Я замираю, когда он нагибается и открывает двери в земле. Потому что теперь я впервые ясно вижу его лицо. И обнаруживаю, что следила не за кем иным, как за Жан-Люком, вожаком Жанов-Болванов и конченым засранцем.
Глава 21Пришло время добраться до корня проблемы
Что он делает здесь?
И что общего у него может быть с Джудом? Они же ненавидят друг друга. Я только вчера наблюдала наглядное доказательство этой ненависти – это было на уроке английского языка и литературы. Однако сейчас они оба находятся в этом лесу под штормовым ветром и проливным дождем, один Бог знает зачем… Это совершенно непонятно.
Что-то здесь однозначно не так – и, хотя я первой готова признать, что это можно сказать о многом в Школе Колдер, что-то в том, что я вижу здесь, вселяет в меня страх.
Охваченная любопытством – и тревогой – я пускаюсь бежать в сторону Жан-Люка, более не заботясь о том, что он или Джуд заметят меня. Тут происходит что-то чертовски подозрительное, и, хотя я зла на Джуда, мне все равно трудно поверить, что он как-то связан с компанией Жанов-Болванов.
Я вижу, как Жан-Люк исчезает в погребе. Мысль о том, что там с ним находится Джуд, заставляет меня ускорить мой бег – насколько это вообще возможно на этом каменистом скользком грунте. По мере того как я бегу, пробираясь сквозь низкий кустарник и сорняки, песчаная почва уступает место глине, в которой мои ноги начинают вязнуть и по которой невозможно двигаться быстро.
Но Жан-Люк давно уже скрылся внутри – и двери погреба закрыты, когда я добираюсь до него.
Меня пробирает дрожь, я чувствую, как по всему моему телу начинают бегать мурашки. Что-то здесь изменилось, что-то здесь не так – и внезапно все во мне буквально кричит, чтобы я тут ничего не трогала.
Чтобы я сдала назад.
Чтобы я бежала отсюда.
Но что, если Джуд никак не связан с шайкой Жанов-Болванов? Что, если ему грозит опасность? Если он там, в погребе, я просто не могу бросить его. Я мало что знаю о том, почему Жанов-Болванов отправили в Школу Колдер – об этом ходит множество слухов, большую часть которых – я в этом уверена – запустили они сами, но знаю, что они собой представляют.
Точнее, что представляют собой их родители – главные фигуры в самой большой тайной преступной организации в нашем мире. И хотя это не мешает мне давать им отпор, когда я считаю это необходимым, помня об этом, я никогда не поворачиваюсь к ним спиной. А Джуд, возможно, сделал именно это.
Что бы здесь ни происходило, страх за него и правда вдруг заставляют меня двинуться вперед.
К черту боязливый трепет, охвативший меня всю. Я распахиваю обе двери и начинаю спускаться по длинной ветхой лестнице прямо в темноту, чтобы попытаться выяснить, что здесь происходит.
Глава 22Прячься и крадись
Я уже спустилась до половины частично поломанной шаткой лестницы, когда вдруг вспоминаю про свой телефон. Стряхнув с рук воду, я достаю его из промокшего насквозь кармана и включаю приложение «фонарик». К счастью, он все еще работает, несмотря на то, что мой телефон тоже вымок под дождем, и ярко освещает все находящееся внизу помещение погреба.
Пустое помещение погреба… что совершенно непонятно.
Я вожу лучом фонарика из стороны в сторону, продолжая спускаться по ступенькам, заглядываю во все уголки и закоулки в поисках хоть какой-то зацепки, но ничего не нахожу.
Здесь нет ни Жан-Люка, ни Джуда и ничего, что бы объясняло, чем они могли тут заниматься.
Если честно, здесь нет никаких признаков того, что они вообще здесь были.
Погреб выглядит так, как он, вероятно, выглядел сто лет назад – вдоль трех стен идут старые дощатые полки, а всю заднюю стену покрывает старый гобелен. В центре помещения стоит деревянный стол, под который задвинут один-единственный стул. Этот стол покрыт толстым слоем пыли, скопившейся здесь за многие десятилетия, и такой же слой пыли лежит на древнем прессе для консервирования, водруженном на него. На полках стоят закрытые пустые банки.
Если не считать всего этого, погреб совершенно пуст.
Но я же видела, как Жан-Люк открыл его двери, видела, как он исчез внутри. Я знаю это.
Но его определенно здесь нет.
Я еще раз обвожу погреб лучом моего фонарика. Нет, никакие темные эльфы не прячутся ни в каком его темном углу. Но когда световой луч освещает пол, я замечаю на нем следы мокрых ног, образующие по всей комнате странный узор.
Я вижу их тогда же, когда замечаю еще одну странность – а именно то, что на старом дощатом полу совершенно нет пыли. Полки покрыты многолетним ее слоем, он же покрывает стол и стул. Но на полу не видно ни единой пылинки.
Что невозможно, если только кто-то – или множество людей – не приходят сюда регулярно по какой-то не известной мне причине. В которой наверняка нет ничего хорошего.
