Глава 55Целоваться и расставаться
Но Джуд не отвечает.
Он не шевелится. Не моргает. Я не уверена даже в том, что он дышит.
Он просто смотрит прямо перед собой глазами, отражающими в себе мириады ужасов, которые я не могу постичь и не знаю, как мне избавить его от них.
Что это? Его кошмары? – гадаю я, отводя мокрые волосы от его лица. – Или дело во всех тех кошмарах, которые мучают нас?
Если дело в последних, то я даже не могу себе представить, что он сейчас переживает.
Мне всегда было интересно, каково это – быть ониром. Когда мы были маленькими, я, бывало, спрашивала его, помнит ли он что-нибудь из тех времен, когда он еще не находился на этом острове и в Школе Колдер, каково это было – иметь доступ к снам и кошмарам других. В те дни он никогда не хотел говорить об этом, и теперь я понимаю почему.
Это ужасно. И даже хуже того.
– Джуд, пожалуйста, – шепчу я, подавшись еще ближе к нему, пока холод его тела не сливается с жаром моего собственного.
– Пожалуйста, – прошу я, когда бешеное неровное биение его сердца передается моему.
– Пожалуйста, – снова повторяю я, как будто речь идет о секрете, который я хранила все эти годы и который скрывала даже от себя самой.
Он обжигает внутренность моего горла, бьется о те стены, которыми я так долго окружала себя. Но какое значение имеют эти стены, если Джуд сгинет в этой пропасти, в этой бездне? Я уже потеряла столь многих – Каролину, Серину и вот теперь Еву. И я не собираюсь потерять также и Джуда, если у меня есть какой-то способ его спасти.
И поэтому я делаю глубокий вдох и произношу те единственные слова, которые у меня остались, чтобы попытаться достучаться до него. Те единственные слова, которые действительно имеют значение.
– Я люблю тебя, Джуд. Я люблю тебя, ты нужен мне, и я не могу тебя потерять, не могу потерять тебя так. И не потеряю.
Он дергается и шумно втягивает в себя воздух, как будто сквозь него проходит сильнейший электрический разряд.
– Джуд? – Моя решимость сменяется страхом. – Джуд! Что…
– Не надо, – говорит он, говорит сипло, хотя я даже не представляю, почему он сипит.
– Не надо что? – в растерянности спрашиваю я.
Он моргает, и эти черные пушистые волнистые штуки выходят, выходят из его глаз, пока я наконец – наконец-то – снова не смотрю на Джуда, на настоящего Джуда, а он не смотрит на меня.
– Не люби меня.
Эти слова бьют меня, как кирпич – как тысяча кирпичей, – снова складывающиеся вместе, так что стена между нами, которую я так старательно разрушала, восстанавливается и вырастает вновь. Я содрогаюсь от боли, от того, что Джуд снова оттолкнул меня.
Но я не сдаю назад, не бегу прочь, как мне того хочется. Отчасти потому, что не знаю, куда мне бежать. А отчасти потому, что я отказываюсь так легко сдаться – только не на этот раз. Потому что Джуд стоит того, и я тоже.
– Уже поздно, – говорю я ему с самоуверенностью, которой совершенно не чувству. – Это уже произошло. К тому же, когда я слушала тебя?
– На сей раз ты должна меня послушать, – хрипло говорит он.
– Возможно, я должна сделать кое-что еще. – Я встаю на цыпочки, тянусь так высоко, как только могу. И затем, пока ветер и дождь хлещут нас, прижимаюсь к нему, припадаю к нему. И приникаю губами к его губам.
Поначалу Джуд не шевелится – ни его губы, ни его руки, ни даже его тело. Он просто стоит как каменное изваяние.
Я отстраняюсь, сгорая от стыда. Испытывая муку – такую муку, – потому что мне казалось, что я что-то значу для него. Что наши отношения что-то значат. Но вместо этого я снова выставила себя дурой.
– Извини, – бормочу я, молясь, чтобы одна из этих молний поразила меня. – Я не знаю, почему я…
И тут Джуд хватает меня за талию. У меня есть только несколько секунд, чтобы понять, что происходит, и вот он уже рывком притягивает меня к себе, и его губы припадают к моим.
Мой мозг замыкает накоротко на одну секунду, на две, когда он… Для того, что он делает со мной, нет слова.
Пожирает меня?
Поглощает меня?
Переворачивает меня вверх дном своей острой всепоглощающей потребностью во мне, накатывающей на меня бурными неистовыми волнами, которые захлестывают меня – затягивают меня – в самом лучшем, самом неописуемом смысле?
Меня пронизывает жар, и все мое тело – вся моя душа – сливаются с ним. Я обвиваю руками его талию. Притягиваю его к себе. Беру его всего – каждую его частицу, которую могу получить.
Но этого все равно недостаточно. Все равно я хочу от него большего. Мне необходимо от него больше.
Я прижимаюсь к нему еще теснее, пока не чувствую его судорожное дыхание и бешеное биение его сердца рядом с моим.
Где-то на задворках моего сознания звучит голос, говорящий мне, что для этого сейчас не место и не время, но мне все равно. Все равно.
Потому что наконец, наконец, наконец, это Джуд. И я. И на эту минуту, такую несовершенную, но в то же время абсолютно совершенную, это единственное, что имеет значение.
