Глава 11Как пишется «катастрофа»
После того как мы с Луисом берем себя в руки, что занимает несколько минут, я отправляю сообщение дяде Картеру. На сей раз я пишу ему, что, если я погибну, то ему придется держать ответ перед моей матерью, так что пусть он все-таки починит этот чертов замок.
Удивительно, как спасение от грозившей смерти помогает тебе твердо стоять на своем.
– Я пойду и попытаюсь привести себя в порядок до начала уроков, – говорит мне Луис. – Я уже отправил сообщение Еве и дал ей знать, что мы закончили раньше обычного.
– Ты самый лучший, Луис. – Мы оба знаем, что я говорю не только о его сообщении.
Но он только закатывает глаза и идет по коридору.
– Мы можем хотя бы попытаться прожить остаток дня без происшествий?
– Я ничего не могу обещать! – кричу я ему вслед, ерничая из последних сил.
– А я что говорю! – Должно быть, Луис и впрямь здорово устал, раз он даже не показывает мне средний палец
Когда я добираюсь до туалета, мне приходится потратить несколько минут на то, чтобы успокоить Еву, когда она видит меня до того, как я успеваю привести себя в порядок. Ее тональный крем и маскирующий карандаш помогают мне придать моему лицу презентабельный вид – если никто не будет слишком уж приглядываться, – а моим волосам презентабельный вид придает узел, в который я их собираю. Что до остальных частей моего тела, то новая форменная рубашка поло не смогла бы скрыть и половины нанесенных мне повреждений, так что вместо этого я опять надеваю худи, несмотря на жару и духоту, надеясь, что кровь из моих многочисленных ран не протечет сквозь пластыри.
– Ты уверена, что ты в порядке? – спрашивает Ева, наверное, в тысячный раз, когда за нами закрывается дверь туалета.
– Да, со мной все хорошо, – заверяю ее я. Это натяжка, но она связана больше с тем, что я вот-вот буду сидеть рядом с Джудом, а не с тем, что я только что имела дело с чудовищем.
На лице Евы читается сомнение, но она обнимает меня и шепчет:
– Задай ему жару, – после чего направляется на свое занятие по управлению гневом.
До начала урока у меня есть десять минут, так что я снова пишу на телефон Серине, чтобы узнать, как прошло ее собеседование. Наверняка сейчас оно уже закончилось. Я также отмечаю про себя, что вечером надо будет ей позвонить, чтобы услышать, как все прошло. Если дело выгорело, мы сможем это отпраздновать, а если нет, то я смогу послушать, как она плачет.
Но к тому моменту, как я добираюсь до класса английского языка и литературы, она мне так и не ответила, так что я сую телефон в карман и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы унять внезапно охвативший меня мандраж.
Мимо проходит пара вампиров, поглядывая на меня так, будто они пытаются прикинуть, какова я на вкус. Я уверена, что они чуют кровь, вытекающую из моих ран, но сегодня у меня совершенно нет сил, чтобы как следует отшить их, так что, входя в класс, я смотрю в пол.
Но прежде чем войти, я слышу, как кто-то зовет меня по имени.
Повернувшись, я вижу Каспиана, который входит в класс вслед за мной и на лице которого написано участие.
Его темные волосы заправлены под черную бейсболку, с надписью «Школа Колдер», сделанной таким же ярко-красным цветом, в который окрашены его рубашка поло, ботинки и рюкзак. В сущности, он выглядит как ходячая афиша этой чертовой школы. Чем, если подумать, он и является.
Впрочем, если бы я знала, что через девять месяцев смогу убраться отсюда, возможно, это заведение нравилось бы больше и мне самой.
– О боже! – Он окидывает меня взглядом и трет свой затылок. – Значит, ты уже слышала об этом.
– О чем? – спрашиваю я, пытаясь протиснуться мимо него. Сегодня я не в том настроении, чтобы воспринимать его преувеличенные театральные эффекты. К тому же я все еще не отошла от его объявления о том, что его приняли в университет, хотя это и не его вина.
Но он загораживает дверь, и, когда наши взгляды встречаются, до меня доходит, что произошло что-то очень плохое. Его глаза округлились и потемнели, и я вижу, что они полны тревоги и сочувствия даже до того, как он обнимает меня за плечи и говорит:
– Мне так жаль.
Инстинктивно я встаю на цыпочки и тоже обнимаю его.
– Тебе жаль? Но почему? – спрашиваю я, совершенно сбитая с толку. Он выглядит – и говорит – так, будто вот-вот заплачет. – Что произошло? – вопрошаю я, чувствуя, что мне становится не по себе. – Расскажи мне.
Это не просьба, и, судя по лицу моего кузена, он это понимает. Но его губы по-прежнему сжаты, как будто он не хочет отвечать, что совершенно на него непохоже. Обычно Каспиан обожает демонстрировать, что он информирован лучше, чем все мы.
И от этого его колебания по моей спине пробегает холодок – несмотря на то, что духота, порожденная надвигающейся бурей, полностью переиграла здешнюю древнюю систему кондиционирования.
Он вздыхает и – что пугает меня еще больше – берет мою руку в свою.
