- Вот этот.
Второй слева, самый высокий. Анджей придвинул фотографию к глазам. Лицо словно бледное пятно среди более темных пятен, размывается, стирается.
- Можно мне взять?
Бабушка пожала плечами.
- Забирай все. Я и не думала, будто бы для чего-нибудь пригодится. Ты же говоришь, что как раз это вам в школе и задали?
Сундучок он привез домой. Прапрадеда звали Соломоном Штейнфельдом, был он совладельцем стекольного завода. Здание, перед которым был сделан снимок, это – вероятнее всего – и был тот самый завод (разрушенный во время Второй мировой войны). Люди, стоящие рядом с Соломоном – это его сотрудники, другие пайщики.
Ночью, уже в постели, Анджей зажег лампу, подвешенную на полке над головой. Щуря глаза, он присматривался к фотографии. Протянул руку к полке, нащупал лупу. Образ худощавого лица Соломона Штейнфельда плавал пл выпуклому стеклу: узкий нос, темная борода, высокий лоб, глаза – дефекты тени – все еврейское; он глядел на еврея, на прапрадеда, на еврея, на прапрадеда, на стопроцентного еврея. Холодок все так же бродил по коже, губы кривились в выражении удовлетворения – да, да! – начал он мычать под носом, не отдавая себе отчет в этом, пока не услышал собственный голос. Эта фотография – даже если бы пришли и сообщили, что все семейство ему подбросило на Землю НЛО, что папа – американский шпион, что мама – британская герцогиня – этот снимок был лучше. Отложил фотографию, погасил свет. Соломон Штейнфельд стоял теперь над его кроватью, черный костюм, невидимый в темноте, но достаточно вытянуть руку…
Анджей вычерчивал генеалогическое дерево. Программу для этого он скачал из Сети. В программе имелось несколько десятков опций для различных систем наследования, в том числе и опцию под названием Ортодоксальный иудаизм – именно она, естественно, и попалась на глаз Анджею. Здесь линии наследования проходили по женской линии: мать матери, мать, он сам. Он был евреем. Анджей захихикал. Раз даже ортодоксы… Потом он вычитал, что это мнение, разделяемое самыми рьяными антисемитами: только лишь по женской линии можно бть уверенным в своей крови – а может, по женской линии она ставит сильнее знамение.
Если бы жизнь представляла собой фабулу ролевой игры, на вхождение в данный класс персонажей ему потребовалось бы разрешение Игрового Мастера, уж слишком много Особых Способностей и слишком высокая Репутация. Еврей – это было захватывающе. Он ведь знал их – из кинофильмов, книг, из телевидения, из того, что говорят люди. Евреи хитроумны. Евреи богаты. Евреи жадны. Евреи интеллигентны. Евреи это самые лучшие врачи, юристы, банкиры. Евреи – самые лучшие. Евреи – самые паршивые, трусы и обманщики, а еще – разрушители. Евреи наиболее творческие в науке и искусстве. Евреи не умеют сражаться. Евреи вот уже полвека громят арабов. Евреи убили Христа. Христос был евреем. Евреи ненавидят поляков. Поляки ненавидят евреев. Евреи правят миром. Я – еврей.
И он начал присматриваться к себе в зеркале, замечая исключительно похожести. Темные волосы – они и вправду были темными, не черными, но если еще мокрыми зачесать их назад… Глаза серые, во всяком случае, наверняка уже не голубые. Нос – мама говорила, что Анджей унаследовал от отца "римский нос", но сейчас было явно видно, что это нос семита. Правда, он мог быть и чуточку поуже… Анджей сжимал себе ноздри пальцами, поворачивался в профиль и анфас. Подбородок – не поднимать. Как только у него высыплется темная щетина, бриться не станет. Так, это лицо; но еврей еще должен быть худым, сутулым, с длинными конечностями, длинными пальцами – в голове вспыхивает икона Эдриена Броуди[8] - у еврея должны быть большие, чуточку выпуклые, постоянно влажные глаза и толстые, мясистые губы (Анджей выдул губы перед зеркалом) и худую шею, ах, и черные брови…
Генеалогические деревья следовало принести в школу уже распечатанными, представить на отдельных листах. Анджей ожидал того дня в горячке, со страхом и надеждой; словно мгновения, когда можно будет, наконец, содрать пластырь с тела, кровавую корку с раны, вырвать из десны прогнивший зуб – с болью успокоительного удовлетворения. Все увидят, узнают, поймут – Анджей еврей, он еврей, это – еврей; Анджей уже слышал эти шепотки в школьных коридорах, видел эти украдочные взгляды, злорадные усмешки в раздевалке. Он кусал пальцы в ожидании.
Урок прошел быстро, презентация генеалогического дерева продолжалась несколько минут; он внимательно присматривался ко всем, только ничего на лицах одноклассников не заметил. Анджей разочарованно уселся на место. Теперь все слушали следующего ученика, рассказывающего собственную генеалогию. Никто особенно на Анджея даже и не поглядел.
Поначалу ему казалось, будто бы они притворяются, что так хорошо со всем этим кроются; но нет. Они явно не сделали выводов из фамилии его прадедов. Что тут было делать? Надо было говорить самому. Сначала коллегам, а уже они передадут новость дальше.
