Но Каспиан уже бежит туда, чтобы постараться помочь своему отцу. И пробирается сквозь толпу, как будто делал это всю свою жизнь… потому что так оно и есть.
На противоположной стороне зала дядя Картер, кажется, тоже оказался втянут в битву – с только что сформировавшейся стаей человековолков, которые окружили его, будто готовясь вцепиться зубами в его яремную вену.
– Клементина, дорогая…
Я вздыхаю.
– Да, тетя Клодия. Что надо сделать
– Ты же не ввяжешься в эту схватку, верно? – уточняет Луис, явно обеспокоенный, когда я схожу с места, направляясь к своему дяде. – С этими ребятами шутки плохи.
– А что, по-твоему, я должна делать? Позволить им сожрать его?
– Один укус, и они выплюнут его, – отвечает он, пожав плечами. – К тому же, если они покусают его, он, может быть, уразумеет, что это не очень-то приятно и дважды подумает прежде, чем опять отправить тебя в зверинец.
Часть меня согласна с Луисом, но все равно чувство ответственности – и взгляд моей матери – давят на меня, и я все-таки направляюсь в сторону дяди Картера. Но к тому времени, когда я добираюсь до него, он уже опрокинул одного из человековолков на землю и собирается вот-вот побороть еще одного. Человековолк – крепкий орешек, но лично я ставлю на разъяренную мантикору. Тем более что человековолки не могут сменить обличье и превратиться в полноценных волков…
Я снова направляюсь к Луису, но прежде чем я успеваю добраться до него, в зал вплывают мои бабушка и дедушка.
– Кто-то должен вмешаться и помочь разгрести эту кашу. Похоже, эти подростки опасны. – Дедушка Клод проплывает мимо меня. – Берегитесь этой рассерженной вампирши, нацелившейся со стороны четырех часов. Она явно собирается броситься в бой.
– Меня больше беспокоят эти драконы в углу, – замечает бабушка, паря в воздухе рядом со мной. – Когда я пролетала мимо них, у них был такой вид, будто они замышляют дурное.
– Я не понимаю, почему Камилла решила, что собрать их всех вместе – это хорошая идея. – Мой дедушка качает головой.
– Я проверю, что замышляют эти человколеопарды, – отвечает моя бабушка. – Судя по их виду, от них не жди добра.
Я отпрыгиваю в сторону с ее пути, чтобы избежать болезненного ледяного холода, который всегда сопровождает соприкосновение с призраком – даже с ее призраком. После того что только что произошло в лесу, мне это совершенно ни к чему.
И врезаюсь в чью-то спину.
– Извини, – бормочу я, инстинктивно подняв взгляд. – Я не…
Мой голос прерывается, когда до меня доходит, что мне не придется и дальше искать Джуда. Потому что он сам нашел меня.
Глава 27Не такое уж тихое затишье перед бурей
Мгновение я не могу ничего сказать. Просто не могу. Я знаю, что пыталась догнать его, пока бушевал этот шторм, знаю, что, когда он оставил меня, я хотела сказать ему множество вещей, но сейчас я не могу припомнить ни одной из них. И, возможно, это к лучшему – ведь не хочу же я выяснять с ним отношения посреди общего зала.
Так что я только бормочу:
– Извини, – и делаю шаг в сторону, чтобы дать ему пройти.
Вот только Джуд не пользуется этой возможностью, а вместо этого придвигается ко мне, так что мы с ним оказываемся лицом к лицу. Чего я сейчас совершенно не хочу.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я и пытаюсь оттеснить его в сторону.
Но Джуда всегда нелегко сдвинуть с места, а когда он действительно решает, что должен отстаивать занимаемые позиции, ничто, кроме разве что вилочного погрузчика, не может заставить его сдвинуться хоть на дюйм.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Ты имеешь в виду что-то кроме твоего фирменного «я поцелую тебя и сразу же брошу»?
Он досадливо ерошит рукой свои волосы. – Это не то, что я имел в виду. Ты выглядишь…
– Рассерженной? – перебиваю его я.
– Ошеломленной и потрясенной, – отвечает он, вглядываясь в мое лицо. – Что произошло после моего ухода?
– Ничего. – Я снова пытаюсь протиснуться мимо него. И опять у меня ничего не выходит. Как будто он стал еще крупнее, хотя я не понимаю, как такое возможно.
– Кумкват.
Я снова смотрю в его словно бы вихрящиеся разные глаза. И, хотя сейчас мне совсем не хочется что-то чувствовать, похоже, то, чего я хочу, а чего не хочу, не имеет никакого значения. Потому что, как только наши взгляды встречаются, по моей спине пробегают мурашки, хотя я этого совсем не хочу.
Но я подавляю их.
Он поцеловал меня и выбросил и своей жизни… опять. И я ни за что не позволю себе подставиться в третий раз.
– Дай мне пройти, дорогая Пруденс.[12]
Его глаза темнеют, но он продолжает стоять на своем.
– Скажи мне, отчего у тебя такой вид, будто ты сама не своя, и я отстану.
Биение моего сердце – и мое дыхание – внезапно учащаются, и мне ужасно хочется поднять руку и стереть эту морщинку в уголке его рта. Это примерно наполовину ямочка, но по большей части тревожная складка, и она появлялась на его лице сколько я себя помню.
