Джуд кивает и говорит:
– Хорошо. Давай попробуем.
Я смотрю в зал и вижу, что Саймон сидит рядом с Эмбер. Я рада видеть, что кто-то заботится о ней. Но все остальные выходят вперед, чтобы присоединиться к нам. Когда все они оказываются рядом, я спрашиваю Джуда:
– Ты готов?
Судя по выражению его лица, он не готов, не готов вообще. Но затем он смотрит на меня с этой своей чуть заметной улыбкой, и понимаю, что с ним все будет в порядке.
Он начинает с кальмарообразного чудовища, немного ослабив путы из кошмаров, обвитые вокруг него, но продолжая держать их наготове. Но когда он пытается распустить чудовище, как он это сделал с гобеленом, из этого ничего не выходит.
Он пытается второй раз, третий, но все так же тщетно.
– Мы могли бы попробовать пырять их ножами, – предлагает Иззи и пожимает плечами. – С криклерами это сработало.
– Думаю, у меня есть идея получше, – говорит Джуд. – Но, возможно, вы захотите встать за моей спиной.
Никого из нас не надо просить дважды, только не после того, что мы пережили за последние сорок восемь часов.
Мы также принимаем меры, чтобы защитить Саймона и Эмбер, и, когда мы оказываемся в безопасности за спиной Джуда, он закрывает глаза. Делает глубокий вдох. И резко вытягивает руки вперед.
И тут же каждый кошмар в зале распускается – включая те, что обернуты вокруг чудовищ. Как только они оказываются свободны, они в ярости бросаются бежать прямо на нас, и их глаза полны жажды крови.
– Это и был твой гениальный план? – скептически спрашивает Луис. – Потому что должен признаться, что в прежнем виде они нравились мне больше.
Джуд не обращает на него внимания и продолжает притягивать все кошмары к себе, стиснув кулаки. Но чудовища приближаются, продолжая мчаться к нам, как будто от этого зависит само их существование – впрочем, так оно и есть.
– Нам надо бежать, – предлагает Моцарт. – Разве не так?
– Этих кошмаров недостаточно, – говорит нам Джуд, и впервые на его лице появляется такое выражение, будто ему немного не по себе. – Мне их нужно больше.
– Других кошмаров здесь нет, – возражает Луис. – И, если мы так и будем ждать, эти чудовища превратят нас в мясное спагетти.
– Возьми мои, – предлагаю ему я.
Джуд ошеломленно смотрит на меня.
– Что…
– Возьми мои кошмары, – повторяю я, уточнив.
Реми вторит мне:
– И все наши.
Джуд секунду пристально смотрит на нас, словно оценивая серьезность наших намерений.
– Чего ты ждешь? – уточняет Луис. – Нам они точно ни к чему.
Джуд кивает и, простерев обе руки, опять закрывает глаза несмотря на то, что чудовища подбираются к нам все ближе и ближе.
– Скорее! Поторопись! – восклицает Моцарт.
Джуд кивает и начинает вытягивать из нас кошмары. Он вытягивает их, вытягивает, вытягивает, и я изумленно смотрю, как кошмары вытекают из нас и присоединяются к светящемуся шару из кошмаров, который он с помощью своей магической силы вращает перед собой.
Даже после всего того, что произошло в погребе, я все равно не могу не удивляться тому, как эти кошмары красивы. Я полагала, что они должны быть окрашены в темные мрачные тона, нагоняющие страх, но это не так. Очень многие из них яркие и блестят, и теперь я понимаю, о чем говорил Джуд.
Это кошмары в их самом чистом виде, и в них нет ничего страшного. Совсем. Нет, нам надо бояться не самих кошмаров, а чудовищ, которые мы создаем из них.
После того как Джуд собрал все кошмары, имеющиеся в этом зале, он щелкает пальцами, и огромный крутящийся шар, висевший перед ним, летит прямо в чудовищ – и как раз вовремя, поскольку они уже готовы наброситься на нас.
Чудовища истошно вопят, когда кошмары попадают в них и глубоко вонзаются в их тела.
А затем мы ждем, затаив дыхание, ждем того, что произойдет. Но поначалу не происходит ничего. Чудовища просто стоят, шатаясь, и впечатление почти такое, будто у них шок.
– В чем дело, – шепчет Иззи, и я вижу, что она держит в руках свои ножи, глядя то на одно чудовище, то на другое.
– Не знаю, – шепчу я в ответ.
Следует оглушительное молчание, и – первое чудовище взрывается. А затем взрываются они все. Одно за другим, и тысячи и тысячи кошмаров, из которых они были созданы, сыплются на нас сверху, как конфетти.
Глава 93Do Not Go Gentle Into That Good Nightmare[31]– не уходи безропотно во тьму
Никаких рек крови, никаких гор мяса. Просто такое множество кошмаров, заполняющих воздух, что сквозь них ничего не видно.
По крайней мере до тех пор, пока Джуд не начинает собирать их и одного за другим отправлять в гобелен.
Я с чем-то вроде благоговейного восхищения наблюдаю, как он медленно методично очищает зал, собирая кошмары по одному. И, несмотря на все, что мы пережили, не могу не думать о том, как мне повезло быть сопряженной с таким сильным прекрасным парнем, обладающим такой магической силой.
Каким-то образом мы, вопреки всему, выдержали эту бурю. Мы научились противостоять чудовищам. Более того, мы научились противостоять им вместе. И хотя мы при этом получили раны, которые никогда не заживут, мы обрели друг друга. А я о таком и не мечтала.
