Она пулей отскакивает влево.
– Какого черта? Почему ты ничего мне об этом не сказала?
Я беру у Джуда несколько ярко-бирюзовых кошмаров и передаю их Реми, который добавляет их к гобелену. И впервые мне становится понятно, почему криклеры окрашены в столько разных цветов. Потому что каждый кошмар имеет свой собственный оттенок, отличный от других.
Мне хочется спросить Джуда, что собой представляют кошмары самых веселых цветов. Мне кажется, что они наиболее безобидны – что-то вроде того, что ты выходишь из дома без штанов или тебя кусает бурундук. Но я боюсь, что он скажет мне прямо противоположное, а я не хочу, чтобы он разрушил мои радужные надежды.
И я беру желтый кошмар и отправляю его Реми, который сплетает его с розовым, уже вплетенным в гобелен, и одновременно отвечаю на вопрос Моцарт:
– Потому что здесь было полно народу, и тебе в любом случае некуда было податься. К тому же недавно этот вампир пропал, и я решила, что теперь тебе ничего не грозит.
– А когда это произошло? – спрашивает Реми.
Я беру у Джуда еще несколько кошмаров и оборачиваю их вокруг моей талии, поскольку на моих руках уже почти не осталось места.
– Не знаю. А что?
Реми не отвечает, а просто неотрывно смотрит на меня. И меня осеняет.
– Ты думаешь, что наше с Джудом сопряжение… – Это все еще так для меня ново, что, произнося это слово, я немного запинаюсь. – Ты думаешь, дело в этом?
Он опять не отвечает, а только берет у меня несколько черно-зеленых кошмаров и вплетает их в гобелен.
– Не знаю, Реми. Это здорово отдает самомнением, тебе не кажется? Считать, что наши отношения могут так влиять на время и пространство? – вопрошаю я, меж тем как Джуд протягивает мне кошмар красивого алого цвета. – То есть для нас это, конечно, важно. Но для остального мира? Не думаю…
– Думаю, это зависит от того, какие магические способности у вас есть, разве не так, – перебивает меня он, махнув рукой в сторону сплетаемого им гобелена. И сразу же его цвета меняют свое расположение и начинают выглядеть приятнее для глаз.
– Ну, Джуд – Принц Кошмаров, так что, надо полагать, то, что он умеет делать, и впрямь важно. Но я всего лишь простая мантикора.
– А ты знаешь какую-то другую мантикору, которая способна видеть призраков? – Реми спокойно смотрит на меня, пока я передаю ему еще несколько кошмаров. – Или которая может видеть прошлое и будущее, как это можешь делать ты? Или которая…
– К чему ты клонишь? – спрашиваю я. Потому что я измотана, и меня обвивает целая куча кошмаров. Так что, хотя мне очень хочется узнать мнение Реми, я также хочу, чтобы все это наконец закончилось.
– Он пытается сказать, что ты не просто мантикора, – говорит Джуд, успокаивающе положив руку мне на плечо, прежде чем опять продолжить распускать гобелен. – С тобой происходит что-то еще.
– Чепуха, это не имеет смысла.
Реми вскидывает одну бровь, и в его травянисто-зеленых глазах вспыхивает лукавый блеск.
– Напомни мне, Клементина, кто твой отец?
– Что, черт возьми, ты ей сказал? – Кошмар, который Джуд вытягивает из гобелена, вдруг проносится по погребу, заставляя всех уворачиваться и пригибаться. И это тогда, когда нам наконец удалось уговорить Луиса вылезти из-под стола.
Реми смеется, примирительно вскинув руку и тем самым как бы говоря, что он никого не хотел обидеть.
– Я просто хочу сказать, что твоя ДНК происходит из двух различных источников. Наполовину ты мантикора, а наполовину…
Глава 88Появление из гобелена
Я возвращаю кошмар, улетевший от Джуда, и одновременно чувствую, как у меня падает сердце. Потому что я не знаю даже имени своего отца, не говоря уже о том, к какому виду сверхъестественных существ он принадлежит. Я часто спрашивала о нем, когда была моложе, но никто в нашей семье не хотел мне ничего говорить.
Каролина обещала мне, что когда-нибудь мы выясним, кто он, что она найдет способ получить ответы, которые мне нужны. Но затем ее отправили в тюрьму, а Джуд разбил мне сердце, и долгое время я слишком горевала, чтобы беспокоиться о чем-либо, кроме как прожить очередной день.
– Ты действительно считаешь, что я разорвала время? – спрашиваю я, в шоке от того, к чему это может привести, и передаю ему что-то около дюжины кошмаров – включая тот, который Джуд упустил после того, как Реми спросил меня о моем отце.
– Нет, ты ничего не разрывала, – отвечает он, без видимых усилий вплетая их в гобелен. – Но ты определенно вызвала несколько смещений во времени – ты и Джуд.
– Ты говоришь о путешествиях во времени? – спрашивает Моцарт, округлив глаза, и я осознаю, что все в погребе так же заворожены этим разговором, как и я сама.
И то сказать, все это и впрямь звучит совершенно невероятно.
– Нет. – Он на секунду останавливается, обдумывая ее вопрос, и кошмары повисают, еще не до конца вплетенные в гобелен. – То есть на этот счет могут быть разные мнения. Но сам я думаю, что дело не в этом.
