– Возможно, теперь ты тоже можешь видеть будущее, – с сухой иронией предполагает Иззи.
Я подхожу к тому месту, куда Джуд поместил гобелен и в данную минуту разворачивает его. Часть меня надеялась, что он вернется в нормальное состояние, что какая бы странная хрень ни испортила его вчера вечером, она каким-то образом разрешилась.
Но еще до того, как Джуд развернул его наполовину, я вижу, что это не так. Он выглядит так же странно и жутко, как и ночью, – а может, даже хуже, поскольку теперь на нас не льет дождь.
– Я не пытаюсь изобразить из себя невежественную дуру, – говорит Моцарт, встав с дивана и подойдя, чтобы посмотреть на гобелен. – Но все-таки что это такое?
– Это текстильное изделие, – отвечает Саймон. – Переплетение…
– Да ладно, – перебивает она его. – Я знаю, что такое гобелен. Я спрашиваю, что собой представляет этот гобелен, поскольку он определенно особенный, иначе Жаны-Болваны не явились бы за ним, и Клементина не смогла бы сломать время или что там она сделала.
– Я ничего не делала! – возражаю я. – Меня даже не было рядом с этим гобеленом, когда это произошло. Я знаю только, что со мной все пошло наперекосяк, а потом, когда я подобрала его с земли, он тоже был в полной жопе.
Моцарт поворачивается к Джуду:
– Я видела, как ты психовал, когда этот гобелен оказался у Клементины. Так что он собой представляет? Почему тебя так напрягало то, что он находится у нее?
Джуд смотрит на нее несколько секунд, и на его челюсти ходят желваки, а лицо лишено всякого выражения, как бывает, когда он не хочет о чем-то говорить. И я вижу тот момент, когда он решает покончить с увертками и просто сказать правду.
– Это гобелен сновидений, – говорит он наконец с явной неохотой. – Вернее, в данном случае, это гобелен кошмаров.
– Что-что? – спрашивает Саймон и делает большой шаг прочь от гобелена.
И я его не виню – после всего того, что произошло в середине ночи, мне приходится призвать на помощь все свое мужество, чтобы остаться стоять на месте.
– Гобелен сновидений – он соткан из человеческих снов.
– Снов? – спрашивает Реми, подойдя ближе, чтобы лучше разглядеть его. – Или кошмаров?
Джуд испускает долгий медленный вздох, потом говорит:
– Я Принц Кошмаров. Так что делайте выводы сами.
Сейчас я второй раз слышу эти слова, но они для меня все равно как удар под дых. Быстро оглядевшись, я убеждаюсь, что все остальные воспринимают их так же – точнее, все кроме Иззи, которая даже не подняла глаз от своих ногтей и от ножа в своих руках.
Но прежде, чем я успеваю попросить у Джуда объяснения получше, весь корпус общежития сотрясается от мощного раската грома – и сразу после до нас доносится грохот распахнутой входной двери.
Глава 70Время ускользает и скользит
– Какого черта? Что это было? – восклицает Луис и вскакивает на ноги. Я направляюсь к коридору, ведущему к входной двери, чтобы выяснить, что к чему, но тут в зал вваливаются миз Агилар, мистер Дэнсон и – нетрудно догадаться – то, что осталось от контингента учеников.
Их всего шестьдесят или около того, и мне становится не по себе, когда я думаю о том, сколько учеников вошло в портал перед тем, когда он порвался. Весь двенадцатый класс – больше сотни учеников – и еще одиннадцатиклассники, так что, кто знает, сколько из них было втянуто в портал и выброшено обратно, когда он порвался. Не говоря уже о нескольких учителях.
Может быть, некоторых из них подобно моей матери засосало через портал на другую его сторону, и сейчас они находятся там в тепле и сухости и им и дела нет до ураганов и кошмаров или других вещей, которые в эту минуту заставляют меня психовать.
Но я знаю, что переправиться смогло только небольшое число тех, кого здесь нет. Остальные утонули в волнах или погибли от воплотившихся кошмаров, или, того хуже, от лап таких же учеников, когда мы все вновь обрели свои магические способности.
Это ужасная мысль, от которой глаза мои наполняются слезами, а горло сдавливает скорбь.
Со всем, что произошло, мы будем разбираться потом, когда у нас для этого будет время. Сейчас же нам надо как-то прожить следующие двадцать четыре часа или около того, до того, как шторм – будем надеяться – рассеется.
– О, Клементина! – выводит трель миз Агилар, увидев меня.
Я рада, что она оклемалась. Я беспокоилась за нее с тех пор, как вытащила ее из линии прибоя на пляже, но она определенно выглядит изрядно потрепанной. Дождь смыл кровь, вытекавшую из раны на ее голове, и стал виден глубокий порез на ее лбу. К тому же ее одежда, обычно сверкающая блестками, порвана в клочья и испачкана грязью, и одно из ее ярко окрашенных крыльев наполовину оторвано от ее спины.
– Вот ты где, Колдер! – ворчит Дэнсон, ввалившись в зал. Он выглядит лучше, чем она, но ненамного. На этом минотавре не заметно видимых ран, но один из его рогов висит на ниточке вдоль его щеки, и он где-то потерял свою рубашку. – Нам бы не помешала твоя помощь там.