Наконец Джуд отправляет в гобелен последний кошмар, и мы секунду наблюдаем за ним, ожидая, что из него появится еще один Анри. Но, похоже, это было единичное явление.
Слава богу. Потому что мне кажется, я едва могу выносить и одного этого типа. На протяжении всей этой схватки он прятался на балконе и только теперь спускается, чтобы присоединиться к нам. Поистине, ничто не может сравниться с оракулом, боящимся жить в настоящем.
Он трус.
Я снова поворачиваюсь к Джуду, чтобы посмотреть, в порядке ли он, но он уже пересек зал и стоит на коленях рядом с Эмбер и Саймоном.
Не знаю почему, но как только я вижу его, у меня холодеет кровь, и я бросаюсь бежать к ним. На бегу я лихорадочно ищу внутри себя окно Эмбер и, найдя его, пытаюсь открыть цветные створки. Но их краски блекнут еще до того, как я успеваю протянуть к ним руку – сначала зеленая, потом лиловая, пока не остается только красное стекло прошлого.
И я понимаю.
Даже до того, как я добегаю до них, я все знаю.
Знаю до того, как Саймон испускает душераздирающий крик.
Эмбер умерла.
Я быстро пробегаю последние несколько ярдов и падаю на колени рядом с Джудом.
– Что произошло? – выдыхаю я.
– Я думал, она справится, – шепчет Саймон. – Я правда так думал. То есть она была ранена – я знал, что она ранена, но она продолжала бороться, продолжала пытаться загореться, продолжала пытаться взлететь… – его голос срывается, и его прекрасные, как у всех сирен, глаза наполняются слезами. – А когда все почти закончилось, когда от нее остались только тлеющие угольки, она сказала… – Когда он замолкает на этот раз, у него вырывается всхлип. Я хочу обнять его, но внезапно рядом оказывается Моцарт. Она кладет одну руку на его спину, а другую на спину Джуда, и они трое обнимают друг друга.
И, хотя Джуд моя пара, хотя я люблю его сквозь время и пространство, сквозь сны и кошмары, несмотря ни на то, что этот мир – или грядущий – может нам преподнести, я также понимаю, что сейчас он должен быть со своими друзьями, с теми, кто был его семьей на протяжении последних трех лет.
Я немного отстраняюсь, начинаю вставать с колен, чтобы они могли остаться одни. Но Джуд быстро протягивает руку и хватается за мою, как будто это спасательный круг.
– Останься, – шепчет он.
И я остаюсь.
ЭпилогМоя дорогая Клементина
Джуд
Особенность ночных кошмаров состоит в том, что иногда они заканчиваются.
Иногда на небе занимается рассвет.
Иногда над океаном встает солнце.
И иногда, если тебе везет, девушка, которую ты любишь находит тебя прежде, чем ты полностью теряешь самого себя.
Стена, которая держала нас взаперти в школе, теперь превратилась в руины, и я сажусь на груду разбитых кирпичей и жду, когда все еще сонная Клементина доберется до меня, пробираясь по пляжу, усыпанному обломками.
Ночь – это мои владения, и я провел ее так как проводил множество ночей до этого – собирал ее кошмары, пока она спала. Но мне все равно чертовски приятно наблюдать, как она идет по песку, и знать, что она пришла сюда за мной. Что она всегда будет приходить за мной и что теперь у меня есть право – и привилегия – всегда приходить за ней.
Подойдя, она улыбается мне, и эта улыбка освещает все ее лицо. Заставляет ее голубые глаза сверкать, а лицо сиять, и я никогда, никогда не буду принимать это как должное. Путь ко всему этому был слишком тяжелым – и я никогда не перестану быть благодарным за ее упорство, за ее доброту, за ее любовь.
Когда ее покрытая следами укусов рука ложится в мою руку, это как прекрасный сон. И таким же прекрасным сном кажется мне то, что она садится рядом со мной и прижимается к моему боку. За все мою гребаную испоганенную жизнь у меня никогда не было ничего лучшего, чем этот момент, и я впитываю его – впитываю ее.
– Как ты? – спрашивает она. Ее голос тих, но ее тело, прижатое к моему, кажется крепким. Полным магической силы. Настоящим.
Гибель Эмбер – это открытая рана среди моря шрамов, но, когда я обнимаю мою пару, эта душевная мука кажется чуть менее острой, а горе – чуть более терпимым.
– Со мной все хорошо, просто замечательно, – отвечаю я, потому что это правда, и я не хочу никогда лгать Клементине.
– Да, – говорит она с печальным вдохом. – Со мной тоже.
Я прижимаю ее к себе еще теснее, пытаясь вернуть ей часть той силы, часть того чувства защищенности, которые она дарит мне.
Я не знаю, срабатывает ли это, но чувствую, как она делает долгий медленный выдох и ее тело немного расслабляется.
– Я не хочу видеть сегодня мою мать, – шепчет она. – Я не готова.
– Мы это переживем, – говорю я ей, потому что мне тоже совсем не хочется видеть ее мать. После всей той боли, которую она причинила Клементине, после того, что она сделала с Каролиной, после того, как она обманом заставляла меня давать ей материал для создания чудовищ, чтобы продавать их в качестве оружия на черном рынке, я был бы рад никогда больше ее не видеть.