– Ничего не в порядке. – Она содрогается. – Я до сих пор продолжаю думать, что это случилось потому, что он сирена. Ведь я даже толком не умею петь!
– Что верно, то верно, – ерничает Луис.
– Все знают, что это произошло потому, что он сирена, – примирительно говорю я. – Наверняка такие вещи происходят с ним постоянно.
– Постоянно такое не происходит ни с кем, – стенает она.
Луис открывает рот, но я бросаю на него предостерегающий взгляд, и он, картинно закатив глаза, закрывает его.
– Все будет в порядке, – заверяю я ее. – Я тебе обещаю. Давай просто пойдем туда и сделаем дело. Чем скорее мы начнем…
– Все будет в порядке только в одном случае – если ты поменяешься со мной местами, и одно из чудовищ в этом клятом зверинце сожрет меня.
– Ты могла бы скормить себя одному из них, – рекомендует Луис. – Там есть одна змееподобная тварь, которая, вероятно, подошла бы для этой цели.
Прежде чем я успеваю придумать ответ на такое предложение, Джуд встречается со мной взглядом. Его разные глаза – серебристо-зеленый и черный – смотрят в мои глаза, и все слова вдруг улетучиваются из моей головы. Остается только какофония противоречивых эмоций, бурлящих внутри меня и настолько запутанных, что я никак не смогла бы их распутать, даже если бы захотела.
А я не хочу этого делать – во всяком случае, здесь и сейчас.
Полная решимости больше не попадаться на его удочку сегодня: быть униженной одним и тем же парнем дважды за двадцать четыре часа – это и так уже перебор, – я заставляю себя отвести от него взгляд. Но прежде чем сделать это, я успеваю заметить смятение в его обычно непроницаемых глазах, все цвета которых смешиваются в великолепную картинку-головоломку, которую мне отчаянно хочется разгадать.
Жаль, что сейчас в этой головоломке не хватает нескольких важных фрагментов – фрагментов, которые я хочу найти, но которые, как я начинаю думать, утрачены навсегда.
Продолжая держать руки в карманах, я прохожу мимо Джуда, даже не кивнув ему в знак приветствия. Я все еще очень зла на него из-за того, что он поцеловал меня, а затем просто взял и ушел, как будто это ничего для него не значит. И еще больше я злюсь из-за того, что теперь я не могу припереть его к стенке и потребовать ответы, ради которых потратила столько времени, гоняясь за ним.
– Клементина… – начинает он, но то, что он назвал меня моим настоящим именем, только раздражает меня еще больше. Как будто он снова пытается вывести меня из себя.
– Привет, – говорит Саймон, улыбаясь мне, когда я направляюсь в его сторону. Глаза у него того же цвета, как океан в ночь полнолуния, и они настолько же ясны и бестревожны, насколько глаза Джуда полны муки.
– Привет. – Я незаметно задерживаю дыхание, когда прохожу мимо него – с сиренами надо быть очень осторожной, – но это только делает его улыбку еще шире. Он отлично знает, какое воздействие он оказывает на всех нас, и это ему нравится, как бы он ни притворялся, будто это не так.
Когда я подхожу ближе, он подмигивает мне, но я в ответ только закатываю глаза… и все так же не дышу, пока не удаляюсь от него на несколько ярдов. Однако это не мешает его запаху продолжать витать в воздухе вокруг меня – чистому, теплому и такому соблазнительному и дразнящему, каким может быть только аромат сирены. Так что стоит ли удивляться, что Ева потеряла голову, когда в прошлый раз участвовала с ним в групповом проекте?
– Привет, Ева, – голос Саймона звучит совершенно невинно, когда он здоровается с моей подругой, но, судя по его довольному и веселому взгляду, он, и правда, все помнит. И это еще до того, как Моцарт начинает напевать песню «Kiss the Girl»[13] из «Русалочки».
Щеки Евы, обычно бронзовые, приобретают такой же цвет, как наши форменные шорты, и она резко поворачивается на каблуках своих любимых кедов «Вэнз» в красную клетку.
– Мне нужна другая группа! – кричит она моему дяде Картеру, который проходит мимо нас.
– Никакие изменения не допускаются, – жестко говорит он, и его козлиная бородка подрагивает. – У нас всегда должны быть данные о том, где находится каждый из вас, пока к нам приближается ураган.
– С нами ей будет хорошо, – говорю я ему и начинаю подталкивать ее обратно к остальным.
Он серьезно смотрит на меня.
– Просто проследи, чтобы в зверинце вы обе держались рядом с Джудом, Клементина.
Ага, щас.
– А как насчет ключей? У меня есть только ключ от того помещения, где содержатся криклеры.
– Я отдал их Джуду, – отвечает дядя Картер. Кажется, он хочет сказать что-то еще, но тут его зовет тетя Кармен, и он идет прочь. Однако, сделав несколько шагов, оборачивается, чтобы напомнить мне: – Держись рядом с Джудом. С ним ты будешь в безопасности.
Мне хочется спросить его, почему он отдал ключи Джуду, а не мне, но он уже успел далеко отойти, направляясь к моей тете.
– Ты слышала, что напевала Моцарт? – шепчет Ева, когда мой дядя удаляется.
