туберкулез. Так что уймитесь, или мы с этим пакетом M&Ms отправимся сейчас прямиком в общежитие. Без вас.
Они оба немного ворчат, но перестают цапаться – во всяком случае, пока. Впрочем, эти словесные перепалки всегда сближают их еще больше.
Мы доходим до погреба, обсуждая завтрашнюю эвакуацию. Но, добравшись до него, обнаруживаем, что его двери заперты на громадный амбарный замок, которого определенно не было здесь прежде.
– Как же ты смогла попасть туда в прошлый раз? – спрашивает Ева
– Тогда его здесь не было. – Я уставляюсь на замок. Неужели кто-то повесил его здесь только потому, что в погребе побывала я? И если да, то кто это сделал? Жан-Люк? Или Джуд?
Глаза моей подруги загораются.
– Этот сюжет становится все интереснее. – И она начинает обыскивать территорию, примыкающую к погребу.
– Что ты ищешь? – Луис начинает оглядываться по сторонам. – Может статься, мы сможем тебе помочь.
– Надеюсь, что где-то здесь спрятан ключ от того замка. – Она продолжает искать, пока я просто скептически смотрю на нее.
– Не можешь же ты в самом деле думать, что тот, кто дал себе труд запереть этот погреб на замок, просто взял и спрятал ключ от него там, где любой мог бы его найти? – вопрошаю я.
– Людям вообще свойственно иметь куда более бедное воображение, чем ты думаешь, – парирует она.
– И особенно это относится к Жанам-Болванам, – соглашается Луис.
Менее чем через две минуты совместных поисков Ева издает победный возглас, держа в руках камень-тайник.
– Я же тебе говорила! Никакого воображения.
– Так что это однозначно дело рук Жан-Люка, а не Джуда, – замечает Луис, сняв с камня верхнюю его часть и достав ключ.
– Похоже на то. – Ева вставляет ключ в скважину висячего замка и издает еще один торжествующий крик, когда тот сразу же открывается. – Ты готова?
Я съедаю последнюю из конфет и сую обертку в свой передний карман.
– Более чем.
Судя по тому, как проходит весь этот день, я бы не удивилась, если бы из этого погреба на нас вдруг налетела банши. Или левиафан. Или хуже того, моя мать.
Но в погребе темно и тихо, когда мы осторожно спускаемся по его шатким ступеням, светя себе фонариками.
– Черт возьми, какова же глубина этого погреба? – спрашивает Ева, спустившись в него наполовину. – Тут черт знает сколько ступенек, и все они могут вот-вот подломиться.
– Глубина тут немаленькая, – ответствую я, потому что она не ошиблась. – Возможно, это было необходимо, чтобы предохранить овощи от техасской жары.
– Или для того, чтобы прикончить любого незваного гостя, который не предполагал, что падать тут так высоко, – высказывает предположение Луис, начав исследовать погреб. – Ну и как, по-твоему, они могли исчезнуть здесь? Здесь мало мест, где можно было бы спрятаться.
– Их тут вообще нет, – отвечаю я. – О чем я вам и говорила.
– Да, но тогда я тебе не поверила, – откликается Ева. – Я решила, что ты что-то пропустила, но теперь вижу, что это не так.
– Да, я ничего не пропустила, – соглашаюсь я.
Пока Луис и Ева ищут какие-то места, где Жан-Люк или Джуд могли бы спрятаться и исчезнуть, я вглядываюсь в гобелен. Потому что веселая пляжная сцена, изображенная на нем прежде, пропала, и вместо этого он изображает теперь одинокого человека, стоящего на пляже перед бурлящим морем в то время, когда над ним нависла огромная волна, грозящая смыть его в океан.
– Ух ты, классный гобелен, – говорит Ева, глядя на него. – Угнетающий, но очень классный.
– В прошлый раз он выглядел не так, – сообщаю я ей, подойдя ближе и пытаясь лучше разглядеть переплетение его нитей. Это что, такая шутка? Но с какой стати кому-то – даже кому-то из Жанов-Болванов – было утруждать себя запиранием этого погреба на амбарный замок и выдалбливанием камня, чтобы спрятать ключ от него для такой вот по-детски примитивной игры?
Когда я говорю это моим друзьям, Ева в ответ только пожимает плечами.
– Может, это другой гобелен. Кто-то мог заменить его.
– Может быть, – с сомнением соглашаюсь я. – Но почему-то мне кажется, что это не так.
– Тогда в чем дело? – Судя по тону Луиса, он явно заинтригован. – Ты думаешь, этот гобелен и вправду изменился сам?
Если так оно и было, это будет отнюдь не самая странная вещь, которая произошла со мной за этот день.
– Этого я не знаю. Но попробую выяснить, – отвечаю я наконец. – Затем хватаю гобелен и стаскиваю его со стены.
– Правильно! – подбадривает меня Ева. Затем делает паузу и спрашивает: – А что мы вообще собираемся сделать?
– А разве неясно? Я собираюсь забрать его отсюда с собой.
Ее брови взлетают вверх.
– А тебе не кажется, что это может разозлить Жанов-Болванов?
– А разве похоже, что мне на это не наплевать?
Я кладу гобелен на пол и начинаю сворачивать его в рулон. Оказывается, он тяжелее, чем мне казалось.
Луис нагибается и помогает мне скатывать его.
