– Сэр, – сказал он, – герцог Монмут был так любезен, что освободил вас от службы у него, чтобы вы получили возможность служить мне.
– Его высочество оказал мне величайшую честь, разрешив служить вашему величеству! – поклонился я.
– Я же прошу вас присоединиться к моему другу, месье де Перренкуру, сопровождать его и быть в его распоряжении до моего следующего приказа.
Де Перренкур, выступив вперед, обратился ко мне:
– Через два часа будьте готовы сопровождать меня. Судно, стоящее в гавани, готово отвезти в Кале месье Кольбера де Круасси и меня с ним сегодня же ночью. С разрешения короля, прошу вас сопровождать меня.
– Итак, мистер Дэл, до свиданья! – сказал король. – Никому ни слова о том, что произошло здесь сегодня ночью – ни мужчине, ни женщине. Вы, кажется, знаете достаточно, чтобы понять, какая честь для вас – приглашение месье де Перренкура. Ваша скромность должна быть ценой такого доверия. Поцелуйте руку герцогине и можете оставить нас.
Я стоял в полном недоумении.
– Ступайте же! – хлопнул меня по плечу де Перренкур.
Оба они отошли от нас; герцогиня протянула мне руку, а я поцеловал ее.
– Мистер Дэл, – сказала она, – у вас масса добродетелей, но есть и один недостаток.
– Постараюсь исправиться, если вы мне назовете его, – ответил я.
– Вот он: ваши глаза слишком широко открыты.
– Наоборот, моя мать всегда обвиняла меня в том, что я их держу полузакрытыми.
– Она не видела вас при дворе.
– Да, и, кроме того, тогда я еще не видел вас, ваше высочество.
– Она рассмеялась, довольная комплиментом, и добавила:
– Сегодня меня с вами не будет, а месье де Перренкур не любит пытливых глаз.
Я был благодарен за предупреждение, но и только; я вовсе не был намерен закрывать глаза, если будет на что смотреть. Можно ведь было и не показывать этого де Перренкуру.
Я окончательно откланялся и вышел, пока избранное общество занимало свои места за столом. Я слышал слова де Перренкура: «Надо кончить; мне надо выехать с рассветом».
Я вернулся к себе и стал обсуждать положение вещей; хотя голова моя болела, но я мог думать без особенных усилий. Итак, дело, привлекшее в Дувр де Перренкура, было уже решено им или решалось сейчас; очевидно, его присутствие и настояние герцогини взяли верх, и договор был заключен. Но меня эти высшие дела не касались. Меня больше интересовала борьба, завязавшаяся между герцогом Монмутом и де Перренкуром; я знал, что и здесь, как повсюду, должен взять верх Людовик, как мысленно я давно называл де Перренкура; мне было жаль Барбару Кинтон. Я знал, кто должен был заменить при французском дворе красавицу Луизу де Керуайль. Однако какая же роль во всем этом предназначалась мне лично? Почему Людовик брал с собою именно меня, а не кого-нибудь другого? Тысячи человек бросились бы на его призыв, готовые служить ему в любом деле, каково бы оно ни было; почему же его выбор пал на меня?
Кто-то тихо постучал в мою дверь, и, когда я отпер ее, какой-то человек осторожно и быстро проскользнул в комнату. К своему удивлению, я узнал Кэрфорда. В последнее время его мало было видно; вероятно, он выжал все, что ему было надо от легковерного Монмута, и обо всем донес платившему ему патрону. Однако, чтобы соблюсти приличие, я спросил его:
– Вы пришли ко мне от герцога Монмута, милорд?
Но ему, должно быть, сегодня было не до приличий. Он был в сильном возбуждении и, отбросив все церемонии, заговорил прямо:
– Я пришел поговорить с вами; через час вы отплываете во Францию?
– Да, – ответил я, – по приказу короля.
– Но в течение этого часа вы могли бы уже быть так далеко отсюда, что тот, с кем вы едете, не мог бы ждать вас.
– Ну, и что же, милорд?
– Словом… сколько вы возьмете за то, чтобы исчезнуть?
Мы стояли друг против друга, я смотрел на Кэрфорда, стараясь понять его цель, и наконец спросил:
– Зачем вы хотите платить мне? Ведь платить будете вы?
– Да, я. Вы, конечно, знаете, зачем и с кем вы едете?
– С месье де Перренкуром, и месье Круасси, – ответил я, – а зачем – этого я не знаю.
– Не знаете и того, кто еще едет с вами? – спросил он, глядя мне в глаза.
– С нами едет и она, – помолчав, ответил я.
– И вы знаете, зачем?
– Я могу угадать это.
– Так вот я хочу ехать вместо вас. Я покончил с этим глупейшим Монмутом, а служить французскому королю не хуже.
– Тогда попросите его взять и вас.
– Он не захочет, предпочитая вас.
– Значит, поеду я.
Кэрфорд подошел ближе ко мне. Я следил за ним, положительно не понимая, чего он хочет.
– Что вы выиграете своей поездкой? – проговорил он. – Если же вас не будет, де Перренкур возьмет меня.
– Разве ему недостаточно Кольбера?
Лорд подозрительно смотрел на меня, как бы не доверяя моей наивности, а затем произнес:
– Вы отлично знаете, что Кольбер для его цели не годится.
– Клянусь честью, я этой цели не знаю, – воскликнул я.
– Клянетесь? – настойчиво переспросил он.
– Очень охотно, потому что это – правда.
– Тогда зачем же вы едете? – полуубежденный спросил он.