– А в чем? Что именно на этот счет думаешь ты? – спрашиваю я, пока Джуд передает мне еще несколько кошмаров.
Реми устремляет на меня еще один загадочный взгляд, и что-то внутри меня вдруг перемыкает, будто наступил какой-то предел.
– Послушай, я сыта по горло этой твоей хренью на тему «если-ты-хочешь-стать-джедаем-то-должна-додуматься-до-этого сама». У меня такое чувство, будто мой мозг вот-вот взорвется. Я не спала. Не ела. Вот уже пару дней я вижу все сразу в трех версиях, меня атакуют какие-то мерцающие сущности, и за последние сорок восемь часов две из моих лучших подруг погибли. Я вся в синяках, на мне полно укусов, и я только что оказалась сопряжена с Принцем Кошмаров, пока помогала ему распускать гобелен, чтобы спасти весь этот чертов остров от самых мерзких чудовищ на свете. Так что, если бы ты мог выразиться прямо и четко, это был бы просто класс.
– Кто-кто тебя атакует? – громким сценическим шепотом спрашивает Луис.
– Она сказала «мерцающие сущности», – таким же шепотом отвечает Моцарт. – Но я не знаю, что это такое.
– Призраки из будущего! – огрызаюсь на них я, но тут Джуд перестает распускать гобелен и притягивает меня к своей груди.
И, хотя мне хочется сказать, что я могу справиться с этим сама – и, вероятно, так оно и есть, – все равно так приятно на несколько секунд прижаться к его большому твердому телу и просто передохнуть. Хотя он все еще мокрый от дождя, от него все равно пахнет медом, кожей и кардамоном, и я позволяю себе вдыхать его запах, одновременно слушая мерное биение его сердце под моим ухом.
За последние полчаса столько всего произошло, что я почти утратила способность мыслить ясно. После потрясений от того, что я узнала о своем рождении и своих матерях, и после того, что Реми сказал о вызванных мною и Джудом смещениях во времени, после моего сопряжения с Джудом, меня удивляет, что я вообще все еще помню свое имя.
Джуд это понимает, потому что он шепчет:
– Мы уже почти закончили, – шепчет тихо, почти неслышно.
Я киваю, припав к его груди.
– Я знаю.
И делаю еще один глубокий вдох, чтобы втянуть внутрь себя его успокаивающий запах прежде, чем опять повернуться к Реми.
– Извини, – нехотя бормочу я.
– И ты тоже меня извини. – Он улыбается той своей улыбкой, от которой у тебя без всякой причины становится легче на душе. – Просто мне кажется, что ты можешь ответить на некоторые из этих вопросов лучше, чем я сам, – просто ты еще этого не знаешь.
– Я в этом совсем не уверена, – ворчу я.
– Зато я уверен. – Он наклоняет голову. – Однако, при всем том, мерцающие сущности – это не призраки их будущего. Это смещения во времени.
– Ладно. Значит, меня атакуют смещения во времени. – Я раздраженно вскидываю ладони. – Что это вообще значит?
Реми возвращается к плетению гобелена.
– Это значит, что все время существует одновременно, и мы просто находимся на разных временных линиях. Так что что-то в тебе и Джуде…
– Я голосую за тот факт, что они отказывались навести порядок в своих головах три гребаных года, – вступает в разговор Иззи, сидя на ступеньке старой шаткой лестницы.
Глядя на нее, Реми закатывает глаза, затем берет у меня еще несколько кошмаров.
– Иногда на некоторые вещи просто требуется время, Изадора.
– Выходит, пока они выясняют отношения, Эмбер должна терпеть, чтобы в нее бросали йо-йо? – удивляется Саймон, подняв брови.
Эмбер сердито смотрит на него.
– Справедливости ради, я не считаю, что оно было специально брошено в меня.
Саймон и Моцарт переглядываются, как бы говоря друг другу: «Ага, как же».
– О, оно однозначно было брошено специально в тебя, – прикалывается Моцарт, пока Джуд передает мне еще одну порцию кошмаров.
Он уже почти закончил распускать свой гобелен, а Реми уже почти закончил плести новый. На нем явно имеется изображение – он уже сейчас выглядит в тысячу раз лучше, чем тот, который вышел из строя, – но по какой-то непонятной причине я не могу разглядеть, что это за изображение. Впечатление почти такое, будто кто-то намеренно заблокировал его.
– Как бы то ни было… – Реми поворачивается к ним троим и закатывает глаза, – Джуд имеет дело с кошмарами, а всем известно, что сновидения существуют вне времени. Ты видишь одновременно прошлое, настоящее и будущее. Соедините эти две вещи, и вы получаете, что йо-йо, которому сотня лет, бьет кого-то из вас по ногам.
От его слов меня пронизывает шок, и я вдруг очень радуюсь тому, что Джуд только что обнимал меня, потому что все еще могу ощущать его тепло несмотря на то, что по моей спине пробегает холодок.
– Но их сопряжение произошло только двадцать минут назад, – удивляется Луис. – Каким же образом это, черт возьми, могло так расхреначить все остальное?
– Наше сопряжение ничего не нарушило. – Джуд произносит это решительно и твердо. – Оно исправило то, что было нарушено.
Он прав. Оно и впрямь исправило то, что было нарушено. Включая нас двоих.