– Клементина, – голос Реми тверд, но спокоен, когда он произносит мое имя, но я слишком не в себе, чтобы слушать его. И он зовет меня снова, но на этот раз берет меня за подбородок и поднимает мою голову так, что я не могу не посмотреть в его спокойные зеленые глаза.
– Прошлое не переменишь, но будущее может измениться, – голос его звучит тихо и напряженно.
– Я не… я не могу…
– Послушай меня, – говорит он, и взгляд у него такой, что я не могу не подчиниться. – Прошлое неизменно, но будущее может измениться. Ничто из того, что еще не произошло, не предопределено.
– Ты не можешь этого знать, – отвечаю я, и на последнем слове мой голос срывается. – Ты не…
– Я точно это знаю. Клянусь, я знаю это наверняка.
И на сей раз, когда я встречаюсь с ним глазами, то вижу это в них – вижу, что он действительно это знает и понимает, что мне приходится сейчас переживать.
– Как такое возможно? – шепчу я, с трудом выдавливая из себя слова.
И, хотя я уже знаю ответ, хотя я вижу его так же ясно, как вижу Луиса, Джуда и Моцарт, стоящих за его спиной с тревогой на лицах, мне все же необходимо, чтобы он это сказал.
Должно быть, Реми видит, что мне это необходимо, потому что нынешний Реми наклоняется и очень тихо отвечает:
– Дело в том, что я тоже могу видеть будущее.
Глава 72Не морочь мне голову
Даже зная, что сейчас скажет Реми, – даже видя это по его глазам, – я поначалу ему не верю. И все же я позволяю ему помочь мне встать на ноги.
Миз Агилар направляется ко мне с преисполненной решимости улыбкой на губах, но сейчас я не в силах выдержать ее всегдашние преувеличенные жизнерадостность и бодрость. Поэтому я провожу рукой по лицу, чтобы стереть со щек слезы и объявляю:
– Со мной уже все в порядке, – обращаюсь ко всем присутствующим, большинство из которых видели, как у меня снесло крышу.
Теперь, когда я успокоилась, я так зла на себя. Я провела столько лет, скрывая любые проявления слабости, и вот теперь я совершенно расклеилась в присутствии самых отъявленных негодяев в школе.
А тут еще Луис смотрит на меня так, будто думает, что со мной что-то очень, очень не так. Я уверена, что в конечном итоге он захочет, чтобы я ему объяснила, что сейчас произошло, но, думаю, было бы плохой идеей сказать ему, что я упала и разрыдалась, потому что увидела, как он умирает.
Однако он не протестует, когда я резко разворачиваюсь и иду прочь от приближающейся ко мне миз Агилар так быстро, как меня только могут нести мои ноги.
Ни от кого из наших нет возражений.
Они просто спешат туда же, куда и я.
Мы проделали уже половину пути до того места в зале, которое считаем своим, когда путь нам преграждают Жаны-Болваны, потому что, если эти говнюки видят в тебе хоть какую-нибудь уязвимость, они никогда не упускают случая воспользоваться ею.
– Что, под рукой никогда не оказывается смирительной рубашки, когда в ней возникает нужда, да, Клементина? – с ухмылкой начинает Жан-Поль. – А твоя мамочка знает…
Джуд даже не дожидается, когда он закончит, а просто отпихивает его с нашей дороги. Затем заслоняет меня от Жанов-Болванов, и мы обходим их, не произнеся ни слова.
– Эй! – рычит Жан-Люк, бросившись нам наперерез, пока Жан-Клод и Жан-Жак окружают нас справа и слева. – Не смей трогать его и пальцем, Джуд.
Они находятся в своих ипостасях темных эльфов – их глаза сверкают, кожа мерцает, крылья наготове, и я знаю, что это только вопрос времени, прежде чем они сделают что-нибудь еще более неприятное – и намного, намного более опасное, – чем просто отпускать колкие замечания на мой счет. Все в них говорит о том, что она рвутся в драку.
– Может, тебе еще стоит его приласкать? – парирует Джуд.
– Ты что, угрожаешь мне? – уточняет Жан-Поль, встав рядом с Жан-Люком.
Джуд склоняет голову набок, будто обдумывая это.
Но прежде чем он успевает ответить, Жан-Люк кричит:
– Ты слышала это, Поппи? – Его взгляд перемещается на миз Агилар, которая, явно, страшно нервничая, робко подходит к нам. – Один из ваших учеников угрожает моему приятелю. Мой приятель не чувствует себя в безопасности. Верно, Жан-Поль?
– Да, я совсем не чувствую себя в безопасности.
– Хватит, пошли. – Я беру Джуда под руку и пытаюсь потянуть его за собой. Но он не желает сдвигаться с места.
Я смотрю на Луиса, Реми и Моцарта, ища у них помощи и обнаруживаю, что они так же не желают сдвигаться с места, как и Джуд. Собственно говоря, судя по выражению лица Моцарт, очевидно, что она подумывает поджарить всю эту четверку своим драконьим огнем.
Чтобы помешать ей я делаю шаг и становлюсь прямо перед ней. И понимаю, что поступила правильно, когда она фыркает:
– Кайфоломка.
Части меня хочется позволить ей поджарить их. Ведь нельзя сказать, что Жаны-Болваны этого не заслужили. И нельзя сказать, что кто-нибудь здесь будет по ним скучать. Но сегодня здесь и без того уже было слишком много смертей и увечий, и думаю новые нам ни к чему.
К тому же мне не раз доставалось от Жанов-Болванов, чтобы знать, что они играют нечестно. И мне совершенно не хочется, чтобы люди, которые мне дороги, пострадали – то ли от нечестных приемов, примененных ими теперь, то ли от нечестной борьбы с опасной мафией темных эльфов, которую их отцы развяжут потом.
– О, я уверена, что это было просто недоразумение, Жан-Люк, – говорит миз Агилар. – Не правда ли, Джуд?
Джуд не отвечает.
– Клементина, почему бы тебе и твоим друзьям не вернуться на свои места? А я попрошу мистера Дэнсона проводить Жан-Люка и его друзей к их местам.
Дэнсон идет к нам, и лицо его так же мрачно и свирепо, как небо за окнами.
Мои друзья, похоже, не спешат последовать указаниям миз Агилар – независимо от того, будет Дэнсон обеспечивать их выполнение или нет. Но, когда Жаны-Болваны все-таки направляются в противоположную часть зала, Джуд и Луис наконец позволяют мне сдвинуть их с места и повести за собой.
Но, когда мы возвращаемся к остальным, Иззи первым делом говорит:
– Забудь про их пальцы. В один прекрасный день, очень скоро я вырежу этим говнюкам языки.
– А почему не сегодня? – спрашивает Моцарт, плюхнувшись обратно на диван.
Джуд берет бутылку воды из нашего запаса и, открыв, протягивает ее мне.
– Спасибо, – говорю я, испытывая облегчение от того, что не стал приставать ко мне с расспросами. Но это облегчение длится недолго, потому что, когда наши глаза встречаются, я понимаю, что, хотя он и не задает мне вопросов, он определенно пытается найти ответы.
Как и все остальные.
Я понимаю, что обязана объясниться, но о том, чтобы сказать правду, не может быть и речи, а я понятия не имею, как это можно объяснить еще.
Однако прежде чем я успеваю что-то сказать, на выручку мне приходит Реми.
– Иногда, видя будущее, ты видишь в нем то, что тебе не по вкусу. Со мной это происходило десятки раз. Но, на мой взгляд, мы должны сосредоточится на том, чтобы привести в порядок этот чертов гобелен, а не на том, что видела Клементина, что бы то ни было. – Я никогда за всю свою жизнь никому не была так благодарна, как сейчас благодарна Реми.
Но то, что он пришел мне на выручку, не заставляет Джуда и Луиса перестать бросать на меня взгляды, говорящие, что позднее они еще потребуют у меня отчета.
Это также не значит, что у нашей группы нет вопросов, – только теперь они адресованы Реми, а не мне. Слава богу.
– Ты сказал, что ты волшебник времени, – говорит Саймон. – Но мне всегда казалось, что их мало и они попадаются очень редко.
– Думаю, да. – Он бросает на Саймона невеселый взгляд и, когда отвечает, его новоорлеанский акцент становится еще выраженнее, чем обычно. – Хотя надо заметить, что почти всю свою жизнь я провел в тюрьме. Я понятия не имею, что в действительности является редким, а что нет.
Я не знаю, что мне сказать на это, и, судя выражениям их лиц, этого не знают и остальные. По мне, так быть запертой всю жизнь на этом острове – это ужасно, но я не могу даже представить себе, что пришлось пережить Реми. Он родился в худшей, пользующейся наиболее дурной славой тюрьме для сверхъестественных существ и только недавно сбежал оттуда и в конце концов оказался здесь.
– Резонно, – говорит наконец Моцарт. – Но просто для твоего сведения – они и впрямь попадаются очень редко. Однако получается, что в одной только нашей группе их целых двое. Кто-нибудь еще находит это странным?
– Я не волшебница времени, – возражаю я. – Я не понимаю, что со мной творится сейчас, но я однозначно никакая не ведьма и не волшебница. Я мантикора – вы все это видели.
– Нет закона, который бы гласил, что ты не можешь быть и тем, и другим, – замечает Иззи.
– Это не имеет смысла и лишено логики.
– Если не считать того факта, что ты можешь видеть кучу вещей, которые, по идее, видеть бы не могла, – тихо отвечает мне Саймон.
Я не знаю, что на это сказать, потому что он прав. Но мне также не хочется продолжать говорить на эту тему, потому что все, что они говорят, только заставляет меня психовать еще больше.
Должно быть, Реми чувствует это, потому что он опускается на корточки, чтобы посмотреть на гобелен и резко меняет тему.
– Итак, расскажи мне, как эта штука работает, Джуд. Ты соткал ее из человеческих кошмаров?
Глава 73Бессоница – ведьма
Сперва мне кажется, что Джуд не ответит, но затем он вздыхает и говорит:
– Его соткал мой отец, очень давно. А десять лет назад я прибыл с ним в Школу Колдер.
– И с тех пор ты используешь его, чтобы играть человеческими кошмарами? – спрашивает Саймон
– Я бы охарактеризовал это не так.
– А как? – спрашивает Реми.
– Он использует его, чтобы вызывать у людей кошмары, – отвечает Моцарт, пожав плечами. – Разве это сложно?
– Я не использовал его, чтобы вызывать кошмары ни у кого, – огрызается Джуд. – Подумайте сами и вспомните. Когда в последний раз – до прошедшей ночи – вам действительно снились кошмары?