– Я повинуюсь приказанию, хотя у меня есть при этом и своя цель, которую я охотнее исполню сам, чем доверю другому.
– В чем же она, скажите, пожалуйста?
– Оберегать ту даму, которая едет с нами, и служить ей.
– Вы хотите оберегать ее? – иронически рассмеялся Кэрфорд.
– Ее и ее честь, – серьезно сказал я, – и этой задачи я не передам в ваши руки.
– Что вы сможете сделать? Как можете служить ей?
– Это – уже мое дело, милорд, – ответил я. – Мне надо еще сделать приготовления к отъезду, извините.
Я открыл для него дверь и стоял в ожидании. Кэрфорд больше не мог сдержать себя и вспыхнул от гнева.
– Клянусь небом, вы не поедете! – крикнул он, хватаясь за шпагу.
В этот момент раздался возглас:
– Кто говорит, что мистер Дэл не поедет?
В дверях появилась мужская фигура в высоких сапогах и плаще, полускрывавшем ее лицо. Однако мы оба узнали его. Кэрфорд отступил, я низко поклонился; оба мы обнажили головы.
Де Перренкур вошел в комнату и обратился к Кэрфорду:
– Милорд! Когда я отклоняю чьи-нибудь услуги, никто не заставит меня принять их, и когда я говорю человеку, что он едет со мною, он едет. Угодно вам возразить что-нибудь по этому поводу?
По лицу Кэрфорда было видно, что он дорого дал бы, чтобы обнажить шпагу против де Перренкура, да и против меня также, но повелительный жест француза указал ему на дверь. Он безмолвно повиновался.
– Короли, милорд, могут иногда посылать за кем-нибудь шпионов, но сами в них не нуждаются, – произнес де Перренкур.
Эта фраза, сказанная вслед Кэрфорду, заставила последнего побледнеть и скрипнуть зубами. Я думал, что он бросится на оскорбителя, но он овладел собою и вышел из комнаты.
Людовик рассмеялся и, сев на мою кровать, сказал мне:
– Собирайтесь! Через полчаса мы уезжаем.
Я повиновался и молча стал собирать в чемодан свои немногочисленные вещи.
– Я выбрал в свои спутники вас, – продолжал Людовик, – потому что вы умеете молчать и, видя, умеете быть иногда слепым.
Я вспомнил, что герцогиня сомневалась в моей слепоте, но молча принял комплимент.
– Эти свойства драгоценны, – продолжал французский король. – Вы поедете со мною в Париж. Я найду там для вас дело, а кто мне служит, не будет раскаиваться. Скажите, я чем-нибудь хуже других королей?
– Ваше величество – величайший государь во всем христианском мире! – искренне ответил я, и был прав: таким считал его весь мир.
– И величайший государь в мире все-таки боится кое-каких вещей, – улыбнулся он.
– Не может быть, ваше величество!
– Несомненно! Он боится женского языка, женских слез, ревности и гнева… в особенности же ревности, мистер Дэл.
Я смотрел на Людовика в недоумении, опустив руки; к счастью, мои сборы были уже кончены.
– Я женат, – продолжал он, – но это еще не важно.
Он пожал плечами, а я подумал:
«При дворе в особенности».
Должно быть, король угадал мою мысль; по крайней мере, он улыбнулся и продолжал:
– Однако я – не только муж, но и возлюбленный.
Я молчал, не зная, что ответить. Я, конечно, слышал о его увлечении Барбарой, но не мне было говорить с ним об этом.
Он встал, подошел ко мне и, глядя мне в лицо, спросил:
– А вы – не муж и не возлюбленный?
– Ни то, ни другое, государь.
– Вы знаете мисс Кинтон?
– Да, ваше величество.
Людовик подошел еще ближе и почти на ухо сказал мне:
– С такой женой и моим покровительством можно подняться очень высоко.
Я не мог удержаться, чтобы не вздрогнуть при этих словах.
Так вот в чем разгадка! Теперь я знал предназначенную мне роль и награду за нее. Если бы мне сказали это месяц тому назад, когда я еще не выучился самообладанию, я ответил бы на это ударом шпаги, не глядя на то, кто сказал это. Теперь я, хотя и с трудом, подавил свое негодование и скрыл отвращение.
Людовик милостиво улыбнулся мне и продолжал:
– Ваша свадьба состоится в Кале.
К своему удивлению, я поклонился с улыбкой.
– Будьте готовы через четверть часа! – заключил французский король, выходя из комнаты.
Долго еще я простоял неподвижно на месте. Теперь я понял, почему Кэрфорд хотел ехать вместо меня, почему герцогиня Орлеанская рекомендовала мне закрывать глаза, понял какое «счастье» ожидало меня. Английский придворный со своею женою поедет с французским королем; король примет под свое покровительство обоих, и этою женою будет Барбара Кинтон.
Наконец я опомнился и стал окончательно собираться в путь. Я зарядил свой пистолет, осмотрел шпагу. Судьба давала мне случай исполнить обещание, данное отцу Барбары: честь его дочери была теперь в моих руках. Внезапно в моей душе проснулось сомнение. После жизни при дворе я знал теперь, каковы там были понятия о чести. Я ничего не знал о Барбаре, от нее у меня не было никаких сведений. Оттолкнув герцога Монмута, не шла ли она сама навстречу де Перренкуру? Я отгонял эту мысль, но она назойливо возвращалась ко мне. Барбара ехала с королем Франции. Ехала ли она до