– Да, почему бы… – Он осекается, когда до него добирается первый криклер. И, быстро поднявшись по его ноге, вонзает свои остроконечные зубы в его бицепс.
– Какого хрена! – рычит он, стряхнув с себя эту тварь и отбросив ее от себя в то самое время, когда стая ее родни окружает все еще нежно воркующую Моцарт. И, облепив ее, кусают ее во все места, до которых могут добраться.
– Ой! – вскрикивает она, вскочив на ноги и пытаясь сбросить их с себя. Но они уже вцепились в нее зубами – и совсем не спешат отпускать свою добычу.
Джуд пытается стащить их с нее, но они в ответ кусают его самого. Несколько раз.
Он поражен, и, если честно, судя по выражению его лица, еще больше оскорблен их предательством.
– Сними их с меня! – вопит Моцарт, вертясь на месте и маша руками вверх и вниз, будто она пытается взлететь.
Целая группа ярко-розовых криклеров заметила Эмбер и устремляется к ней.
– Черт, черт, черт! – восклицает она и, когда на нее прыгает первый криклер, превращается в феникса и взлетает. Но криклеры не готовы отпустить ее и двое из них подпрыгивают в воздух и вцепляются в ее птичьи лапы.
Она истошно вопит и пытается взлететь еще выше в попытке заставить их отпустить ее. Но неистовый ветер бросает ее обратно на землю, прямо возле другой кучи криклеров.
Она снова превращается в человека, пока все мы бросаемся к ней, чтобы помочь. Но это заставляет криклеров обратить внимание и на нас, и те из них, которые бросились было к ней, меняют курс и несутся на нас, остальных, причем их огромные лапы стремительно сокращают расстояние между ними и нами.
– О боже, – стонет Саймон. – Они обнаружили меня.
На его ступне примостился черный криклер, на его спину взобралось несколько бело-рыжих, а на шее оказалась ловкая серебристая особь, причем в опасной близости от его яремной вены.
На этот раз в бой, чтобы помочь ему, бросается Иззи. Она сдергивает криклера с шеи Саймона и отшвыривает его так далеко, как только позволяет ее вампирская сила – а это действительно далеко. Но это также последнее, что она успевает сделать прежде, чем криклеры облепляют ее, но в отличие от Саймона, когда это происходит, она не остается неподвижной.
Вместо этого она испускает пронзительный вопль, что совершенно на нее не похоже, и использует свое сверхъестественное проворство, чтобы сдергивать с себя этих тварей и бросать их на волю ветра, что разъяряет их еще больше. Все больше и больше криклеров кусают и царапают ее, пока даже ее вампирская быстрота не оказывается недостаточной, чтобы избавиться от них.
Реми пытается прийти ей на помощь, кинувшись к ней и сдернув нескольких маленьких чудовищ, забравшихся в волосы Иззи. Но они сопротивляются и набрасываются на него самого.
Моцарт сражается с ними своими средствами – она выпускает струю пламени, чтобы не подпустить их к себе.
Это драконий огонь, поэтому дождь гасит его, по меньшей мере, минуту. При этом, словно по волшебству, криклеры на какое-то время теряют интерес к нам и уставляются на огонь, а затем прыгают прямо в него, один за другим, – и через несколько секунд выходят из него, сделавшись, по меньшей мере, в пять раз крупнее, чем когда они вошли в него.
– Что за черт, Клементина? – рычит Луис. – Ты не говорила, что эти твари могут меняться в размерах, как гребаный Покемон.
– Извини, но я же никогда их не поджигала! – кричу я ему.
В эту секунду один из увеличившихся в размерах криклеров – синий и величиной с дога – поворачивается ко мне, и с его громадных клыков стекает отвратительная смесь из крови и слюны.
А ну его в жопу. Мы в таком меньшинстве, что нам остается только одно.
– Бегите! – кричу я.
И мы пускаемся бежать в сторону старого танцзала. Но хотя это представлялось мне невозможным, ветер и дождь усилились еще больше, так что каждый новый шаг дается нам с таким трудом, будто мы пробираемся по зыбучему песку.
Один из самых огромных криклеров – увеличившийся до размера большой пиренейской собаки – прыгает прямо на меня. Я уворачиваюсь влево, но ветер слишком силен, так что я двигаюсь слишком медленно, и эта тварь бросается на меня и пытается вцепиться в мою яремную вену.
Джуд, бегущий рядом со мной, хватает его и отрывает от меня за мгновение до того, как он успевает вонзить зубы – каждый размером с большой ломтик пиццы – в мою шею.
Джуд ухитряется отбиться от него – и с силой впечатать эту тварь в ближайшее дерево.
Но что-то в этой атаке – возможно, нахождение в такой непосредственной близости от сгустка кошмаров – активируют его татуировки, и они начинают светиться в тусклой серой штормовой мгле.
Как только они начинаются шевелиться, криклер, вцепившийся в его спину, отваливается, издав визг. Когда он падает на землю, все его тело трясется, как будто его только что ударило электрическим током.
Похоже, Джуд так же удивлен, как и я сама, но теперь, когда чудовище выведено из строя, я вижу через прорехи в его худи, как татуировки беспокойно извиваются на его спине, поднимаются по его шее и мечутся вверх-вниз по его рукам. Впечатление такое, будто они пытаются вырваться на волю, пытаются помочь ему отбить атаку.