Чем больше он беспокоится, тем она становится глубже. И сейчас она кажется очень глубокой.
Хотя мне на это наплевать, напоминаю я себе, засунув руки в мои мокрые карманы.
– Со мной все хорошо. Просто улет, – говорю ему я.
– Напомни мне, что обозначает этот твой улет. – Он вскидывает бровь.
Я закатываю глаза, по большей части потому, что он прав. В эту минуту я чувствую себя именно так, как «Аэросмит» описывал в этой песне. Но поскольку этими чувствами я обязана Джуду, у меня нет желания делиться этим с ним.
– Это означает, что со мной все тип-топ, – огрызаюсь я. – Или будет тип-топ, если ты только уберешься к черту и дашь мне пройти.
Джуд сжимает зубы, но прежде чем он успевает что-то сказать, моя мать трижды свистит в свой золотой свисток директрисы – что здесь, в Школе Колдер, означает, что все должны сесть и заткнуться.
– Мне надо идти, – говорю я Джуду, и на сей раз, когда я пытаюсь протиснуться мимо него, он мне не мешает. Но я чувствую на себе его взгляд, когда Луис подходит ко мне и ведет меня к нашим местам.
– Что это было? – спрашивает Луис, выгнув брови.
Но я только качаю головой: отчасти потому, что не хочу говорить о Джуде, а отчасти потому, что действительно не понимаю, что это было.
Но мне совершенно ясно, что Джуд будит во мне такие чувства, от которых мне лучше держаться подальше, тем более что я уверена – он не хочет отвечать мне тем же. И я не могу не сожалеть о том, что мы с ним не можем вернуться в то время, когда мы оба просто игнорировали друг друга.
По крайней мере, тогда я точно знала, как между нами обстоят дела.
– Итак, – говорит моя мать, и ее голос слышен во всех уголках этого большого круглого зала, когда она берет в руку микрофон, который протянул ей мой дядя Картер. – У меня есть кое-какие новые сообщения относительно нынешнего шторма и инструкции, которым вы должны будете следовать. Я понимаю, что текущие условия не идеальны, но, если мы будем держаться вместе, то сможем это пережить.
Она на минуту замолкает, и Луис наклоняется ко мне.
– Новые сообщения? – повторяет он, подняв брови. – Будет мощный ливень. Что еще тут можно сказать?
– Полагаю, она не просто так велела задействовать сирены предупреждения об урагане.
Он пожимает плечами и машет рукой.
– Ураган, шмураган. По-моему, это просто буря в стакане воды.
– Ага, пока твое бунгало не окажется под водой.
– Да ладно, я умею плавать по-собачьи. – Он ухмыляется.
Прежде чем я успеваю придумать ответ на эту дурацкую шутку, вокруг воцаряется тишина, и моя мать продолжает:
– Шторм, обрушившийся на остров в настоящее время – это только предвестие чего-то намного более серьезного. Я всю вторую половину дня консультировалась с самыми опытными метеорологами и метеорологическими службами, действующими в мире сверхъестественных существ, и они все сходятся в одном: этот остров и Школа Колдер находятся прямо на пути крупнейшего урагана пятой категории – такого, зона охвата которого составляет примерно двести пятьдесят миль в ширину. При обычных обстоятельствах мы бы просто выдержали его, ни о чем не беспокоясь, поскольку наши защитные заклятия – самые лучшие, какие только могут быть. Но существует опасность, что этот ураган слишком силен, чтобы эти заклятия – или любые другие – могли перед ним устоять.
Мне становится не по себе, когда она произносит эти слова, и среди учеников снова начинаются разговоры. Ураганы пятой категории – это опасно, очень опасно. И, если вы живете на острове, расположенном в центре такого урагана, это обычно означает, что вас ждут серьезные разрушения.
Я ненавижу эту школу – ненавижу ее правила, и мне тошно оттого, что я практически с рождения нахожусь в тюрьме для малолетних преступников, – но это не значит, что мне хочется, чтобы все здесь было сровнено с землей.
На лицах многих учеников я вижу неподдельную панику. Они тревожно перешептываются вместо того, чтобы шутить или готовиться к драке, как это было несколько минут назад. Как и я, они сидят относительно тихо, так что они смогут услышать то, что моя мать скажет дальше, что бы это ни было, прежде чем у них полностью снесет крышу.
На этот раз моя мать не дожидается, когда все разговоры затихнут, прежде чем продолжить. Вместо этого она просто прет вперед, уверенно, со стальным взглядом, поворачиваясь лицом к каждой части круга учеников поочередно.
– В настоящий момент мы наблюдаем внешнюю полосу дождя этого очень мощного шторма, но это только начало. Он переместится на берег и, как мы опасаемся, принесет с собой катастрофические дождь и ветер – а также опасные волны-убийцы.
Она вскидывает ладонь, чтобы остановить взрыв, который вызовут ее слова, и это срабатывает. Каждый ученик в зале напряженно сидит на самом краешке своего стула и молчит. И, когда все в зале смотрят на нее, настолько завороженные, насколько это вообще возможно для этой группы подростков, я не могу не почувствовать крошечный всплеск гордости.