
я, как Змей, все зубы вонзил то ль в доспех, то ль в мех.
Я умею сплести косу из простых цветков:
изо льда и из пламени, что в себе смешал.
На планете не существует таких стихов,
о которых бы я по ночам ни мечтал.
Михаил Гундарин
Роза Z
Эта роза дурна, а другая как сталь цветёт.
В каталоге соблазнов отыщешь её на «Z».
Восемнадцать шипов, проникающих в переплёт
изнутри, разумеется, а не снаружи, нет.
Времена позитивных метафор стоят столбом,
между ними натянут провод, но ток иссяк.
То, что было запретной конструкцией и гербом
на ограду теперь сгодится, а видеть знак
в зацветающем посохе ржавых труб
просто глупо, но хочется, чёрт возьми,
как хотелось когда-то коснуться любимых губ…
Что поделать, мы были тогда детьми.
Владимир Буев
Творение Z
Я придам изощрённость и страсть своему стиху
Заиграет он яркими чувствами, как огонь.
Кто пародии пишет, умеет молоть чепуху.
Но коль ты пародист, то не бойся, меня распатронь.
Позитив с негативом меняются местом враз.
И метафоры скачут, как черти, туда-сюда.
Им бы жару задать, пока не прошёл экстаз.
Пародист, почему в твоих рифмах одна руда?
Детский юмор с сатиркой негоже сюда тащить.
Все мы были детьми и потом снова станет так.
Старики – малыши. Их губами нельзя дразнить.
Как метафоры, их тоже ждёт катафалк.
Месть
Михаил Гундарин
ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
Что нам делать со Вселенной ледяной,
с тёмной зеленью, щекочущей виски?
…Я бывал, хотя проездом и давно,
в твоём городе на краешке реки.
Я не помню в нём ни улиц, ни домов,
но забуду ли ту полночь в ноябре
и сержанта по фамилии Попов
(или Папин) с бутербродом в кобуре.
Он достал его и, голову склоня,
стал жевать свою ночную колбасу,
укоризненно взирая на меня,
злого, грязного, худого, как барсук.
В отделении порядок и покой,
а на трассе – дождь и ветер мне в лицо.
И сержант Попов, покончив с колбасой.
чистить принялся варёное яйцо.
Документы не в порядке, и рюкзак
подозрительными зельями набит…
Я засыпался, попался, как дурак!
А сержант сказал: «Давай-ка без обид.
Хочешь – сядешь в обезьянник, где как раз
все на свете облевали алкаши.
А не хочешь – отпущу, заехав в глаз.
Хоть разок, но, обещаю, от души.»
Я простил его, бредя по мостовой
злого города, пустого, как карман,
молча двигая раздувшейся щекой,
о дальнейшем догадаешься сама.
…Нынче лето на 12000 миль.
Мы с тобою догуляем до утра,
а назавтра я уеду, извини,
я – легчайшая из мыслимых утрат.
Потому что всё кончается на у,
даже если начинается на а.
Ловит радио случайную волну,
слушай музыку, кружится голова!
Владимир Буев
МЕСТЬ
Вот раскинулась Вселенная без дел.
Что-то мы с тобою сделать с ней должны.
…Я готов сформировать разведотдел
и заслать тебя разведать со спины.
Но не так, чтобы от края до низин,
а глазами визуально и без рук.
Остальное я смогу как господин
сам проделать через сутки без натуг.