– Я люблю тебя, – говорит он, и на этот раз ему не нужна игра, чтобы произнести эти слова.
– Я знаю, – отвечаю я. И встаю на цыпочки, чтобы припасть губами к его губам.
Глава 84Я полностью погрузилась в это дело
Как только наши губы соприкасаются, все замирает.
Мое сердце.
Наш мир.
Даже само время.
Все останавливается, пока не остается только Джуд, только я, пока не остается ничего, кроме нас и этого мгновения, которое ждало своего часа целую жизнь – целую вечность.
Потребность друг в друге.
Дружба, соединившая нас.
Душевная мука.
Отпущение грехов.
Успокоение.
Страх.
Любовь.
Все это смешалось воедино.
В скольжении его рук по моей коже.
В нежной ласке его пальцев на моей щеке, на моем плече, на моем затылке.
В том, как его рот прижимается к моему рту.
Каждый момент из нашего прошлого и каждый момент того, что произойдет с нами потом, каким-то образом сливаются воедино, и я могу видеть их все.
Нежные и сексуальные.
Веселые и ужасные.
Легкие и сложные, сложнее, чем я когда-либо могла себе представить.
Они все здесь, тысячи точек света, разбросанные передо мной так близко, что я могу почти дотронуться до них. И Джуд присутствует в каждой из них.
Впервые в жизни я понимаю, почему древние греки видели человеческую жизнь в виде нити, которую прядут и в конце концов обрезают. Потому что именно это я вижу в это мгновение, когда Джуд и я видны со всех сторон. Тысячи разноцветных нитей соединяют нас с этим миром, с нашими друзьями, друг с другом. Тысячи разноцветных нитей, сплетенных вместе, чтобы…
– О боже! – Я отстраняюсь, когда меня вдруг осеняет.
– Клементина? – Джуд выглядит испуганным, когда отпускает меня. – В чем дело? Что не так? Я что, сделал тебе больно…
– Все в порядке, все так! Я знаю, что надо делать!
Я не теряю времени на объяснения, а вместо этого хватаю его за руку и тяну за собой по лестнице туда, где остались наши друзья.
Одни из них просто лежат, другие дремлют. Но вокруг них я вижу мужчин и женщин из прошлого, одетых в деловые костюмы и красивые платья, а также других людей, облаченных в одежды, подобных которым я никогда не видела. Это явно люди из будущего. Только теперь они не разделены ни временем, ни пространством. Они держатся вместе, общаются, болтают, танцуют, смеются и кружатся по залу. Прошлое и будущее, сотканные вместе в едином прекрасном гобелене жизни.
Одна пара – мужчина из будущего и женщина из прошлого немного увлекаются и врезаются в стол, которого в настоящем здесь нет. Эмбер, которая лежит и спит на этом месте, вопит как резаная и вскакивает на ноги.
– Вы это слышали? – спрашивает она.
– Слышали что? – Моцарт начинает крутить головой.
– Это! Как люди смеются! Разве вы… – И тут до меня доходит, что она может чувствовать их. Не просто как едва ощутимое прикосновение к ее руке или как холодок, пробегающий по ее спине. В эту минуту она способна по-настоящему слышать и ощущать людей из прошлого и будущего, которые толпятся вокруг нее.
– Об этом не стоит беспокоиться, – успокаивающе говорит ей Реми, и я понимаю, что он тоже может видеть их. Что он всегда мог их видеть.
– О чудовищах… – начинает она.
– Я имею в виду не чудовищ, – отвечает Реми, глядя на меня с заговорщической улыбкой, – а будущее.
– И прошлое, – добавляю я.
– Какого черта? – восклицает она.
– В настоящее время здесь проходит вечеринка, и она становится немного буйной.
Эмбер кривится.
– Нам надо поскорее придумать, как привести в порядок этот чертов гобелен, потому что вся эта хрень здорово выбивает меня из колеи.
– Надо решать проблемы по мере их поступления, – говорит ей Луис. – И, на мой взгляд, сейчас более важной проблемой являются эти чудовища.
– Это потому, что ты не можешь слышать, как несколько человек обсуждают их любимую песню.
– Собственно говоря, я тоже это слышу, – отвечает он. – Просто я не обращаю на это внимание, как и на ужасную джазовую музыку в стиле свинг, и это длится уже час.
– Никакая это не музыка в стиле свинг, – замечает Иззи, повернувшись на бок. – Это рок-н-ролл пятидесятых годов.
Луис сердито смотрит на нее:
– Не знаю, какого рода рок-н-ролл ты слушаешь, подруга, но Элвиса тут определенно нет.
Мне их спор кажется особенно занятным, потому что сама я слышу пение «Битлз». И то сказать, какая еще музыка может звучать, когда ты целуешься с Джудом?
– Это и есть то, что произошло на балконе? – спрашивает Джуд, и видно, что он поражен. – Ты что, могла слышать все это?
– Нет, то есть да, но это звучало здесь всегда. Я смогла увидеть кое-что еще, и это навело меня на мысль о том, как мы можем привести гобелен в порядок, чтобы перенести в него чудовищ.
– В самом деле? – удивляется Реми. – И как же?
Внезапно на лицах всех отражается интерес, а не страх, пока они ожидают моего ответа.
– Мы должны расплести этот гобелен.
– Извини, что? – недоумевает Саймон. – Ты хочешь разобрать на нитки единственную вещь, которая способна остановить чудовищ?
– Да, хочу. Потому что это единственный способ привести этот гобелен в норму.
И сразу же всеобщего воодушевления как не бывало.
– Это довольно серьезный ход, – говорит Моцарт. – Если ты неправа, мы окажемся в полной жопе.
– Стоит заметить, что мы и так в полной жопе, – замечает Иззи. – На тот случай, если ты еще этого не заметила…
И она права. Так оно и есть. Окна непрерывно дребезжат от ветра, и каждые пару секунд в небе вспыхивает молния. Что означает одно – еще какое-то время, и здания начнут разрушаться. И чего мне не хочется еще больше, чем оказаться во власти стихий, так это очутиться в их власти вместе с кучей чудовищ из кошмаров.
– Если мы расплетем этот гобелен и не сможем сплести его обратно, я никогда не смогу снова направить в него ни один кошмар, – говорит Джуд. – Мне будет негде хранить их, и я не буду иметь никакого способа отправить их обратно в верхние слои атмосферы.
– Ты и теперь не можешь направить их в этот гобелен, поскольку он вышел из строя. – Я кладу ладонь на его предплечье и вижу, как кошмары на его теле начинают извиваться от этого прикосновения. – Но ведь этот гобелен создан из кошмаров, не так ли?
– Да, конечно.
– А ты же можешь контролировать кошмары, верно?
– Да…
– Тогда ты можешь распустить этот гобелен.
Он приходит в ужас.
– И что это даст?
– Если каждая нить представляет собой отдельный кошмар, то, если их распустить, ты сможешь все их разъединить и сплести вместе заново именно так, как ты захочешь.
Я вижу, в какое мгновение мой план начинает доходить до него, потому что он инстинктивно сдает назад.
– Я не могу этого сделать. Я никак не смогу контролировать столько кошмаров одновременно. Что, если я упущу один из них?
– А если нет? – парирую я.
– Ты это серьезно? – задает вопрос он. – После всего что произошло?
– На этот раз ты будешь не один, Джуд. – Я подхожу к нему и обвиваю рукой его талию. – Мы все будем рядом с тобой, чтобы гарантировать, что ни один из этих кошмаров никуда не ускользнет.
– Ну и как, по-твоему, мы сможем это сделать? – спрашивает Луис.
Я пожимаю плечами.
– За последние два дня мы разобрались с чудовищем, напоминающим кальмара, с разъяренной змееподобной тварью и с кучей криклеров – и все они были созданы из великого множества кошмаров. Так неужели мы не справимся еще с несколькими кошмарами?
Джуд все еще колеблется, но Саймон явно готов принять мою точку зрения.
– Знаешь, Джуд, она в чем-то права.
– Ты хоть представляешь, из скольких нитей состоит гобелен? – восклицает Эмбер. – Их тысячи. Так как же он сможет сохранить их? Да, он, конечно, крупный парень, но я уверена, что все они не поместятся на его теле.
– Дельное замечание, – соглашаюсь я. – Но должен же быть еще какой-то способ хранения.
– А как ты хранишь их сейчас? – спрашивает Луис.
– В стеклянных банках, – нехотя отвечает ему Джуд.
– В банках? – повторяю я, и многие вещи становятся для меня яснее.
– Да, в банках, – подтверждает он, и в его голосе звучит еще большая опаска.
– В банках для консервирования? – уточняет Моцарт. – Ты же не…
– Да, – наконец признает Джуд и вздыхает. – Я храню их в банках для консервирования.
– Значит, вот что ты делал в том погребе вчера. Помещал кошмары в стеклянные банки. – Я качаю головой. – Как это не пришло мне в голову…
– Стоит заметить, что, глядя на банку для варенья, большинство людей не думают: – О, это мой худший кошмар, – с сухой иронией замечает Луис.
– Значит, нам надо попасть в этот погреб, – говорю я. – Ты можешь распускать гобелен так медленно, как тебе захочется, и помещать кошмары в банки, находящиеся там. Затем, когда ты будешь готов сплести их обратно в гобелен, то сможешь доставать их из этих банок точно так же, как ты их туда поместил. И все у тебя будет под контролем.
Мое предложение не вызывает у Джуда немедленного энтузиазма, но я вижу, что он обдумывает его.
Между тем Эмбер спрашивает:
– А что будет, если ты ошибаешься?
Мне не хочется об этом думать, потому что, если я ошибаюсь, нам крышка. Но мы и сейчас уже в жопе, как заметила Иззи. К тому же я не знаю, в том ли дело, что я могу видеть одновременно прошлое и будущее, но у меня очень, очень сильное ощущение, что я не ошибаюсь.
– Тогда мы придумаем другой план, – отвечаю я ей через секунду. – Но, если сейчас ни у кого нет плана получше, думаю, нам надо действовать так, как предлагаю я. У кого-нибудь из вас есть другие идеи?
Я оглядываюсь по сторонам, но никто ничего не предлагает. Поэтому я поворачиваюсь к Джуду и говорю:
– Я понимаю, что это жесть, но я обещаю, что, что бы ни случилось, ты будешь разбираться с этим не один. Я буду рядом, и все остальные тоже. Клянусь, мы со всем разберемся.