Иззи машет рукой, опустившись на песок рядом со все еще лежащим без сознания Реми.
– Иди. Тут я справлюсь сама.
Я провожу кучу времени – не знаю, как долго, – бродя по пляжу, помогая людям и пытаясь отыскать Луиса. Но, похоже, мне тотально не везет. Я помню, что, по словам Джуда, моя мать каким-то образом смогла добраться до выхода из портала в Ханствилле, хотя она и зашла в него в числе последних, и не перестаю молиться, чтобы мой лучший друг находился сейчас там же, вместе с ней.
Возможно, там он находится не в большей безопасности, чем в последние три года в Школе Колдер, но, по крайней мере, там он жив. А сейчас это единственное, чего я желаю.
Единственное, чего можем желать все мы.
Пожалуйста, пусть Луис будет в порядке.
Пожалуйста, пусть Джуд будет в порядке.
Пожалуйста, пусть Моцарт будет в порядке.
Я начинаю проговаривать про себя свою мантру заново, но тут спотыкаюсь обо что-то, лежащее на песке. Я опускаюсь на корточки и вижу, что это мистер Абдулла, один из ведьмаков, создававших портал. Мне достаточно одного взгляда на него, чтобы убедиться – он мертв. Как и миз Пикадилли.
Из моего горла рвется всхлип, но я подавляю его. Я их даже почти не знала, так что мне нет смысла так уж расстраиваться. Разве что потому, что они просто пытались помочь. Они оставались в портале так долго, как только могли…
Это ужасно. Совершенно, совершенно ужасно.
Я протираю глаза, чтобы вытереть как слезы, так и дождь, когда на берег обрушивается еще одна волна, принеся с собой еще множество людей.
Я подбегаю к первому человеку, которого вижу. Из-за пелены дождя я по началу могу разглядеть только то, что это чье-то тело, но, когда приближаюсь, видно становится немного яснее, и я невольно ахаю, увидев ее неповторимые ярко-золотистые волосы.
Это миз Агилар, и вид у нее скверный. Как и у ее будущей версии, которая сейчас сидит на песке, обхватив руками колени, прижав их к груди – и с каждой секундой становясь все менее отчетливой.
Ей здорово досталось, ее некогда ярко-розовый спортивный костюм весь изорван и пропитан кровью, вытекшей из раны, которую я пока не могу разглядеть.
Я зову ее по имени, но она совершенно не реагирует – то ли потому, что она без сознания, то ли потому, что она уже умерла. Точно я сказать не могу. Я знаю одно – я никак не могу оставить ее в таком состоянии.
Я хватаю ее за плечо и начинаю катить, затем едва не начинаю жалеть об этом. Потому что ее кожа мертвенно бледна, от ее всегдашней живости не осталось и следа. Из плюсов можно отметить то, что она все еще дышит, хотя и поверхностно, а из минусов – то, что теперь я вижу, откуда вытекает ее кровь – из скверно выглядящей раны на боковой части ее головы.
Меня охватывает паника – я умею проделывать несложные манипуляции по сердечно-легочной реанимации, если речь идет о здоровых людях, которые перестали дышать из-за утопления. Но рана на голове – это нечто такое, о чем я ничего не знаю.
И все же надо попытаться что-то сделать. Взглянув на океан, я вижу, что там вздымается еще одна волна – и заметно, что она еще огромнее, чем предыдущая. А значит, нам обеим нужно срочно убраться из зоны ее досягаемости. Собрав последние силы, я оттаскиваю миз Агилар до середины ширины пляжа, затем падаю возле нее на колени и начинаю осторожно трясти ее, повторяя ее имя. Она не отвечает – что и неудивительно, – но я понятия не имею, что еще можно сделать в такой ситуации.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках подмоги, но, прежде чем успеваю найти кого-нибудь, воздух вокруг нас наполняется громким шипением. Я поднимаю голову, ожидая, что сейчас в пляж ударит молния, но вместо этого раздаются очень громкие хлопки, а затем… ничего.
То есть ничего, кроме продолжающегося рева урагана.
Я опять оглядываюсь, пытаясь понять, что сейчас произошло. И тут замечаю, что прожектора на верху огромной стены, отделяющей пляж от территории школы, – те самые, которые, как я знаю, горели всего несколько минут назад, поскольку, чтобы достичь берега, я двигалась именно на их свет – больше не светят. И, приглядевшись я обнаруживаю, что громадные электрические лампы в них выглядят так, будто они взорвались.
Я говорю себе, что это неважно, что их просто разбила молния. Но в это трудно поверить, когда я опускаю взгляд и осознаю, что руки, держащие плечо миз Агилар, мои руки, внезапно превратились в лапы.
Глава 65У меня совершенно другое лицо
Только не сейчас.
Пожалуйста, только не сейчас.
Я не могу разбираться с тем, что происходит вокруг из-за этого шторма и одновременно иметь дело с тем, что ко мне вернулась моя магическая сила.
Однако хочу я того или нет, моя мантикора уже здесь. Я смотрю, как мои короткие ногти, которые два дня назад вечером я с помощью Евы и Луиса покрасила в яркий сине-зеленый цвет – господи, кажется, что с тех пор прошла целая вечность, – превращаются в длинные узкие острые когти львицы. Когти, которые каким-то образом сохранили сине-зеленый цвет. Ощущение у меня странное – как будто мое собственное тело больше не мое. А обернувшись, я вижу, что да, мой жуткий черный хвост тоже вернулся, он тоже здесь.
Как будто этому и без того кошмарному дню не хватало только одного – чтобы куча проблемных сверхъестественных существ, которых никогда не учили, как надо пользоваться имеющимися у них магическими способностями, внезапно получили их обратно, притом именно тогда, когда вокруг них бушует колоссальной силы ураган.
И да, я понимаю всю парадоксальность того, что я всю свою жизнь хотела получить доступ к моей мантикоре. Но в эту минуту я зла, и мне страшно. Я не знаю, как пользоваться этим телом, в котором я застряла, и во всем этом виновата моя мать.
От одной мысли о том, что со мной снова может случиться расцепление, меня охватывает чувство беспомощности, как и от мысли о том, что с этими когтями я не смогу никому помочь – и, хотя их можно втягивать, я понятия не имею, как это делать.
Если моя ипостась мантикоры оставит меня сейчас – предпочтительно не вогнав меня в состояние расцепления, – это бы устроило меня как нельзя лучше.
Я оборачиваюсь на ограждающую территорию школы стену, гадая, не почудилось ли мне, что прожекторы на ней больше не светят, – но нет, вкрученным в них электролампам точно пришел конец. Я в ужасе смотрю, как один из вампиров хватает стоящего рядом темного эльфа и начинает пить его кровь.
Неподалеку от них пара леопардов в своем животном обличье описывают круги вокруг ведьмы по имени Оливия, которую я знаю по сеансам групповой психотерапии, между тем как за ними два волка завязали схватку, и я уверена, что они дерутся за то, кто из них будет доминировать.
Потому что этому дню не хватало еще и этого, чтобы все мы оказались в полной жопе.
Наверное, неплохо, что моя мать находится сейчас в безопасности в Хантсвилле – притом, что все ученики, которые, по ее мнению, должны быть полностью лишены возможности мало-помалу учиться тому, как иметь дело с их магическими способностями и как нести связанную с этим ответственность, теперь получили их все в один присест.
И определенно используют свою магическую силу безответственно.
Я понятия не имею, с чего начать, но, объятая паникой, пускаюсь бежать к Оливии. Я не могу просто оставить бедную девушку на милость двух разъяренных леопардов: тем более что сейчас я вижу только две ее версии – маленькую девочку, которой она была когда-то, и девушку-подростка, которой она является сейчас. Я не знаю, означает ли то, что я не могу видеть ее будущее, что этого будущего у нее нет, если я не вмешаюсь – как в случае с Алиной, – но я не стану рисковать, проверяя, так это или не так
– Эй! – кричу я, и от басовитости голоса моей мантикоры мне становится не по себе, пока я мчусь, чтобы заслонить ведьму от леопардов. – Перестаньте ради…
Я осекаюсь, поскольку Оливия явно творит какие-то чары, от которых леопарды взлетают в воздух. Их версии из настоящего приземляются в нескольких футах от нее, а прошлые и будущие остаются там, где были.
Я останавливаюсь как вкопанная. Потому что своими чарами Оливия не только с силой взметнула леопардов в воздух, но и взорвала саму себя.
Меня пронзает ужас, когда я останавливаюсь в нескольких шагах от ее тела. Она, скорчившись, лежит на земле на боку, и сперва мне кажется, что еще есть шанс спасти ее. Но, нагнувшись и перевернув ее на спину, я вижу, что у нее нет половины лица – как и значительной части головы. А тем временем дождь продолжает хлестать и хлестать нас всех.
Я психую при виде того, что прежде было Оливией и делаю шаг назад, чувствуя, как глаза мои щиплет от слез. К моему горлу подступает тошнота, и каждый нерв в моем теле вопит мне, чтобы я бежала отсюда. Со всех ног. Чтобы я бежала как можно дальше от нее и от этого пляжа.
Потому что, когда я смотрю на ее неподвижное изувеченное тело еще раз, то вижу не Оливию, а Серину. И у меня такое чувство, будто мое сердце разбивается снова
Я начинаю пятиться, начинаю искать путь к отступлению, но такого пути здесь просто нет. Я, словно в ловушке, нахожусь на этом острове, как и все остальные, и бежать отсюда некуда, пока этот шторм наконец не решит утихнуть.
Но я не могу позволить себе распсиховаться. Миз Агилар по-прежнему нужна помощь. Я поворачиваюсь, чтобы возвратиться к ней, и обнаруживаю, что оба леопарда уже вернулись. И, похоже, решили, что вместо Оливии они перекусят мной.
Они крадутся ко мне, и, хотя я отхожу так быстро, как только могу, в попытке оторваться от них, мне понятно, что для этого уже поздно. Потому что ко мне приближаются не только их нынешние версии, но и те, которые относятся к будущему.
Вся эта ситуация, когда я одновременно вижу прошлое, настоящее и будущее, здорово сбивает меня с толку, не говоря уже о том, что теперь, когда я знаю, что она действительно показывает мне будущее, это вселяет в меня страх.