– Если тебя это как-то утешит, то это был не первый раз, когда кто-то в качестве серенады спел ему эту песню, – замечает Эмбер. Она стоит, прислонясь спиной к стене, сложив руки на груди и выдвинув вперед ноги. – И, скорее всего, не последний.
– Я был от этого в полном восторге, – добавляет Саймон с очередной улыбкой, настолько обольстительной и сексуальной, что она заставляет даже мое сердце бешено колотиться, хотя у меня этот парень не вызывает абсолютно никакого интереса.
Он подходит ближе, и я начинаю дышать через рот, а Луис издает такой звук, будто он чем-то подавился.
– Сирены, и правда, ведут нечестную игру, – ворчит он.
Между тем у Евы делается такой вид, будто еще секунда, и она запоет – опять. Ее нижняя губа дрожит, и она устремляет на меня отчаянный взгляд.
– Помоги мне, – шепчет она. – Умоляю.
– Прекрати, Саймон, – рычит Джуд.
– Я просто веду беседу, – говорит Саймон с видом полнейшей невинности – если ты не обращаешь внимания на озорной блеск в его глазах и пятна румянца на его темно-коричневых щеках. Этот парень и впрямь сущий дьявол.
– Ага, как же, а этот чертов ураган – это просто гроза с ливнем и больше ничего, – фыркает Луис.
– Послушайте, мы можем уже взяться за дело? Чем скорее мы начнем выполнять это задание, тем скорее закончим, – замечает Эмбер и отталкивается от стены.
– Я уже говорил вам, что могу справиться с этим, – заверяет ее Джуд, теребя большое кольцо с ключами, которые открывают все клетки в зверинце. – Оставайтесь снаружи, как и гласят ваши задания, а я по-быстрому спущусь в подвал и позабочусь о зверинце. Это не займет у меня так уж много времени.
Если бы. Этот парень, и правда, что-то с чем-то.
– Возможно, и не займет, если речь идет о том, чтобы они тебя сожрали, – презрительно фыркаю я. – В некоторые из этих камер ни под каким видом нельзя входить в одиночку.
– О каких камерах тут идет речь? – спрашивает Иззи, когда они с Реми подходят к нам. Как и почти все остальные, он одет в свежую неформенную одежду – не то чтобы я завидовала ему, стоя здесь в моей мокрой липнущей к телу рубашке поло, а она каким-то образом ухитрилась собрать свои длиннющие рыжие волосы под лиловую бейсболку с логотипом «Нью-Орлеанз сэйнтс»[14].
– О камерах в зверинце. – Моцарт смотрит на них обоих с лукавой усмешкой. – А вам, ребята, что, тоже поручили заниматься административным корпусом?
– Да, тоже. – Темные брови Реми взлетают вверх. – Но я думал, что нам надо будет просто забивать окна фанерой. А что, в наши обязанности входит также и забота о контактном детском зоопарке?
– Полагаю, это можно назвать зоопарком, но вот гладить его обитателей совсем не рекомендуется, – говорит Луис.
– О, я не согласна – вы можете гладить там, кого захотите, – возражает Эмбер, направляясь к ближайшей двери. – Если вы не против потерять несколько пальцев.
– Скорее уж всю руку. – Улыбка, которую Саймон дарит Реми и Иззи так радушна, что некоторый остаточный трепет от нее пробирает даже меня, хотя я нахожусь совсем не близко от линии огня.
– Ради всего святого, – бормочет Джуд, раздраженно качая головой, и становится между Саймоном и мной, заслонив своими широкими плечами улыбку сирены, становящуюся все лучезарнее.
Я бы поблагодарила его за это спасение, но я все еще слишком зла на него за то, что произошло в лесу. Поэтому я просто состраиваю ему рожу, прежде чем вслед за Эмбер направиться к двери.
К тому же, похоже, Иззи вполне по силам справиться с одной маленькой жалкой сиреной. Поскольку в том, что это по силам Реми, я уверена меньше, я, проходя мимо него, беру его под руку и тащу за собой. После того как я сегодня поговорила с ним в коридоре, я не могу отделаться от мысли, что мне, наверное, не стоит вести себя враждебно по отношению к единственному человеку, который скучает по Каролине так же сильно, как я.
– Я ценю твою помощь, – бормочет он со своим выраженным новоорлеанским акцентом. – Сирены чертовски странны.
– Наверное, ты хочешь сказать, что они чертовски коварны, – отвечаю я, идя вместе с ним по коридору. Я чувствую на затылке тяжелый взгляд Джуда и, быстро оглянувшись, вижу, что он идет сразу за нами с кислой миной на лице.
Я понятия не имею, что может его раздражать, но поскольку сама я сейчас тоже здорово раздражена из-за того, что, поцеловав меня, он сразу же смылся, как будто ничего не произошло, то его раздражение меня совершенно не волнует и даже греет мне душу.
Ева идет в нескольких футах от нас, вставив в уши наушники и надев темные очки, явно для того, чтобы отгородиться от Саймона. Я хочу позвать ее, но тут ко мне подходит Моцарт. – Не беспокойтесь. Вы привыкнете к нему.
– До или после того, как в качестве серенады я спою ему диснеевскую песню о любви? – сухо спрашивает Реми.
Моцарт пожимает плечами, ее черный блестящий конский хвост колышется при каждом ее шаге.