Если быть с собой до конца честным, я за неё не слишком переживал. Понимал, что её тихий и замкнутый характер — следствие ужасного жизненного происшествия, но всё равно, порой на неё злился, даже в тайне от самого себя. Ведь она, появившись в нашем доме, разбила мою идеальную семейную жизнь с женщиной мечты, практически полностью её у меня забрав. И существовала опасность, что, не получив свою внешность назад, Мирена продолжит тосковать, а Кенира — её утешать и быть с ней рядом. Я успокаивал себя только тем, что получу в свою команду ещё одного потенциально сильного мага, поэтому собирался как можно более доходчивей объяснить Мирене, что за возможность смотреть на себя в зеркало без криков ужаса следует благодарить Ирулин, паладин которой прыгнул выше собственной тени в попытке выполнить все безумные условия Мирувала.
Отбросив бессмысленные переживания, которые, во-первых, вели в никуда, а во-вторых, лезли в голову почти каждый день после возвращения из Сориниза, я сосредоточился на текущей очень важной, ответственной и невероятно масштабной задаче — создании модели. К сожалению, как и раньше, переместить задачу в пространство сна не получалось, так что приходилось задействовать свой органический мозг, подверженный, в отличие от грёз Царства госпожи, деградации и разрушению. Как и в прошлый раз во время исцеления Ксандаша я сформулировал осознанное желание, и время, текущее снаружи, многократно ускорилось, снимая нагрузку с разума.
Молекула ДНК, всё ещё висящая в воздухе, стала стремительно уменьшаться, перекрученная лестница вновь превращаться в мохнатую верёвку, верёвка сматываться в спираль, на которой стали проявляться плоскости и грани. Через несколько мгновений она перевернулась в воздухе, словив отблеск отсутствующего здесь светила, и зависла в виде плоского кристаллического многоугольного жетона — «монетки» общепринятого формата для проекторов иллюзий. Облака рядом с Миреной вспучились, формируя высокий стол со стоящим на нём артефактом воспроизведения. Рядом со столом возник столб, увенчанный большим прозрачным шаром с ярко-красным отпечатком ладони на одном боку.
— Улириш, приступить к следующему этапу, — не полностью уверенным тоном приказала мне Мирена.
Я ободряюще кивнул, показывая, что она всё делает правильно.
Сосредоточившись на чарах моделирования, я принялся за создание первичного считывающего контура. Сложная многомерная структура, возникшая передо мной, потянула похожие на побеги папоротника отростки в сторону проектора. И когда они погрузились в такой, казалось бы, прочный материальный предмет, я на мгновение прикрыл глаза, давая Мирене знак. Та протянула руку, взяла монетку и погрузила в щель проектора. Потом положила ладонь на стеклянный шар и сосредоточилась. Шар засветился ярким жёлтым светом, и я почувствовал, как там, в реальности, моё тело окутывает мощная тёплая волна элир, перетекающая от стеклянного гроба к контуру, внутри которого стоял Склаве.
Не скажу, что я приступил этому этапу без трепета и страха. Я безумно боялся, настолько, что у меня едва не подкашивались колени. Предо мной стояла самая сложная математическая задача моей жизни, даже двух жизней, во много раз превышающая все мои предыдущие вычисления вместе взятые. Полагаю, даже если взять все компьютеры и счётные машины Земли моего времени, с таким объемом задач они бы не справились.
В этом бушующем море данных, где каждая цепочка атомов хранила свою историю и определяла свой признак, внося небольшую лепту в финальный результат, стоял я, такой слабый и незначительный. Моя магия, мой разум и созданные мною магические структуры превратились в связующие звенья между мёртвым массивом информации и живым дышащим существом.
Не было момента оплодотворения, не было двух клеток, встречающих одна другую, чтобы объединить свои потенциалы для создания чего-то нового, ранее невиданного. Пропустив чудо зачатия, чары приступили сразу к следующему этапу, формируя зиготу, многократно ускоряя и направляя процесс развития.
Виртуальные клетки, содержащие дешифрованную ДНК, начали процесс деления, образуя бластулу. Она разделилась, а потом снова разделилась, начав бесконечный процесс, формирующий новые ткани и первые намёки на внутренние органы, подводя его к следующему этапу — росту эмбриона, обретающему облик будущего организма и создавая тот фундамент, на котором строится сама жизнь.
Рывком увеличилась сложность подсчётов — начался органогенез. Делящиеся клетки принялись формировать внутреннее строение организма, включая органы и соединительные ткани. Начался дальнейший рост, усложняющий и усложняющий вычислительную задачу, от которой у меня начало темнеть в глазах. Я ещё раз увеличил скорость течения времени, снижая нагрузку на разум. Продолжился процесс просчёта, моделирующий теперь процесс фетального развития. Каждая часть тела начала окончательно обретать свои функции — у плода уже имелись ручки и ножки, внутри сформировались лёгкие и сердце, печень и почки, железы внутренней секреции и остальные органы. Плод рос и развивался, увеличивался, тем самым увеличивая и нагрузку на мой мозг.