– Говоря по справедливости, мне самой тоже не помешала бы ваша помощь, сэр. Мне пришлось сражаться за свою жизнь с парой леопардов.
Словно в ответ на эти слова, один из этих леопардов – теперь уже в человеческом обличье – испускает громкий рык.
– А ну кончай, – рявкает Дэнсон. – Мы больше не занимаемся такими вещами, тебе это понятно?
Леопард не отвечает, что я принимаю за знак согласия.
Как и Дэнсон, – который буркает:
– Вот и хорошо, – после чего начинает командным голосом отдавать распоряжения, как будто он капитан гвардии Двора Минотавров.
Он отправляет меня в кладовую за дополнительной одеждой, чтобы раздать ее всем, меж тем как миз Агилар отмечает учеников в блокноте с отрывными листами, к чему моя чрезмерно строгая мать наверняка отнеслась бы с неодобрением.
Когда все это оказывается сделано, он поручает мне и Луису раздать вновь прибывшим снеки, а Джуду и остальным – раздать им полотенца и одеяла. К счастью, кухонные ведьмы наготовили кучу снеков, пока все мы сновали по территории, пытаясь защитить школу от натиска урагана.
Правда, нельзя сказать, что от наших усилий есть какой-то толк, потому что я никогда еще не чувствовала себя в меньшей безопасности. Пока мы с Луисом ходим по общему залу, разнося соленые крендельки и крекеры с сыром, все смотрят на нас так, будто желают нас убить.
Точнее, убить меня.
Что и понятно. Они ищут кого-нибудь, кого можно было бы обвинить в этой катастрофе, а я здесь единственная, кто носит фамилию Колдер.
На их месте я бы тоже винила себя.
Я вижу большую их часть в трех экземплярах, так что эта дополнительная порция их враждебности отнюдь не облегчает дела. Что-то должно произойти с этим чертовым гобеленом Джуда, что-то в нем должно измениться, потому что я не могу и дальше видеть все в трех версиях.
Я вскрикиваю, когда передо мной вдруг возникает мерцающая сущность, и я невольно прохожу сквозь нее. Я тут же отскакиваю, но все мое тело все равно разрывает невыносимая боль, такая ужасающая, что я такой и не упомню.
Мои глаза встречаются с глазами этой мерцающей сущности, и я потрясенно ахаю, потому что на сей раз я узнаю эту сущность. И не потому, что я ее уже где-то видела, а потому что это Луис, только теперь в середине его груди зияет огромная рана.
Глава 71Давайте не будем опять искривлять время
– Клементина… – выдыхает он, потянувшись ко мне.
Я так потрясена, так раздавлена, что даже не отскакиваю, чтобы избежать соприкосновения с ним. Вместо этого я тоже подаюсь к нему, и по лицу моему текут невольные слезы.
– Клементина! С тобой все в порядке? – Целый и невредимый Луис, стоящий рядом со мной, выглядит испуганным, когда сжимает мое предплечье. – В чем дело?
Боль пронизывает меня всю, когда я соприкасаюсь с Луисом – мерцающей сущностью, но это пустяк по сравнению с терзающей меня душевной мукой.
Только не Луис.
Только не Луис.
Пожалуйста, пожалуйста, только не Луис тоже.
Я не смогу это выдержать. Я не смогу…
Из моего горла вырывается всхлип, и, хотя я знаю, что это невозможно, я пытаюсь поддержать его, обнять, помочь ему. Но, когда я делаю это, моя рука проходит прямо через кровоточащую дыру в середине его груди, и он падает как подкошенный.
Я пытаюсь подхватить его, но он падает прямо сквозь меня, и тут я начинаю истошно вопить. Я кричу, кричу и кричу, меж тем, как у меня подгибаются колени, и я валюсь на пол.
Только не Луис.
Только не Луис.
Пожалуйста, только не Луис.
Он корчится на полу, его тело сотрясается в конвульсиях прямо у меня на глазах, и я пытаюсь подползти к нему, оказать ему помощь. Но на этот раз, когда я касаюсь его, он тут же исчезает.
Настоящий Луис хватает меня, пытается поднять на ноги, но я не могу даже смотреть на него, потому что всякий раз, взглянув на него, я вижу, как он корчится на полу передо мной, умирая.
– Черт возьми, Клементина! – кричит он, и в голосе его звучит такая же паника, как та, которая охватила сейчас меня. – Ты должна объяснить мне, в чем дело. Ты должна…
Он замолкает, когда к нам подбегает Реми.
– Что с тобой? – спрашивает он, опустившись передо мной на корточки.
Я пытаюсь ответить ему, но вместо ответа у меня только вырывается еще один всхлип. И я понимаю, что это еще не произошло, я знаю, что Луис стоит передо мной, живой и невредимый, но перед моими глазами все время стоит тот его образ, который я только что видела, – с кровавой смертельной раной в груди.
Он сливается с последним виденным мной образом Евы, с последними оставшимися в моей памяти образами Серины и Каролины, и у меня пресекается дыхание. Я больше не могу думать, а могу только сидеть и плакать.
– Я не хочу больше это делать, – лепечу я, обращаясь к Реми, который берет меня за плечи. – Я не могу это делать. Я не хочу это делать. Я не могу…