Я пытаюсь пройти по следам, идущим вокруг стола, но я не закрыла двери погреба – потому что мысль о том, чтобы оказаться закупоренной здесь наедине с разъяренным темным эльфом, казалась мне тогда не самой лучшей. Поэтому сейчас сюда проникает дождь, мочит пол вокруг подножия лестницы и уничтожает оставленные здесь следы. А те из них, которые он не размывает, уничтожаю я сама, поскольку с моей одежды тоже стекает вода.
Я еще раз обхожу погреб, пытаясь отыскать вход в какую-нибудь тайную комнату или спуск в подпол, находящийся еще ниже, отыскать что-нибудь такое, что могло бы объяснить вдруг исчезающие следы. Но так ничего и не нахожу.
Ничего нет ни за полками, ни под столом, ни в углах. И ничего за гобеленом – кроме огромного количества пыли, от которой у меня начинается приступ чихания и кашля, когда я отвожу его от стены, чтобы проверить, что находится за ним.
Пока я пытаюсь восстановить дыхание – и перестать чихать, наверное, в тысячный раз, – луч моего фонарика освещает сам гобелен. Это типичная сцена морского курорта на острове Галвестон, относящаяся к началу двадцатого века. На заднем фоне виден радостно выглядящий океан, над ним раскинулось окрашенное во множество цветов небо, на горизонте заходит солнце, а на переднем плане я вижу большой круглый отель с круговыми балконами. На пляже перед отелем стоит пляжный зонт, и под ним на деревянном шезлонге лежит раскрытая книга.
Возле шезлонга лежит надувной круг для плавания и стоит ведерко со льдом и бутылкой шампанского, а на маленьком столике, поставленном рядом, сверкает хрустальный бокал для шампанского. В нескольких ярдах от всего этого виднеется большая круглая груда жердей, как будто кто-то планирует развести костер.
Этот гобелен выглядит совершенно несуразно и абсолютно не вяжется с тем, что я теперь знаю о Школе Колдер. Неудивительно, что его поместили в старый погреб, когда-то использовавшийся для хранения корнеплодов, – я не могу себе представить, чтобы моя мать позволила повесить нечто подобное в коридоре нашей школы. От него слишком веет жизнерадостностью из-за его веселых ярких цветов, а от этого костра, готового вот-вот вспыхнуть, исходит слишком осязаемая надежда.
Однако странно, на что ты обращаешь внимание, когда ты ребенок, а на что нет – вообще-то, я помню, что здесь и раньше висел гобелен, но я совершенно не помнила, чтобы он выглядел именно так – таким веселым, затейливым и ярким. Думаю, когда я была маленькой, он казался мне чем-то естественным и нормальным, меж тем как теперь он выглядит слишком радостным для такого места. Для такого острова.
Но время идет, и, если я не появлюсь в общежитии после окончания занятий, то меня будут ждать большие неприятности. К тому же я слышу, что шторм становится все неистовее.
Так что мысль о том, чтобы оставить Джуда и даже Жан-Люка посреди всего этого ужасающего ненастья, начинает устраивать меня все меньше – несмотря на мои подозрения. Мне надо найти их – или повернуть назад и возвратиться в общежитие одной.
Я возвращаюсь к лестнице и, сунув телефон обратно в карман начинаю подниматься к дверям погреба. В небе сверкают молнии, непрерывно гремит гром. Я никогда не боялась штормов, но этот кажется слишком уж остервенелым, даже для Мексиканского залива.
Я пытаюсь подниматься быстрее – чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше, – но дождь продолжает лить вовсю, и мои кроссовки скользят на узких ступеньках, так что я снова замедляю свой подъем. По крайней мере, до тех пор, пока моя голова не оказывается снаружи и я не вижу прямо перед собой сердитое мокрое лицо Джуда.
Не знаю, кто из нас удивляется больше – я или он. Возможно, все-таки он, судя по тому, как широко раскрываются его глаза, когда он резко задает вопрос:
– Какого черта ты делаешь здесь?
Глава 23Любит не любит
Он что, всерьез думает, что может рычать на меня сейчас?
– По-моему, это мне следует задать тебе этот вопрос, – парирую я, наконец выбравшись из погреба.
Вместо того чтобы ответить мне, он закрывает двери за моей спиной.
– Ты должна вернуться в школу.
– Мы должны вернуться в школу, – поправляю его я. – Что ты вообще делаешь тут? И почему где-то тут находится Жан-Люк?
– Жан-Люк здесь? – Он оглядывается по сторонам, будто думает, что темный эльф сейчас материализуется прямо из воздуха.
– Понятия не имею. Мне показалось, что я видела, как он спустился в погреб, но к тому времени, как я подошла сюда, он исчез. – Я смотрю на Джуда с подозрением. – Ты собираешься попытаться уверить меня, что ты ничего об этом не знаешь?
Он не отвечает, а просто говорит:
– Возвращайся в школу, Клементина, – и отворачивается, словно для того, чтобы подчеркнуть, что он со мной покончил. Как будто, использовав мое настоящее имя, он и так не дал мне это понять совершенно ясно.
И этого достаточно, чтобы во мне что-то оборвалось. Я не знаю, из-за чего именно – из-за того, что он так беспардонно отсылает меня прочь, из-за того, что, по его мнению, он может командовать мной, или из-за того, что он снова уходит от меня. Но что бы это ни было, что-то просто ломается внутри меня, и я рычу: