Черный дракон – надо полагать, это Моцарт – пикирует на бегущего леопарда, хватает его когтями, несет и сбрасывает в прибой, после чего летит обратно к нам.
Между тем второй леопард в ярости прыгает на Джуда. В страхе я заслоняю Джуда собой – я ни за что не допущу, чтобы он погиб из-за меня.
Размахнувшись своей здоровой когтистой лапой, я вонзаю когти в подбрюшье этой большой кошки, а мой хвост снова поднимается и жалит ее в шею. На сей раз я чувствую при этом, как что-то странное, что-то горячее распространяется по моему телу и сосредоточивается, став особенно горячим, в моем хвосте.
Это мой яд, с легким ужасом осознаю я. Такой же жар я ощущала, когда была в состоянии расцепления, только теперь это ощущение стало намного более управляемым. И, когда мой хвост остывает так же быстро, как нагревается, до меня доходит, что это потому, что я выпустила весь свой яд в леопарда.
И вот так просто, он падает наземь, корчась в конвульсиях.
Глава 67Слезы Феникса
Меня охватывает страх. Я не собиралась убивать этого леопарда. Я не хотела его убивать. Джуд видит панику на моем лице и, нагнувшись, кладет два пальца на шею леопарда.
– У него есть пульс, – объявляет он. – Ты просто вырубила его. Когда он оклемается, с ним все будет в порядке.
– А я бы предпочла, чтобы он сдох, – бормочет Эмбер.
– Давайте хотя бы оттащим его подальше от волн, – предлагает Моцарт, беря одну из его рук. Джуд хватает его за другую руку, и они вдвоем, словно тряпичную куклу, волокут его бесчувственное тело к внешней части пляжа.
Пока они тащат его, на скальном гребне недалеко от административного корпуса появляется волк и бежит прямо на нас. Тотчас срабатывает мой защитный инстинкт, и я поднимаю лапы, готовая драться. Сперва я испытываю страх, но затем, когда волк подбегает ближе и его серебристые глаза встречаются с моими, до меня доходит, что это не абы какой-то волк.
Это Луис. И он в порядке. Здорово потрепан, но в порядке.
Впервые после того, как я спаслась из волн и снова оказалась на пляже, страх во мне сменяется облегчением, потому что Луис жив. Он выпал из портала, преодолел полосу бушующего океана, и вот он снова здесь, передо мной.
Он подбегает прямо ко мне, превращается в человека и крепко обнимает меня. Я прилагаю все силы, чтобы мой хвост остался на месте и не причинил Луису еще большего вреда, чем он уже претерпел.
– Как ты выбралась из воды? – спрашивает он, когда наконец отпускает меня.
– Меня нашел Джуд. – Я изо всех сил стараюсь не покраснеть. – А ты?
Он вскидывает бровь.
– Я же волк, детка. И я просто доплыл до этого пляжа по-собачьи.
– Должно быть, это было не просто плавание по-собачьи, а что-то с чем-то, – говорю я и широко улыбаюсь.
– Пожалуй, нам лучше поскорее закруглить эту встречу друзей, – звучит голос, произносящий слова с британским акцентом, и я вижу приближающихся к нам Реми и Иззи. Похоже, он оправился от столкновения с ее властным нравом.
Она показывает на линию прибоя, где леопард, которого Моцарт бросила в воду, вылез из волн, похожий на утопленную крысу. И судя по всему, он разъярен. Но справа за ним движется Саймон – его прошлая, нынешняя и будущая версии. Сейчас у него нет хвоста, его заменяют ноги, но вода, стекающая с его тела, сверкает, а глаза сияют золотым светом. Его вид завораживает.
Леопард, лежащий у ног Джуда, шевелится, а между тем его вылезший из воды приятель чует, что прямо за его спиной имеется свежее мясо.
– Уходите! – кричит нам Саймон, сковав леопарда своим гипнотическим взглядом.
– Идем в общежитие, – объявляет Джуд, и мы все бросаемся бежать, преодолевая сопротивление ветра.
Это занимает больше времени, чем мы ожидали, – бежать во время урагана, когда твои силы на исходе, это та еще жесть, – но в конечном итоге мы все-таки вбегаем в общий зал общежития. Во всяком случае мне кажется, что это общий зал общежития. Потому что его прошлая версия украшена лепниной в виде морских звезд и стеклянными фигурками морских ежей, а в будущем он превратится в зал высокотехнологичных игровых автоматов со столами для аэрохоккея.
Один за другим все наши распахивают двери и врываются в зал, вымокшие до нитки, тяжело дыша. В том числе и Саймон, который каким-то чудом сумел нас догнать. Он тормозит, скользя, и с силой захлопывает двери.
Все уже вернулись в свои человеческие обличья, кроме меня. Нет, я тоже хочу превратиться из мантикоры в человека, просто я не знаю, как это сделать. И мне страшно от мысли, что со мной опять произойдет расцепление.
Эмбер первой смекает, что к чему, потому что все ее три версии отводят меня в сторонку.
– Ты слишком зацикливаешься на этом превращении. Тебе надо просто представить, что ты находишься в своем человеческом обличье, и у тебя все получится.
– И это все? – скептически вопрошаю я.
Она фыркает.
– Ну, не воображай, что ты Зендайя, и не жди, что ты станешь ей. Но, если ты представишь себя саму, превращение произойдет легко и просто.
Я не уверена, что верю этому утверждению, но была не была – в конце концов, что значит еще один околосмертный опыт для такого дня, как этот?
– Не думай о том, что произошло с тобой в первый раз, – советует Эмбер, когда я начинаю закрывать глаза. – Просто представь себе свое человеческое обличье и пожелай превратиться в человека.
Я делаю все точно так, как говорит мне Эмбер: закрываю глаза, представляю себя в своем человеческом обличье и пытаюсь принять его.
Вот только… ничего не происходит.
Эмбер закатывает глаза и рявкает:
– Сосредоточься. Ты должна действительно верить, что это произойдет, иначе ничего не выйдет.
Я провожу несколько секунд, думая о моих темно-каштановых волосах, которые сейчас наверняка спутаны и выглядят как крысиное гнездо – и из-за нападения того чудовища, и из-за ветра, и из-за морской воды.
Затем я перехожу к мыслям о моих голубых глазах и их на удивление длинных ресницах. И о веснушках на моем носу. И о маленькой ямочке на моем подбородке…
И внезапно внутри моего тела начинают вспыхивать искры – все начинается с моих ступней, затем идет вверх к грудной клетке и наконец доходит до шеи и головы. Мгновение – и я снова становлюсь обычной нормальной Клементиной.
– Вот видишь? Я же говорила тебе, что это просто. – Эмбер окидывает меня взглядом с головы до ног, затем протягивает мне руку. – Дай мне твою руку. – И показывает на ту из них, которую леопард пытался отгрызть.
– Зачем? – озадаченно спрашиваю я.
Моя раненая кисть выглядит лучше, чем когда она была лапой, но я думаю, это потому, что что-то в магии перехода из одного твоего обличья в другое помогает залечивать раны.
С опаской я делаю, как она говорит.
– То, что ты сделала с этими сраными котами, – говорит она, держа мою руку прямо под своим лицом, – было весьма круто.
А затем несколько раз хлопает глазами, пока по ее щеке не стекают слезы и не падают на мою руку.
– Я проделываю это нечасто, но… – Она пожимает плечами.
Сперва я понятия не имею, что она имеет в виду, но затем в моей руке начинается странное покалывание – сначала там, где на кожу капнули ее слезы, но потом оно распространяется до кости. Инстинктивно я немного отдергиваю руку, и с изумлением вижу, как кожа и сухожилия срастаются, так что не остается даже царапины.
Как только это происходит, Эмбер отпускает мою руку и немного смущенно вытирает свою щеку.
– Я ничего не понимаю, – говорю я ей, и от изумления голова у меня идет кругом.
– Слезы феникса могут вылечить кучу вещей, – поясняет она, слегка пошевелив бровями. – Они не могут оживить мертвых или полностью исцелить смертельные раны, но они отлично лечат все остальное.
– Спасибо тебе.
Она поворачивается и направляется к остальным, которые стоят кругом и обмениваются байками.
Все, кроме Джуда и Реми. Я хочу спросить, куда они ушли, но тут дверь кладовой открывается, и они выходят, неся охапки формы Школы Колдер.
Худи, рубашки, спортивные штаны, шорты, носки – самых разных размеров и все ярко-красные и черные.
– Ну что ж, по крайней мере спасатели смогут заметить нас на берегу, – замечает Луис, когда Реми бросает ему крсную рубашку поло и пару красных шорт.
– Точняк, – смеется Саймон, хлопнув его по спине.
Джуд раздает одежду всем остальным прежде, чем подойти ко мне с черной футболкой и парой красных шорт.
– Тут есть и спортивные штаны, если хочешь.
– Спасибо, мне хватит и этого.
Я жду, что он скажет что-то еще, но он молчит и просто стоит и смотрит на меня. Я начинаю раздражаться, но тут соображаю, что сама я тоже ничего ему не сказала. Не потому, что не хочу, а потому, что понятия не имею, как начать распутывать спутанный клубок из слов и эмоций, которые крутятся сейчас в моей голове.
Возможно, то же самое происходит сейчас и с Джудом.
Поэтому вместо того, чтобы прибегнуть к сарказму, как я обычно делаю, я просто беру одежду и иду прочь. Будем надеяться, что кто-нибудь из нас найдет подходящие слова и скоро выскажет их.
Но едва я делаю несколько шагов, как Джуд легко берет меня за локоть. Как только его пальцы касаются моей кожи, биение моего сердца учащается, а голова начинает немного кружиться. Что глупо – ведь это Джуд, просто Джуд. И все же… не просто.
Я заставляю себя успокоиться – сделать вдох, – когда поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он выглядит, как всегда, – его глаза серьезны, полные губы сжаты в прямую линию, лицо бесстрастно. Но затем все это смягчается – он смягчается – и я чувствую, как тугой клубок внутри меня, состоящий из слишком сильных эмоций и слишком жестоких потерь, понесенных за слишком короткое время, начинает мало-помалу распускаться.
И это даже до того, как уголки его губ чуть приподнимаются в подобии улыбки и он говорит:
– Что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой, Кумкват.