Когда гобелен оказывается скатан, Ева подходит к стене, на которой он висел, и проводит руками по камням, из которых она сложена.
– Я вроде как надеялась, что за ним скрывается тайный подземный ход, – говорит она несколько секунд спустя. – Но тут ничего нет.
– Знаю. Это чертовски странно.
Она перемещается к соседней стене и ощупывает ее также.
– И ты уверена, что он был здесь?
– Я видела, как сюда спустился Жан-Люк, своими собственными глазами. И на полу здесь виднелось множество мокрых следов, которые никуда не вели.
Она качает головой.
– Да, это чудно.
Над нами слышится раскат грома, и Луис разочарованно вздыхает.
– Думаю, нам надо возвратиться назад, если мы не хотим попасть в следующую полосу дождя. Тем более с этим гобеленом.
Я согласно киваю, затем нагибаюсь, чтобы поднять тяжелый гобелен, обхватив его обеими руками. Но он вдруг оказывается совсем не тяжелым. Теперь он легче моего рюкзака.
– Давай я тебе помогу, – предлагает Луис, взявшись за другой конец рулона. Его глаза широко раскрываются, когда он чувствует то же, что и я. – Э-э-э, Клементина, ты что, намного сильнее, чем я думал?
Я качаю головой.
– Тогда в чем же… – Судя по выражению его лица, он так же озадачен, как и я.
– Понятия не имею. Возможно, магическая сила, из-за которой изображения на нем меняются, решила, что мы ей нравимся.
На лице Евы отражается сомнение.
– Или же она пытается внушить нам ложное чувство безопасности, чтобы затем прикончить нас.
– Ведьмам вообще свойственно везде видеть черную магию, – подкалывает ее Луис, пока мы осторожно поднимаемся по лестнице, ведущей из погреба наверх.
– Это не пессимизм, если это правда, – с ухмылкой парирует она.
– Ну, давайте надеяться, что на сей раз это всего лишь пессимизм, – говорю я ей. – Ради всех нас.
Но едва мы успеваем закрыть двери погреба и снова запереть их, как на нас обрушивается порыв ветра и вырывает гобелен из моих рук. Он падает на землю и от удара частично разворачивается.
– Я возьму его, – говорит Луис, нагнувшись, чтобы скатать его опять. – Не то грязь… – Он вдруг замолкает. – Ничего себе.
– В чем дело? – спрашивает Ева, бросившись к нему. – Что стряслось?
Я спешу туда же, боясь, что мы каким-то образом испортили гобелен.
Но то, что я вижу, оказывается даже хуже.
– Разверни его полностью, – командую я Луису, взявшись за другой конец рулона, чтобы помочь.
– Прямо здесь? – спрашивает Луис.
Я понимаю, что он прав, что дождь может повредить гобелен, но сейчас мне все равно.
Произошло слишком много жутких вещей с тех пор, как начался этот шторм, и я не могу больше ни секунды терпеть эту чертову неизвестность.
Должно быть, Ева чувствует то же, что и я, поскольку она уже берется за рулон и пятится, так что он разворачивается целиком.
И тут я начинаю психовать. Потому всего за пару минут вид гобелена изменился опять.
Зловещая сцена на пляже исчезла, и ее место заняло одно огромное кроваво-красное слово.
БЕРЕГИТЕСЬ.
Глава 40Как мама-босс
– Какого черта? – кричит Ева, и ее голос становится таким высоким, что чуть не срывается на визг. – Как такое вообще возможно?
– Я же говорила тебе, что его вид изменился, – говорю я, но нельзя сказать, чтобы сама я чувствовала себя хоть сколько-нибудь спокойнее.
– Да, но я подумала, что ты что-то перепутала или еще что-то в этом же роде. Ведь у тебя был тяжелый день. Но это… – Она не сводит глаз с гобелена. – Это и правда жуть.
– Да уж, – соглашается Луис.
И так оно есть. Я знаю, что увидела на этом гобелене в первый раз, и знаю, что сцена на нем изменилась, но какой-то части меня казалось, что этому должно быть объяснение. Но это… Этому объяснения нет. Во всяком случае, такого, от которого у меня бы не сорвало крышу. Тем более, когда я думаю обо всех этих призраках, твердящих мне, что надо бежать.
Что же происходит на этом острове? И какое отношение это имеет ко мне?
– Как ты думаешь, это из-за шторма? – спрашивает Ева, и ее голос по-прежнему звучит на октаву выше, чем обычно.
– Не знаю, но лично я не стану пассивно ждать, чтобы выяснить ответ на этот вопрос. – Луис начинает снова скатывать гобелен, делая это так быстро, как он только может. – Судя по тому, на что был похож весь этот день, это предостережение может относиться ко всему, что угодно, от Апокалипсиса до тираннозавра, который бросится на нас вон из того леса. И я знаю, как это обычно бывает. В фильмах ужасов лучший друг героинь, парень-гей, всегда погибает первым.
– Не всегда, – возражает Ева. – Иногда это бывает просто чересчур смелый второстепенный персонаж.
Луис бросает на нее сердитый взгляд.
– Ну, тогда я и есть этот чересчур смелый второстепенный персонаж. И, на мой взгляд, нам надо убраться отсюда как можно быстрее.
– Лично я не спорю, – поддерживаю его я.
– Я тоже, – соглашается Ева. – Но вы уверены, что хотите взять с собой эту штуку?