К счастью, из-за ускоренного времени внешнего мира, это значение пока что держалось в рамках приемлемого. Помогал и принятый перед ритуалом сахар, расщепляясь в крови и давая мозгу требуемую энергию. Но, самое главное, элир Мирены, ничем не отличающаяся от элир моей любимой, омывала тело ласковым океаном, устраняя повреждения быстрее, чем они возникали.
Тем временем плод развился достаточно, чтобы его с полным правом можно было назвать младенцем. На голове стали пробиваться первые волоски, хрящи застывать, превращаясь в кости. Появление волосяного покрова вновь привело к росту сложности. Каждый волосок состоял из множества клеток — и, если фолликул, направляющий рост и обеспечивающий будущий волосок питательными веществами, смоделировать было относительно просто, то луковица, из которой произрастал кортекс — плотный пучок очень тонких волокон, покрытых рыхлыми клетками медуллы — была совсем другим делом. Всю структуру оборачивали слои и слои чешуек кутикулы, превращая такой, казалось бы, простой элемент тела в сложную многоступенчатую систему, более пяти миллионов сложных систем. И каждый из волосков удлинялся и развивался, фолликулы снабжали корень особыми клетками, обеспечивая дальнейший рост и вызывая запредельную нагрузку на разум.
В связи с этим я принял решение сбросить детализацию. Больше всего мне хотелось убрать просчёт всех волос, исключив их из уравнения, но я понимал, что ни Мирена, ни Кенира, получившая лысую мать, этому ничуть не обрадуются. К тому же в человеческом теле имелись и жизненно необходимые волосы, находящиеся в ноздрях и слуховых проходах. Поэтому я оставил волосы на голове, в носу и ушах, не стал трогать также брови и ресницы, принявшись безжалостно исключать из формулы всё остальное. Откровенно говоря, я не имел понятия, какое значение для организма имеет пушок, с ног до головы покрывающий человека. Но, учитывая существование на Земле такого явления, как эпиляция, решил, что Мирена прекрасно обойдётся и без волос на теле.
Следуя формулам симуляции, младенец распрямился, его уходящая в никуда пуповина окончательно исчезла. На меня обрушились новые потоки данных — клетки продолжали делиться, младенец расти и набирать массу. Я чувствовал, как мои мозги готовы расплавиться, даже через отстранённость форсированного режима стали пробиваться чувства, в первую очередь — инстинкт самосохранения. Хотелось всё бросить, отменить вычисления, сказать, что ничего не получилось, сделать всё, лишь бы прекратить это как можно скорее. Но я продолжал. Полностью просчитывать волосы на голове я не стал, отбросив всё, что отрастало дальше пары миллиметров. Также не пришлось беспокоиться и о тонусе тела — формулы из учебника химерологии были разработаны вовсе не для того, чтобы показать магу будущего питомца с атрофированными мышцами, так что полученная модель изначально имела оптимальное состояние мышц, сухожилий, жировой прослойки и скелета. Это, конечно, тоже вело к определённым проблемам — но с излишней мускулистостью Мирене предстояло смириться точно так же, как с невзрачной внешностью или безволосыми подмышками и промежностью.
Пусть мой мозг бросал все сто процентов ресурсов на просчёт развития тела, где-то на краю сознания мелькало любопытство. Очень хотелось посмотреть, что же именно у меня получается, каким именно выходит конечный результат. Увы, визуализировать это скопление клеток, создающих скелет, нервную и кровеносную системы, кровь, органы и кожный покров, у меня ни за что бы не получилось. Я мог лишь дать грубую оценку процесса, понять, что тело развивается нормально, что не возникает никаких аномалий и непредвиденных ситуаций.
А потом мне стало совсем не до раздумий. Виртуальное тело выросло достаточно, чтобы каждая клеточка моего мозга, каждая нейронная связь, каждый синапс были заняты только одной-единственной задачей. Я больше не видел ни внешний мир, ни Мирену, ни Царство моей госпожи, всё внимание уходило лишь на делящиеся клетки, развитие и разрастание математической модели. Я впал в настоящий транс — не тот, в который я умел входить, вычисляя сложные формулы, а просто потеряв себя, оказавшись в полнейшей пустоте наедине с цифрами и просчитываемыми процессами. Я потерял счёт времени, единственным способом его измерения оставался возраст моделируемого тела. Четыре года, шесть, десять. Двенадцать, четырнадцать, шестнадцать. После шестнадцати мне стало настолько плохо, что я покачнулся, едва не рухнув в облака. Невероятным сосредоточением воли я попытался удержать разрывающую разум модель, но с ужасом понял — это не удаётся. Что ещё немного, ещё чуть-чуть и я умру, не сумев завершить самое амбициозное и самое неподъёмное творение моей жизни. Следовало остановиться. Шестнадцать лет являлись прекрасным возрастом для любой девушки, вот только в шестнадцать тело ещё продолжает свои рост и развитие, а значит, попытка исцеления, опасная и сама по себе, может привести к самым ужасным последствиям. Следовало дотянуть хотя бы до восемнадцати, а лучше до двадцати — возраста, в котором пропорции тела окажутся максимально близкими к текущим. И если я этого сделать не смогу, моя скорая смерть тоже окажется напрасной. К тому же остановиться я просто-напросто не мог — для прекращения расчётов требовалось сознательное усилие, на которое просто не хватало остатков воли.