Джуд обуздывает их, быстро сжав зубы и дотронувшись до открытого участка своей кожи, после чего свечение тут же гаснет.
Но едва оно гаснет, криклеры набрасываются на него опять, их десятки, и все они атакуют одновременно.
– Уходите! – кричит он нам, когда они начинают валить его на землю.
Он замолкает, когда криклеров становится так много, что они облепляют его сплошь.
Я с ужасом смотрю, как Джуд падает на землю.
Его татуировки начинают шевелиться и светиться опять, но теперь на нем висит уже столько криклеров, что внешний их слой не может ни видеть, ни чувствовать действия этих татуировок, а криклеры во внутреннем слое вопят от страха, пытаясь выбраться и сбежать. Они совершенно обезумели.
Саймон, Моцарт, Реми и я бежим к нему – вернее, стараемся бежать, поскольку все мы тащим на себе наших собственных криклеров.
– Ты не можешь обворожить их или сделать что-нибудь еще в этом роде? – спрашивает Саймона Моцарт, пока мы объединяем наши усилия, пытаясь оторвать пару этих гнусных тварей от Джуда.
– Я уже пытался, – отвечает он ей и, похоже, он психует не меньше, чем я сама. – Но они не наделены ни чувствами, ни сознанием, это просто кошмары в органической форме.
– Так что же нам делать? – Кажется, еще немного, и Моцарт заплачет.
Но как бы мы ни силились оторвать их от Джуда, все наши усилия тщетны. Я пытаюсь придумать какой-то другой способ, который я еще не использовала, но прежде чем мне что-то приходит в голову, Иззи пыряет ножом одного из криклеров, пытающихся укусить ее за ногу.
Как только клинок входит в монстра, тот шипит – и сразу же превращается в один из темных клочковатых кошмаров, наподобие тех, которые Джуд носит на своем теле.
Теперь, когда выяснилось, что она может убивать криклеров, коля их ножом, она оказалась в своей стихии. Держа в каждой руке по ножу, она начинает кромсать их, и через считаные секунды в воздухе уже кружится дюжина темных лент, которые когда-то были кошмарами.
Я в изумлении смотрю, как ветер уносит их.
– Дай мне нож! – кричу я Иззи, но она слишком упивается, пыряя следующий слой криклеров, вцепившихся в Джуда, чтобы слушать.
Тогда Реми, взяв дело в свои собственные руки, пытается достать нож, спрятанный на спине Иззи под ее футболкой, – и она едва не отхватывает одну из его кистей.
– Какого хрена? – спрашивает она его, повернувшись, чтобы посмотреть на него. И каким-то образом умудрятся одновременно убить двух криклеров, покрытых белыми крапинками, – одного за другим, глядя при этом в противоположную сторону.
– Нам нужны ножи! – настойчиво говорит он ей.
– Ну почему тебе вечно надо лишать меня удовольствия? – спрашивает она, надувшись. Затем достает из-под штанины огромный нож и протягивает его ему.
Как-нибудь на днях я заставлю ее рассказать мне, где она их берет. Потому что человек просто не может иметь при себе столько ножей. Никак. А тот нож, который она дала Реми, так огромен.
Реми поворачивается и тоже начинает кромсать криклеров, размахивая ножом, как косой.
– А как насчет нас, остальных? – свирепо кричит Моцарт.
Иззи закатывает глаза и достает самый крошечный кинжальчик, который я когда-либо видела. И, бросив его Моцарт, говорит:
– Флаг тебе в руки и барабан на шею.
– Ты это серьезно? – Видно, что Моцарт очень задета.
– Ага, так что в следующий раз думай до того, как пулять огнем.
Я наклоняюсь и пытаюсь оторвать от Джуда одного из криклеров – похоже, я недостойна иметь клинок – и криклер вонзает пару зубов в мою руку. Но хорошо то, что я уже могу видеть часть ноги Джуда, так что, похоже, скоро мы освободим его совсем.
Должно быть, Иззи считает так же, потому что она входит в раж, кромсая криклеров направо и налево – и заодно прихватив предплечье Моцарт.
– Ох! – взвизгивает Моцарт, уронив кинжал. – Ты сама представляешь такую же угрозу, как и криклеры.
– Я тебя умоляю, – фыркает Иззи. – Я еще только разминаюсь.
– Этого-то я и боялась. – Моцарт явно не впечатлена.
Поскольку теперь у нее идет кровь и она больше не может работать кинжалом, я подбираю его. Я никогда никого не пыряла ножом, и, если бы меня спросили об этом десять минут назад, я бы ответила, что была бы счастлива прожить оставшуюся часть своей жизни, ни разу никого не пырнув.
Решив не давать себе слишком много времени на раздумья, я вонзаю свой клинок в ближайшего криклера. И едва не отшатываюсь – не потому, что это противно, а потому что это вовсе не так.
Это очень странное чувство. Оказывается, это чудовище совсем не такое плотное, как я ожидала. Оно кажется почти… полым. После того как нож входит в него, клинок не встречает никакого сопротивления, и когда он вонзается до рукоятки, с этим криклером происходит то же самое, что и с остальными. Он превращается в черный завиток и улетает, уносимый ветром.