– Как это ни говори, все равно получится ужасно. Это касается Серины.
– Серины? Что не так с Сериной?
Меня, словно молния, пронзает ужас, и я жду, что сейчас он скажет что-то такое, чего мне отчаянно не хочется слышать.
Только не Серина. Только не Серина. Только не Серина.
Пожалуйста, только не Серина с ее широкой улыбкой и большим сердцем.
Но я могу думать только об одном – о том, что со вчерашнего вечера она не ответила ни на одно мое сообщение.
Пожалуйста, пожалуйста, только не Серина.
Мой кузен скорбно качает головой.
– Мы получили эту новость только сегодня утром. Она погибла минувшей ночью. Она творила чары и утратила над ними контроль. К тому времени, когда полиция смогла добраться до нее, она…
Мои колени подгибаются, и одну ужасную секунду мне кажется, что сейчас я рухну на этот потрескавшийся плиточный пол. Но затем я ухитряюсь все же устоять на ногах.
Никаких проявлений слабости, напоминаю я себе.
Я сжимаю руки в кулаки и вонзаю ногти в ладони, чтобы боль помогла мне не расклеиться. Голос Каспиана пресекается еще до того, как он заканчивает рассказывать, что произошло.
Впрочем, ему и нет нужды договаривать. Я уже знаю, что случилось. То же самое, что случается со многими выпускниками Школы Колдер, когда их магическая сила обрушивается на них, особенно мощная из-за того, что она так долго была заблокирована.
То, чего я боялась с тех пор, как Серина окончила школу и уехала одна, без всякой поддержки, – полная решимости узнать все о своей магической силе и наверстать все, что она упустила за четыре года, потерянных на этом острове. Но умереть, творя чары, призванные принести тебе удачу? Какой парадокс – какой жестокий парадокс!
От этой мысли у меня сжимается горло, к глазам подступают слезы, но я подавляю их. И, расправив плечи, сжимаю зубы, чтобы не дать себе показать никаких эмоций – никаких вообще.
Несколько секунд Каспиан вглядывается в мое лицо.
Я говорю себе, что это потому, что он беспокоится за меня, а не потому, что он пытается оценить мою реакцию, чтобы доложить о ней моей матери, как ее хороший солдат, которым он и является. Мы всегда были близки, поскольку он мой двоюродный брат, поскольку мы с ним оба Колдеры, но могу ли я ему верить? На самом деле я не знаю, насколько ему можно доверять. Я знаю только одно – у меня нет никакого желания проверять это сейчас. Тем более что в эту минуту я чувствую себя хрустальной вазой, разбившейся об пол.
– В конце концов, это должно было произойти. Ведь это происходит почти всегда, – говорю я. – Но нам пора на урок.
– Это преувеличение, не так… – начинает Каспиан, но тут же замолкает, потому что в эту минуту даже он не может вынести здешнюю ложь. Или потому, что он не может сказать правду?
В Школе Колдер мы всегда поступаем так – потому что у нас нет выбора. Нам надо прятать все свои мягкость, нежность, надежды и уязвимости глубоко-глубоко в себя, туда, где никто не сможет их увидеть. Даже мы сами.
Обычно это даже работает… пока всему этому не настает предел.
Глава 12Поцелуй мою Фанни
Я все еще пытаюсь справиться с горем, когда, войдя в класс… обнаруживаю Джуда, сидящего за моим обычным столом.
И сразу же мое горе превращается в ярость. Потому что пусть он идет в жопу. Пусть все они идут в жопу.
Я расправляю плечи и направляюсь к нему. Это он перестал разговаривать со мной, и, оправившись от этой травмы, я дала себе слово, что, если он когда-нибудь захочет заговорить со мной снова, то молчание придется прервать ему самому.
Все это время я держала это слово, и теперь ни за что его не нарушу… тем более из-за стола в классе.
Я сажусь за стол, соседний с ним, и сижу, не поднимая головы, но все это время чувствую на себе его взгляд. Ну и что с того? Пусть смотрит, сколько хочет.
Той части меня, которая охвачена гневом, хочется ответить ему таким же сверлящим взглядом, но моя горе от гибели Серины слишком свежо, чтобы играть с Джудом в игры на предмет того, кто из нас круче, даже если он этого и заслуживает.
Я также замечаю, что с другой стороны класса на нас смотрит Жан-Люк. На его лице играет та же самая гаденькая улыбка, как тогда, когда в девятом классе я застукала его за поджариванием муравьев с помощью увеличительного стекла. У меня екает сердце, потому что я имела с ним дело достаточно долго, чтобы знать, что от него не приходится ждать ничего хорошего, если он полагает, что ты одна из тех самых муравьев. Жаль, что у меня не осталось достаточно сил, чтобы избавить его от этой иллюзии.
Что бы он ни задумал, похоже, Джуд заметил это тоже. Он все время настороженно переводит взгляд то на Жан-Люка, то на меня.
Миз Агилар перепархивает в переднюю часть класса, ее золотистые волосы колышутся, кожа мерцает от пыльцы фей.
– Я поняла, что не могу существовать без поэзии.
Она прижимает руки к груди, кружится, затем останавливается перед моим новым столом и продолжает: