– Если тебе говорят «только не пугайся», это всегда означает, что дело дрянь.
– Только не пугайся, – повторяет она, на сей раз более твердо. – Но мы думаем, что в тебе произошло расцепление.
Глава 36Все вот-вот запутается
– Расцепление? – Теперь мое сердце бьется уже не в два, а в четыре раза быстрее. – Я не понимаю, что это значит.
Я никогда прежде даже не слышала этого слова. Но что бы оно ни значило, в этом явно нет ничего хорошего – во всяком случае, если судить по выражениям их лиц. Даже Луис выглядит серьезным, а он никогда ни к чему не относится серьезно.
– Обычно, если ты перевертыш, умеющий менять обличья, две части твоей природы сосуществуют. – В качестве иллюстрации Моцарт изображает пальцами что-то вроде косички. – Пребывание здесь подавляет это во всех нас, так что проявление находит только наша человеческая половина, но вторая наша половина все равно всегда остается внутри нас, давая нам кое-какие преимущества.
– Ты имеешь в виду проворство человековолков и силу драконов?
– Вот именно, – соглашается Саймон. – Вот почему я могу не задерживать дыхание под водой в течение нескольких минут, даже не находясь в моей ипостаси сирены.
Его голос, всегда мелодичный, звучит сейчас и вовсе волшебно, и я ловлю себя на том, что подаюсь к нему. Мое тело тянет к нему, оно жаждет быть к нему ближе.
Джуд закатывает глаза и останавливает меня, обвив рукой мою талию.
– Тогда что же нам делать? – спрашивает он. – Как нам преодолеть это расцепление?
– Думаю, ты хочешь спросить, как сделать так, чтобы в ней снова произошло сцепление, – уточняет Луис.
– Да, это необходимо преодолеть, – нервничаю я, потому что дело не только в моем голосе и моих непомерно обострившихся чувствах, а также в том, что странный жар в моем желудке распространился и попал в мою кровь. И теперь он распространяется по моим артериям и венам, и я чувствую себя так, будто горю, сгораю изнутри. Будто моя кожа вот-вот расплавится.
Это ощущение никак нельзя назвать приятным.
– Обычно переход обратно в человеческую ипостась решает проблему, – говорит Саймон.
– Но я не могу в нее перейти! Всплеск энергии прекратился и…
– Мы знаем, – успокаивает меня Луис и сжимает мою руку. – Просто дай мне минутку подумать.
И тут, словно в ответ на эти слова, над нашими головами вспыхивает молния, и менее чем через секунду гремит гром, такой громкий, что я едва могу это вынести. Меня пронзает адская боль, и я закрываю руками уши, пока раскат грома не затихнет.
Но, когда я отнимаю ладони от ушей, мои пальцы залиты кровью.
– С тобой все нормально? – рычит Джуд и в ярости поворачивается к перевертышам.
– Да, все хорошо, – отвечаю я, но, по правде сказать, не знаю, так ли это на самом деле. Моя голова раскалывается от невыносимой боли, и мне кажется, я только что повредила обе мои барабанные перепонки.
– Какого черта? Что с ней творится? – Он свирепо смотрит на Саймона, Луиса и Моцарт. – И не вешайте мне лапшу на уши с этим вашим расцеплением.
– Мне жаль, но дело и впрямь именно в нем, – мрачно говорит Моцарт. – Это и правда очень большая проблема, если ты не можешь решить ее быстро, потому что наши человеческие тела устроены так, что им не под силу справиться с тем, с чем легко справляются другие наши ипостаси. Так, мои драконьи кости слишком тяжелы для моего человеческого тела – если бы это самое расцепление произошло со мной, то они прорывали бы мою кожу всякий раз, когда я попыталась бы пошевелиться.
Черт. Внезапно этот жар, который, кажется, вот-вот расплавит мою кожу, начинает внушать мне еще больший страх.
– Нам надо доставить тебя к врачевательнице, – говорит мне Ева.
– Я не уверена, что мы сможем найти ее. Скорее всего, тетя Клодия сейчас занимается подготовкой к урагану. – А значит, она может быть где угодно.
– Напиши ей на телефон, – мрачно командует Джуд.
Я отправляю ей сообщение, но не получаю ответа.
– Напиши своей матери, – не унимается он.
Мне совсем не хочется этого делать, но еще меньше я хочу расплавиться и растечься, превратившись в лужу. Поэтому я делаю то, что он предлагает.
Но моя мать тоже не отвечает.
Жар, мучающий меня, становится все более и более жгучим, и я начинаю дергать за воротник своей рубашки, пытаясь ощутить дуновение ветра на своей коже.
– Что с тобой? – спрашивает Иззи, показывая на мою рубашку, и на этот раз в ее голосе нет скуки. В нем слышится тревога, и от этого мне самой делается еще тревожнее.
– Я вся горю, – говорю я и машу руками перед своим лицом, словно веером.
– Должно быть, это из-за яда, – тихо говорит Реми.
– Из-за чего? – задает вопрос Ева, и на лице ее отражается страх, превосходящий даже мой собственный.
– У мантикор есть яд, – поясняет он. – Колдер говорила мне, что это похоже на огонь, бегущий по ее жилам.