Он прикусывает мою губу, и я открываюсь навстречу ему, предлагая ему все разбитые, измученные, такие несовершенные частицы моего существа. Отдавая ему все, что я имею, все, что я собой представляю, и…
Он резко отшатывается от меня.
Я стону, отчаянно цепляюсь за него жадными руками, но он уже пятится прочь. Его щеки раскраснелись, мокрые от дождя волосы растрепались от моих пальцев, и воздух вокруг нас наполняют черные завитки, похожие на пушистые волнистые веревки.
Он стоит здесь, прямо передо мной, но я вижу это по его лицу. По его расширившимся зрачкам. Джуда уже нет со мной во всех смыслах, которые имеют значение.
– Ты не можешь любить меня, Кумкват, – говорит он голосом таким низким и бешеным, что я едва узнаю его. – Никто не может любить меня.
– Это неправда, – шепчу я губами, распухшими и горящими от его поцелуя. – Я люблю тебя.
Он качает головой.
– Если бы ты знала…
– Но я не знаю. – Я протягиваю к нему руки, но он снова отступает. – Потому что ты никогда мне ничего не рассказывал. Если ты хочешь, чтобы я сдала назад, если ты хочешь, чтобы я оставила тебя в покое, расскажи мне ту тайну, из-за которой ты запираешь от меня свою душу. Скажи мне, почему ты все время убегаешь от меня.
Он взмахом руки показывает на воздух вокруг нас, на вихрящиеся черные пушистые завитки, наполняющие его. А затем раскидывает руки и прямо у меня на глазах втягивает их в свое тело. Один за другим.
Они исчезают, но он на этом не останавливается. Он продолжает стоять, раскинув руки, сжимая и разжимая кулаки, хватая воздух опять, опять и опять. И все переносит и переносит эти черные пушистые завитки на свое тело.
Не только те, которые извиваются вокруг нас, нет, он притягивает их к себе отовсюду. Я поворачиваюсь, и вижу, как они, словно черный туман, выходят из учеников, толпящихся на центральной аллее. И по пропитанному дождем воздуху переносятся прямо к Джуду, все туже и туже свиваясь в подобия веревок, пока те не оказываются на его коже.
– Я не просто онир, – говорит он мне, тяжело дыша. – Я Принц Кошмаров. И это… – он показывает на сокрушенных, израненных учеников вокруг нас, – все это моя вина.
Глава 56Никогда не будем счастливы
Когда я слышу эти слова, меня пронизывает шок.
Я знаю, что каждый из видов сверхъестественных существ возглавляет королевская семья – и что у всех этих королевских семей есть свои дворы. Точно так же, как мне известно, что воссоздание Двора Горгулий во главе с их королевой потрясло мир сверхъестественных существ, как тайфун. Здесь, в Школе Колдер, мы изолированы, но все же не настолько, чтобы не заметить такое. Тем более что моя кузина Каролина погибла, пытаясь помочь новой Королеве Горгулий в ее войне против Короля Вампиров.
Но Принц Кошмаров? Двор Кошмаров? Это нечто такое, о чем говорится в страшных историях, которые шепотом рассказывают друг другу дети – или взрослые поздно ночью, когда они уверены, что их дети уже легли спать.
Двор Кошмаров – и его повелитель – внушают такой страх, что никто не хочет привлекать к себе их внимание. Однако Джуд, похоже, являющийся Принцем Кошмаров, все это время находился в Школе Колдер.
Как такое возможно? И почему?
Он все еще смотрит на меня глазами, полными муки. Я понимаю, что должна что-то сказать, как-то ответить ему, но я понятия не имею, как мне на это реагировать.
Так что в конце концов я говорю то единственное, что, как я твердо знаю, является правдой.
– Я не понимаю.
– Что тут понимать? – спрашивает он со страдальческим смехом. – Неужели ты никогда не гадала, почему тебе никогда не снились кошмары после того, как на острове оказался я? Почему они больше не снились никому? А потому, что их собирал я.
– Собирал?
– Я по-прежнему владею моей магической силой, Клементина. В полной мере.
– Что ты имеешь в виду? – вопрошаю я, подойдя к нему ближе. – Ведь эта школа блокирует магические способности всех учеников.
– Но не мои, – тихо отвечает он. – Блокирование этих способностей, действующее на этом острове, никогда не действовало на меня – и я не знаю почему. Просто так было всегда.
Это его спокойное объяснение потрясает меня до глубины души – и мне приходится переоценить все, что мои мать, тети и дяди всегда говорили мне о магической силе здешних учеников и о том, что здесь, на острове, они полностью контролируют ее.
– Я не понимаю, – повторяю я наконец. – Как такое возможно?
– Не знаю. – Он недоуменно пожимает плечами. – Когда я попал сюда, никто никогда не говорил мне о том, чтобы заблокировать мои способности и никогда не делал ничего, чтобы подавить их. Я даже не знал, что такова политика этой школы, пока ты и Каролина не рассказали мне об том много недель спустя.
Я все еще никак не приду в себя, так что я оставляю это сообщение без ответа – и не спрашиваю его, почему он не рассказал мне об этом раньше. Ведь сейчас нам надо беспокоиться о более важных вещах. Хотя я все же не могу не задать один вопрос.