- Вот, узнал, когда делал это дерево. Моя бабка – еврейка, а это именно так наследуется, так что оно выходит, что я – тоже еврей.
- Правда?
- Ага. Штейнфельд, их фамилия была Штейнфельд.
- Да ты что, Анджей Штейнфельд? Серьезно?!
- Называй меня: жид.
Понятное дело, смеялись; для них все было причиной для шуток и издевок, так почему бы и не это? Но прозвище пристало. Когда играли в футбол: - Подавай, жид! – Когда в драке держали за него кулак: - Давай, жид! Давай, жид! – Когда ссорились: - Ну ты и жид блядский! Кратко, звучно, сильно. В Нэте он тоже пользовался ником "Jew". Только для него дело было не в имени или прозвище; так мог прозывать себя любой, а вот он и вправду был евреем, жидом.
Только что-то все время не сходилось; образы не соответствовали друг другу; по миру проходила глубокая трещина, один скрежет накладывался на другой. Анджей заказал увеличить фото, и теперь носил снимок прапрадеда Соломона в бумажнике. Он думал о переходе в иудаизм. Тут вся закавыка была в том, что в Бога он не верил, и притворство в иудейской вере отбросило бы тень фальши на все остальное – а он ведь и вправду был евреем.
Невозможно подогнать мир к себе – остается только самого себя подогнать под мир; по крайней мере, представление к представлению. Анджей запустил волосы подлиннее и зачесывал их назад, покрывая гелем – теперь они казались более темными, а лоб – выше. Упросил родителей заказать ему новый, черный костюм. С тех пор именно в нем он ходил в школу, в черном галстуке и в белой сорочке. Наверняка он выделялся, в этом для него и было дело. Побочным эффектом, который он не предусматривал, стал рост заинтересованности со стороны девушек. Анджей принимал это с мартирологическим спокойствием.
В школе случился очередной скандал с наркотиками. Учителя просили представить "анонимную информацию". Анджей размышлял несколько ночей. В конце концов, отправился в Интернет-кафе и с временного адреса послал в дирекцию несколько доносов на одноклассников.
Когда приятель попросил одолжить сотню, на Анджея снизошло очередное откровение: он вытащил наладонник, создал папку ДЕНЬГИ В РОСТ и внес туда долг, автоматически насчитывая будущие проценты.
Приятель потерял дар речи.
- А если я не заплачу проценты, что тогда сделаешь?
- Не бойся, у нас в этом многовековый опыт, - ответил Анджей, злорадно скаля зубы.
Когда у него перед уроками просили списать домашние задания, он заставлял платить себе небольшие суммы с каждого списанного решения.
И в школе о нем начало твориться новое представление: что он высокомерный, что старается возвыситься, что врет. Кто-то разорвал ему в раздевалке рукав куртки. Анджей шел в рваной куртке, высоко подняв голову.
Религия религией, но, в конце концов, он пришел к выводу, что это тоже клеймо, касающееся и нерелигиозных евреев – и начал расспрашивать по частным клиникам относительно операции обрезания. Но тут оказалось, что ему должно быть полных восемнадцать лет или же разрешение от родителей. И что он за еврей – не обрезанный? Луче самому взять йод и опасную бритву, стерилизовать ее на огне и, тиснув зубы…
В день шестнадцатого дня рождения Анджея на ограде под его окном появилась первая звезда Давида.
- Ведь ты же это придумала, признайся.
- А если даже и так? Миф – он правдив, независимо от фактов. И даже в большей степени – когда вопреки фактам.
- Ну, так мы играться не станем! Знаешь: сказки против правды! Постыдилась бы!
Склонив голову, Жания выдула губу.
- Думаешь, что ты еще найдешь где-нибудь женщину, которая, прихватив тебя на горячем, не устроит тут же дешевого скандала, зато вытерпит многочасовый диспут о национальных абстракциях и клеточных автоматах?
- Знаю. – Гротескно оскалившись, Тео сложился чуть ли не наполовину в прямоугольнике окна и поцеловал внутреннюю часть ладони Жании. – Мы предназначены друг другу.
- Ха!
- Честное слово. – Он сделался серьезен. – Слушай, если же речь идет про тот вчерашний разговор… Я думал об этом и…
Девушка вырвала свою ладонь из его пальцев.
- Ну, так легко ты у меня не выкрутишься! Не отпущу тебя, пока не скажешь, зачем давал эти объявления.
Тео поднял руки над головой, хлопнул в ладоши и развел предплечья.
- Ваш покорный слуга.
- Ладно, ладно, перестань дурковать.
- Полнейшая серьезность. Откуда берется преимущество евреев? Имеются две возможности: либо носителем этих черт является еврейская культура, и тогда эти признаки приобретаемые; либо же их носителем является геном, и тогда эти признаки врожденные. Отсылка к единообразной культуре, к к идентичному воспитанию оказывается уже невозможной; двадцатый век секуляризировал и впрессовал евреев в западные общества в сотню раз сильнее, чем все старания церковных властей за две тысячи лет. Все эти ученые, все эти художники, банкиры, политики – они не родились и не были воспитаны в как-либо понимаемой "еврейской культуре". "Еврейское происхождение" означает уже исключительно биологическое наследие.