– Да это ощущается именно так, – подтверждаю я.
– Это скверно, – теперь в голосе Евы звучит настоящая паника.
– Ну все. Я пошел искать эту нашу чертову врачевательницу. – И Луис пускается бежать в сторону общежитий. Несколько секунд, и Моцарт делает то же самое, только она бежит в сторону кафетерия.
– Нам надо разделиться, так мы расширим территорию поисков, – говорит Реми. – И наверняка найдем ее.
– Ищите не только врачевательницу, – советует Саймон. – Если вы найдете кого-то из мантикор, ведите его или ее сюда. Возможно, ей сможет помочь кто-то из ее тетей или дядей. Они должны что-то знать.
И сразу же все разбегаются в разные стороны.
Все, кроме Джуда.
Глава 37Тату – мне, тату – тебе
– Ты не обязан ждать… – начинаю я.
Но он перебивает меня.
– Я никуда не уйду, Помело.
– Помело? Ты это серьезно? – пытаюсь шутить я несмотря на то, что все мое тело терзает боль. – Это лучшее, что ты способен придумать, Енот Роки?[19]
– А ты что, предпочла бы апельсин-королек? Или бергамот? – спрашивает он.
– А ты предпочел бы Люси в Небесах[20] с… – Я замолкаю, когда жар и боль захлестывают меня.
Джуд тихо ругается, затем берет мои руки в свои.
– Посмотри на меня, Клементина.
На сей раз, когда он произносит мое имя, это звучит не так уж плохо. Собственно говоря, это звучит почти нежно. И я делаю, как он просит. И, несмотря на раздирающую меня боль, несмотря на жар, словно плавящий меня изнутри, я не могу на несколько секунд не потеряться в его пристальном взгляде.
И тут как по заказу песня Тейлор Свифт «Look What You Made Me Do»[21], звучавшая из телефона, забытого кем-то на ступеньках крыльца административного корпуса, заканчивается и начинает звучать «The Ancient Art of Always Fucking Up».[22] У меня пресекается дыхание, и все мое тело тянется к Джуду, пока Льюис Капэлди поет об ошибках и о том, как твое сердце разбивается опять и опять.
Пока он не делает шаг назад и не командует:
– Сними с себя рубашку, – предлагая мне сделать это во второй раз за этот день.
Я воспринимаю это ничуть не лучше, чем в первый раз.
– Не думаю, что раны, нанесенные мне чудовищем, сейчас имеют значение…
Я замолкаю, когда он вдруг берется за свой воротник и одним махом сдергивает с себя и рубашку поло, и худи.
В моем рту, и без того пересохшем, становится сухо, как в Долине Смерти[23]. Потому что теперь крепкая мускулистая прекрасная грудь Джуда покрыта такими же черными татуировками, как те, которые покрывают его спину и руки.
Ими. Покрыт. Каждый. Ее. Квадратный. Дюйм.
Она покрыта переплетающимися завитками, похожими на волнистые пушистые черные веревки… И это самая сексуальная штука, которую я когда-либо видела. Как и сам Джуд с его татуировками, его рельефными мышцами груди и живота и крошечным треугольником волос, исчезающим под поношенными джинсами, в которые он успел переодеться.
Я видела его без рубашки после того, как он пытался помочь Эмбер. И знаю, что тогда на его груди не было татуировок. На его спине и руках они имелись – и имеются и сейчас, – но на его груди и животе их не было. И я знаю, что недавно они распространились на его шею и лицо, но исчезли, как только магические способности всех учеников были снова заблокированы.
Тогда почему же они не исчезли и с его груди? Хоте не все ли мне равно, если он выглядит так чертовски классно.
Я не могу отделаться от мысли о том, какие еще части его тела покрыты такими тату.
Жар внутри меня усиливается, но на сей раз я уверена, что яд, разливающийся по моему телу, тут ни при чем.
– Ты собираешься снять свою рубашку или как? – ворчит он.
Я в изумлении уставляюсь на него.
– Я думала, ты пошутил.
– Потому что я известен своим чувством юмора, да? – Он опять берет мои руки в свои и на сей раз гладит мои костяшки подушечками своих больших пальцев. – Ты доверяешь мне? – спрашивает он, пока вокруг нас дует ветер, заставляя листья громко шуршать и бросая пряди черных волос на его лицо.
Непроизвольно я стряхиваю его руки со своих, затем жалею об этом, когда он устремляет на меня свой обжигающий взгляд.
– Ответь мне, Клементина. Пока еще не поздно. Ты. Доверяешь. Мне?
Доверила бы я ему свое сердце? Нет, никогда. А свою жизнь? Я облизываю свои пересохшие губы, пытаясь думать, невзирая на адский жар, бушующий внутри меня.
– Думаю, да, – шепчу я наконец.
Он хмыкает, и в этом звуке мне слышится печаль.
– Думаю, мне придется удовольствоваться хотя бы этим.
А затем он опускает руки, сдергивает с меня рубашку через голову и притягивает меня к себе.
– Что ты… – выдыхаю я, потрясенная как тем, что его кожа вдруг соприкасается с моей, так и тем, что она холодит меня.