Но сама я их вижу, а все те, кто впадает в панику, делают это потому, что они либо задели, либо прошли сквозь кого-то, кто либо находился там, где сейчас находятся они, в прошлом, либо окажется на этом месте в будущем.
Это самая безумная ситуация, которую я когда-либо могла себе представить, и еще безумнее то, что все это происходит на самом деле, у меня на глазах. К тому же все это чертовски усугубляется еще и тем, что к этому столпотворению решили присоединиться и здешние призраки. Они дрожат и жалуются на дождь, но тем не менее они здесь, во всей своей неописуемой серости. Скорее всего, потому, что каждому из призраков, которых я когда-либо встречала, в высшей мере присущ страх пропустить что-то важное. Они все знают, что здесь происходит что-то странное, и не хотят ничего упустить, даже если это означает, что им придется вытерпеть самый ужасный шторм, который когда-либо обрушивался на остров.
Однако их присутствие делает и без того сложную ситуацию неизмеримо более сложной – по крайней мере, для меня. Потому что я могу видеть не только старого дряхлого Финнегана, который машет мне, но и еще кое-что – и невольно уставляюсь на парня в бушлате и рабочих ботинках, который плывет за ним по воздуху с широкой улыбкой на очень красивом лице.
Выходит, вот как выглядел Финнеган, когда он был молод?
Как будто он может читать мои мысли, молодой Финнеган подмигивает мне и показывает большой палец.
И вот так просто я отказываюсь даже пытаться понять, что происходит в этом гребаном балагане, в который превратилась моя жизнь.
Однако в отличие от меня Каспиан не сдается – вместо этого он смотрит прямо на меня и спрашивает:
– Клементина, что здесь происходит? – продолжая при этом неудержимо дрожать.
Я беру его за руку и оттаскиваю на несколько футов вперед – подальше от маленькой девочки с хвостиками и плюшевым мишкой в руках, в которую он успел врезаться наполовину.
У меня нет времени вдаваться в объяснения, поэтому я просто говорю:
– Следуйте прямо за мной след в след.
– Э-э-э, почему? – спрашивает Саймон.
– Потому что она может видеть призраков! – отвечает Каспиан.
У Саймона округляются глаза:
– Серьезно?
Но я слишком поражена, чтобы ответить.
– Ты знал? Но я же никогда…
– Мне рассказала Каролина! – говорит он, и по его лицу ручьями стекает дождь. – Она хотела гарантировать, что я буду присматривать за тобой, если ее здесь не будет.
Его слова подобны тяжким, сокрушительным ударам, и я едва не падаю.
Это слишком, и я не могу этого вынести.
Слишком много горя.
Слишком много мук.
Слишком много борьбы, и все только ради того, чтобы терять опять, опять и опять.
Это никогда не кончается, и я не хочу больше бороться.
Я больше не могу.
Я так устала. Так измучена. Я сломлена, сломлена безвозвратно.
Я просто хочу, чтобы все это закончилось.
Но затем я смотрю на Каспиана и не могу не думать о том, что все эти годы он хранил мой секрет. Что все это время он по-своему защищал меня, а я об этом даже не подозревала.
Я делаю глубокий вдох и изо всех сил стараюсь сопротивляться горю, которое давит на меня, как весь этот океан. Потому что я не могу сдаться. Не могу допустить, чтобы что-то случилось с ним – или с Саймоном, или с кем-то другим из тех, кто находится сейчас вместе с нами на этой аллее. Я должна провести их сквозь спутанный клубок времени, находящийся между ними и пляжем.
Между ними и порталом.
Поэтому я запихиваю свои горе и ужас обратно туда, где они не будут мне мешать, где мне не надо будет думать о них сейчас. А затем бегу прямо к стене, которая опоясывает весь остров и обычно отрезает учеников от пляжа и причалов.
На бегу я уклоняюсь от призраков и мерцающих сущностей из прошлого, настоящего и будущего и стараюсь не обращать внимания на боль. Невыносимую боль. Но я просто продолжаю отметать ее и бежать дальше, потому что как ученики, так и учителя двигаются за мной след в след.
Остается только поисковая группа, собирающая в пластиковые мешки останки погибших учеников, чтобы не оставлять их на острове.
По мере того как мы приближаемся к пляжу, град становится крупнее, но теперь от него некогда искать убежище, да и негде. Так что я пригибаю голову, прикрываю ее руками, чтобы хоть как-то защититься от градин и продолжаю бежать, а Каспиан и остальные бегут за мной.
Мимо главного корпуса общежитий, через густую рощу, отделяющую учеников от стены, и наконец – наконец – через недавно проделанное отверстие в стене, ведущее на пляж.
И бегу дальше, дальше. Я не останавливаюсь – никто из нас не останавливается, – пока мы не добегаем до полосы рыхлого песка, туда, где начинается океан.
Мы бежали так быстро и так долго, что мое дыхание стало свистящим, как звук товарняка. Я наклоняюсь, уперевшись руками в бедра и пытаюсь отдышаться, глядя на бушующий океан.
Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видела, но также и наиболее опасное. Потому что на берег накатывают все более и более гигантские волны, морская вода черна и полна пены. Рев прибоя оглушает, подавляет, и я не могу не гадать, как, даже при наличии портала, мы сможем спасти всех, несмотря на все это.
Каждая новая волна становится все огромнее, огромнее, и это только вопрос времени, прежде чем на нас обрушится настоящее цунами и затопит всю эту часть острова.
Я оглядываюсь по сторонам, ища глазами Джуда, моих друзей, мою мать, но посреди всего этого шторма в этой толпе из сотен людей из разных времен это невозможно. Я не могу разглядеть ни черта.
По крайней мере до тех пор, пока моя мать не начинает выкрикивать мое имя в мегафон.
Я иду на этот зов, пробираясь сквозь толпу – и даже умудряюсь без проблем пройти мимо Жанов-Болванов, – пока не вижу мою всегда безупречную мать, которая теперь вымокла насквозь, волосы которой облепили ее голову, а лицо покрыто кровью, наверняка не ее собственной. Рядом с ней находится ее более молодая версия из прошлого – одетая в брюки в мелкую белую полоску и белую рубашку с пуговицами, с рюкзаком на плече – и ее версия из будущего, согбенная от старости с вязаным шерстяным пледом, накинутым на плечи.
Секунду я могу смотреть только на эти две версии моей матери, которых я даже не узнаю. Но затем мое внимание привлекает что-то другое, и, повернувшись, я вижу моего дядю Кристофера, стоящего рядом с ней. Подле него находится Джуд, который, судя по его лицу, так же разбит и сломлен, как я сама.
– Клементина! – Моя мать сама не своя от облегчения, когда она крепко обнимает меня. – О боже. Я так боялась, что эти кошмары…
Она замолкает, и я обнимаю ее в ответ, и, хотя я чувствую облегчение от того, что она в порядке, смотрю я только на Джуда, который глядит на меня, как будто я его единственный спасательный круг.
– Вот она! – ворчит дядя Кристофер. – С ней все хорошо. Теперь тебе настало время исполнить свою часть сделки, Джуд. Пошли.
Сперва Джуд как будто не слышит его, а просто продолжает смотреть на меня затравленными калейдоскопичными глазами.
– Клементина, – шепчет он, и я впервые нисколько не возражаю против того, что он назвал меня моим настоящим именем. Как я могу быть против, если в его устах оно звучит так, будто я самое важное – будто я единственное, – что есть на земле?
Даже зная, что он мне сказал, даже зная, что мы, не желая того, сделали, я не могу не потянуться к нему. Не могу не чувствовать, что он отчаянно мне нужен.
Он закрывает глаза, когда мои пальцы касаются его руки, и на его лице написана мука, надрывающая мое сердце.
– Джуд, – шепчу я, цепляясь за него, потому что чувствую, как он ускользает от меня. Даже до того, как он высвобождает свою руку из моей хватки.
И, когда он смотрит на меня на этот раз, его лицо лишено всякого выражения.
– Джуд, – повторяю я.
Но он не отвечает. Не произносит ни слова. Вместо этого он делает три шага назад и просто исчезает.
Глава 60В шторм хорош любой портал
Я истошно выкрикиваю его имя, бросившись за ним, но моя мать хватает меня за талию, а все три версии дяди Кристофера быстро следуют за Джудом в портал.
– Пусти! – кричу я, пытаясь вырваться из ее хватки.
Но моя мать обладает силой мантикоры, и она использует ее всю, чтобы крепко держать меня, одновременно командуя:
– Успокойся, Клементина! Очень скоро ты ее увидишь.
– Он будет на складе?
– А где еще он может быть? – Она раздраженно смотрит на меня.
– Не знаю, – медленно произношу я. – Я просто думала, что ведь люди…
Я замолкаю, потому что не хочу этого говорить. Я не уверена, что вообще могу это сделать.
– Погибли? – Моя мать не пытается уклониться от истины. – Если мы не будем об этом говорить, это не сделает это неправдой, Клементина. И не отменит тот факт, что в этом виноват Джуд. Это повлечет за собой последствия – суровые последствия. Но неужели ты в самом деле думала, что я выгоню его из школы за одну-единственную ошибку? Эта школа действует не так, и ты должна бы это знать. К тому же ему больше некуда идти. Мы – это единственное его прибежище.
На моем языке вертится слово Этериум – я очень боялась, что его отправят именно туда с тех самых пор, как он рассказал мне, что произошло, как отправили туда Каролину – но, если моя мать об этом не думала, я однозначно не стану сама поднимать эту тему. Ни сейчас, никогда-либо потом.
– Ты не могла бы помочь мне вот с этим? – Она сует мне в руки планшет в водонепроницаемом чехле. – Кристофер отмечал тех, кого мы отправляем в портал, но теперь этим можешь заняться ты. И давай поспешим, хорошо? Чем скорее мы перенесем всех на склад, тем скорее сможем попасть туда и сами.
Я беру у моей матери планшет и одновременно вижу странную мерцающую сущность – наполовину рядом с ней, наполовину совмещенную с ней – и смотрю на молодую женщину, очень похожую на нее и в то же время не похожую.